Дороги еврейских скитаний

Известно мне и другое расхожее возражение: среди евреев, мол, много фабричных рабочих. Но во-первых, большинство из них — это специально обученные мастера; во-вторых, они постоянно питают свой жадный мозг, вознаграждая его за рутинный механический труд интеллектуальными упражнениями, любительским творчеством, политической работой, запойным чтением, сотрудничеством в газетах; в-третьих, именно в России наблюдается, быть может, не столь явный в численном отношении, но постоянный и неуклонный отток еврейских рабочих с заводов и фабрик. Они становятся ремесленниками — обретают пусть не предпринимательскую, но все же свободу.

Маленький еврейский «сват» — способен ли он окрестьяниться? Он не только не производит материальных благ, но и занят в каком-то смысле безнравственным делом. Всю жизнь он перебивался с хлеба на воду, больше «попрошайничал», чем трудился. Но представьте, какую сложную, замысловатую (хоть и не самую благовидную) работу должен был проделать его мозг для того, чтобы найти кому-то «хорошую партию», чтобы заставить скупого богатого соплеменника раскошелиться! И что этот мозг будет делать в убийственной тишине?

Еврейская «производительность», возможно, не особенно бьет в глаза. Но если двадцать поколений бесплодных мечтателей коптили небо только затем, чтобы дать миру одного-единственного Спинозу; если десять поколений раввинов и торговцев понадобилось, чтобы произвести на свет одного Мендельсона; если тридцать поколений нищих свадебных музыкантов пиликают на скрипочках только с той целью, чтобы явился один прославленный виртуоз, то лично я такую «непроизводительность» принимаю. Мир мог бы остаться без Маркса и без Лассаля, если бы их предков задумали окрестьянить.

И когда в Советской России синагоги отдают сегодня под рабочие клубы, а школы Талмуд-Тора[35] запрещают на том основании, что это школы религиозные, то нужно бы отдавать себе отчет в том, каким смыслом обладает для евреев Восточной Европы слово «наука», слова «религия» и «национальность». Дело в том, что наука у евреев — синоним религии, а религия — синоним национальности. Их духовенство — это ученые, в их молитве находит свое выражение национальный дух. Поэтому общность, которая будет пользоваться в России правами и свободами «национального меньшинства», получит землю и работу — это совсем другая еврейская нация. Это народ со старыми мозгами и новыми руками, со старой кровью и относительно новым письменным языком; со старыми ценностями и новым укладом; со старыми талантами и новой национальной культурой. Сионисты хотели совместить традицию с компромиссом в духе нового времени. Национальные евреи России не оглядываются в прошлое; они желают быть не наследниками, а лишь потомками древних иудеев.

Столь внезапно дарованная свобода, конечно, не может не вызывать пусть негромких, но сильных проявлений антисемитизма. Когда безработный русский видит, что еврея, для вовлечения в процесс «индустриализации», нанимают на фабрику, когда «раскулаченный» крестьянин слышит о создании еврейских колоний, в обоих шевелится старый, отвратительный, искусственно выращенный инстинкт. Но если у нас на Западе он стал особой «наукой», а кровожадность является политическим «убеждением», то в новой России антисемитизма стыдятся. Коллективное чувство стыда уничтожит антисемитизм.

Решить еврейский вопрос в России — значит наполовину решить его во всем мире. (Еврейских эмигрантов из России почти уже нет; скорее в России появились еврейские иммигранты.) Религиозность широких масс стремительно убывает, мощные религиозные преграды падают, а национальные, более слабые, не могут с ними соперничать. Если так будет продолжаться и дальше, то когда-нибудь уйдет в прошлое и сионизм, и антисемитизм — а может быть, и само еврейство. Кого-то это обрадует, кого-то опечалит. Но всякий с почтительным вниманием будет следить за тем, как один народ освобождается от позора страдания, а другой — от позора палачества; как побиваемый избавляется от своей муки, а побивающий — от проклятия, которое хуже муки. В этом великое достижение русской революции.

Послесловие

Считаю своим непреложным долгом довести до сведения уважаемого читателя тот факт, что положение евреев в Советской России в том виде, в каком я пытался описать его в последней главе, наверняка изменилось. Цифрами и датами я не располагаю. Все приведенные выше данные я привез в свое время из ознакомительной поездки по России. Тенденциозные и потому ненадежные сведения, которые, думаю, можно было бы получить из Москвы, нельзя использовать, если хочешь свидетельствовать честно и добросовестно. Но я уверен, что принципиально отношение новой России к евреям не изменилось. И самое главное для меня — этот принцип, а не отдельные цифры.

В заключение я позволю себе напомнить читателю о самом страшном событии прошлого года: о разразившейся в Испании гражданской войне — и одновременно вернуть его к тем страницам, где я упомянул о роковом проклятии, провозглашенном раввинами после изгнания евреев с испанской земли. Возможно, кому-то из вас знакомо предание, по которому срок действия херема (проклятия) должен был закончиться в наши дни. Разумеется, я не беру на себя смелость устанавливать четкую взаимосвязь между метафизикой и кошмарной реальностью. Но все же мне кажется, что я вправе напомнить об этих двух поразительных фактах.

Не хотелось бы, чтобы мои слова были поняты так, что вот мол, истек срок проклятия — и сразу же начинается величайшая катастрофа, которую когда-либо знала Испания. Я хочу лишь указать на это — более чем странное — совпадение и вспомнить изречение отцов, гласящее: «Суд Господень ведает небо и землю беспрестанно, во всякий час».

Иной раз проходят столетия — но приговор неизбежен.

Предисловие к новому изданию[36]

Когда много лет назад я писал эту книгу, которую решил сегодня в слегка измененном виде вновь предложить читателям, проблема западного еврейства еще не имела особой остроты. Главной моей целью было тогда пробудить в людях Запада, евреях и неевреях, сочувствие к горькой судьбе евреев восточноевропейских — особенно в стране безграничных возможностей, именуемой, впрочем, не Америка, а Германия. Там тоже, как и везде, бытовал антисемитизм, пусть и в скрытой форме. Стараясь — по вполне понятным причинам — не замечать его или не придавать ему значения, немецкие евреи впали в трагическое ослепление, которое многим, если не большинству из них словно бы заменяет потерянную или выхолощенную веру отцов (лично я связываю это ослепление с суеверным поклонением прогрессу): не видя грозных примет антисемитизма, они продолжали ощущать себя рядовыми немцами; в лучшем случае, по самым большим праздникам, немцами из евреев. Некоторые из них, увы, не могли устоять против соблазна возложить вину за юдофобские выходки на еврейских иммигрантов из Восточной Европы. Давайте признаем факт, на который обычно смотрят сквозь пальцы: антисемитских инстинктов не лишены и сами евреи. Не всякому приятно при виде какого-нибудь чужака, вчерашнего жителя Лодзи, вспомнить своего деда, рожденного в Познани или Катовице. Такова подлая, но объяснимая логика мелкого обывателя, который только решился было подняться по высокой и крутой лестнице на открытую всем сторонам света террасу, где восседает крупная буржуазия. Завидев кузена из Лодзи, трудно не потерять равновесие и не сорваться вниз.

Желая добраться до этой террасы, где аристократы, промышленники из христиан и еврейские финансисты любили иной раз сделать вид, будто все они здесь равны, так напирая на это равенство, что всякое чуткое ухо мгновенно ловило, что разговор на самом деле все время идет о неравенстве, немецкий еврей спешил бросить единоверцу подачку: только б не помешали его восхождению! Протянуть чужаку подачку — гостеприимство постыдного рода; но все же это гостеприимство. Однако были в Германии и такие евреи — сегодня один из их представителей отбывает свой срок в концлагере, — которые не просто вообразили, что если бы не еврейские иммигранты с востока Европы, то все катилось бы как по маслу (на худой конец — как по немецкому маргарину), но и натравливали на беспомощного пришельца плебейских прихвостней, как на бродягу натравливают собак. И только потом, когда прихвостни оказались у власти, когда «господскую квартиру» захватил дворник, а все собаки сорвались со своих цепей, немецкий еврей увидел, что сам он еще более бесприютен и беззащитен, чем был несколько лет назад его сородич из Лодзи. Немецкий еврей зазнался. Он позабыл Бога своих отцов и поклонился идолам: патриотизму и вере в цивилизацию. Но Бог не оставил его. И отправил его в скитания — испытание, подходящее для евреев… и не только для них. Пусть все помнят, что нет в этом мире ничего постоянного, включая родину; и что наша жизнь коротка — короче жизни слонов, крокодилов и воронов. Попугаи и те проживут дольше нашего.

35

Талмуд-Тора — учебное заведение для мальчиков, содержащееся на деньги общины.

36

Предисловие написано в 1937 г. для переиздания книги, которое планировалось в амстердамском издательстве «Allert de Lange».