След тигра

— Нервы, — негромко, предостерегающе напомнил Глеб.

— Что — нервы?! — яростно обернулась к нему Горобец. — Что? Молчи! Нервы… — Она горько рассмеялась. — Ты ведь женат, правда? Ну, и как бы ты отреагировал, если бы тебе рассказали о твоей жене что-то подобное? Глеб пожал плечами, для него это был не аргумент.

— Не поверил бы, — сказал он спокойно. — Возможно, убил бы рассказчика на месте. Словом, действовал бы по обстоятельствам. Но вот чего я бы ни за что не стал делать, так это кричать.

Некоторое время Горобец молча смотрела ему в глаза. Зрачки у нее непонятно и жутко расширялись и сужались, а лицо было такое, как будто ей только что дали пощечину и она до сих пор не решила, как реагировать — заплакать или выстрелить обидчику в лоб. Эти пульсирующие зрачки обладали непреодолимой притягивающей силой, но Глеб краем сознания ощутил что-то постороннее, какую-то странную помеху; словом, ему опять показалось, что за ним наблюдают пристально и недружелюбно. Он повернул голову в ту сторону, откуда исходило это ощущение, и встретился взглядом с Возчиковым.

Олег Иванович вздрогнул, как будто его застали за неприличным подглядыванием, трусливо отвел глаза и нервным жестом сдернул с переносицы только что водруженные туда очки.

— Простите, — робко обратился он к Глебу, опять принимаясь мусолить многострадальные стекла, — я не имею чести быть знакомым… Вы новый сотрудник Фонда?

— Он сотрудник ФСБ, — по-прежнему неотрывно глядя на Глеба, напряженным голосом сказала Горобец. — Человек в железной маске, наш ангел-хранитель…

— ФСБ? — отчего-то всполошился Возчиков. — Как так — ФСБ? Почему?

— А почему бы, собственно, и нет? — снова опередив Глеба, ответила Евгения Игоревна. Она перестала наконец сверлить Сиверова глазами и снова сосредоточилась на Возчикове. — Что вас так удивляет, милейший Олег Иванович? Вы что же, полагали, что исчезновение целой экспедиции останется незамеченным? Или вы, как тот маленький мальчик, о котором так поэтично говорили вначале, рассчитывали, что все эти ваши браконьеры и сумасшедшие, питающиеся лежалыми трупами, пропадут сами собой, как только мы высадимся на пристани леспромхоза? Добудет вам известно, что, если бы не этот человек, присутствие которого повергает вас в такой шок, мы бы с вами сейчас не разговаривали. Вы бы так и бродили по лесу, пугаясь собственной тени, до самой своей смерти… Не надо так пугаться, он здесь вовсе не для того, чтобы выяснять, сколько именно и чьего конкретно мяса вы сожрали долгими зимними вечерами.

Возчиков в продолжение этой тирады так усердно тер полой рубашки свои очки, словно надеялся добыть из них огонь. Плечи у него ходили ходуном, сбившиеся в колтуны волосы вокруг лысины тряслись, неприятно напоминая клочья свалявшейся овечьей шерсти. Он сейчас походил не на доктора биологических наук, а на сильно разволновавшегося психа, готового вот-вот, сию минуту, впасть в буйство.

В буйство он, однако, не впал — надо полагать, был для этого чересчур робок. Вместо этого Олег Иванович трясущейся рукой нацепил очки на нос и излишне экспансивным жестом прижал растопыренную ладонь к покрывавшим его грудь грязным лохмотьям.

— Бога ради! — трагическим полушепотом вскричал он. — Я же совсем не это имел в виду! Просто это так неожиданно… Поверьте, я искренне рад! Пожалуй, ФСБ — это как раз то, чего здесь уже очень давно недостает. Простите, — обратился он к Глебу, — простите, бога ради, если я вас как-то нечаянно задел. Клянусь, если с точки зрения закона я в чем-то виноват, то буду только рад понести любое наказание. Лишь бы выбраться из этого ада…

— Прапорщик Молчанов считает, что закон порой бывает недостаточно суров, — сказала Горобец, опять не дав Глебу раскрыть рта.

Глеб удивленно почесал бровь. Евгения Игоревна вела себя как-то странно, создавалось впечатление, что она стремится дать Возчикову максимум информации о затесавшемся в состав ее группы сотруднике ФСБ, не допуская в то же время непосредственного общения между ними. Вся эта информация, похоже, сводилась к одной короткой фразе: держись от него подальше, он опасен. Это было странно; правда, речь шла о ее муже, и вполне могло оказаться, что стремление Евгении Игоревны солировать в этой беседе продиктовано желанием поскорее заткнуть рот излишне словоохотливому Олегу Ивановичу, пока он не наговорил об Андрее Горобце еще каких-нибудь пакостей. А может, и не о Горобце, а о Фонде…

«Должно быть, так, — подумал Глеб. — В конце концов, вся эта каннибальская история с Горобцом в главной роли может заинтересовать ФСБ лишь постольку, поскольку явилась следствием незаконной деятельности руководства Фонда. Не может быть, чтобы Андрей Горобец действовал только по собственной инициативе, на свой страх и риск. Организация экспедиции, оружие, боеприпасы, транспорт, наемники… Нет, это была спланированная, целенаправленная акция Фонда, и если Возчиков не врет, то людей для этой акции отбирали специально и очень тщательно. Непонятно только, как он сам затесался в эту карательную экспедицию…»

— Я здесь не для того, чтобы судить, — сказал Сиверов, на долю секунды опередив Горобец, которая снова собиралась что-то сказать, — и уж тем более не для того, чтобы выносить и приводить в исполнение приговоры. Я, если хотите, обыкновенный охранник, бодигард — словом, тот самый парень, который в случае чего обязан закрыть вас собой… Мне только одно непонятно, Олег Иванович. Из всего, что вы тут рассказали, следует, что в экспедицию отправились специально отобранные, подготовленные люди с соответствующим складом ума, привычками и убеждениями. Я уж не говорю о навыках ведения партизанской войны… Вот я и не пойму: вы-то каким образом сюда попали? Вас-то как угораздило записаться в каратели?

Горобец нахмурилась — очевидно, ей не понравилось слово «каратели». Возчиков сокрушенно развел руками; в правой опять были очки, которые он ухитрился снять так, что Глеб этого даже не заметил. Его манипуляции с очками напоминали какой-то сложный фокус: только что были, и вот их нет, и обнаруживаются они в руке, которая секунду назад спокойно лежала на коленях…