Страница 72 из 74
Обсудив это печальное происшествие, Потапчук и Сиверов пришли к единому мнению: без Станового тут не обошлось. Выдвинутые полковником МЧС против Нефедова и Вострецова обвинения, возможно, были справедливыми, но связь между заместителем начальника финансового управления и водителем из ведомственного гаража казалась чересчур уж длинной, притянутой за уши. В этой цепочке явно недоставало промежуточного звена, и Максим Юрьевич Становой как никто другой годился на эту роль. Однако теперь, когда крайние звенья цепи перестали существовать, Становой оказался в полной безопасности. Даже будучи допрошенным в качестве подозреваемого по уголовному делу, которое никто не собирался заводить, он мог все валить на мертвых, а мертвые, как известно, молчат…
Словом, если перестрелка у реки и была кому-то выгодна, так это Становому, это было столь же очевидно, сколь и недоказуемо.
— Вывернулся, стервец, — сказал по этому поводу генерал Потапчук. — До чего же скользкая сволочь! Вроде виден весь, как на ладони, а попробуй-ка его взять! А с другой стороны, — добавил он, подумав, — по тем двоим я плакать не стану, а без них наш Максим Юрьевич не сможет продолжать свои экзерсисы. Он явно решил свернуть бизнес, а это, в конечном итоге, и есть именно то, чего мы добивались.
Глеб тогда промолчал, хотя ему казалось, что добивались они с генералом чего-то совсем другого. Он не стал напоминать Федору Филипповичу об Арчиле Гургенидзе, и произносить слова о неотвратимости возмездия. Все это генерал знал и сам, и стар он был не настолько, чтобы нуждаться в напоминаниях. Молчание Глеба говорило само за себя, и Федор Филиппович, подумав еще немного, ворчливо произнес, глядя в окно: «В общем, как знаешь. Только, прошу тебя, не горячись».
Глеб и не собирался горячиться. Он просто не верил, что Становой, убрав своих сообщников, остановится и уйдет в тень. Не такой это человек, чтобы остановиться на полпути; начав рубить концы, он должен был довести дело до логического завершения — «до щелчка», как говаривал один знакомый Слепого. Как явствовало из личного дела Максима Юрьевича, он во всем стремился достигнуть совершенства. К тому же, он не мог быть уверен в своей безопасности, пока где-то в тени за его спиной бродил «вольный стрелок», каким Федор Филиппович изобразил Глеба. Этот полумифический персонаж со снайперской винтовкой наверняка не давал Максиму Юрьевичу покоя. Становой мог только догадываться, кто пустил по его следам наемного убийцу. Визит заики Нефедова к настоящему Корнееву, похоже, преследовал двойную цель: с одной стороны, он засветил Нефедова, подтвердив тем самым показания Станового, а с другой, Становой, очевидно, все-таки хотел проверить рязанского инженера. Что ж, проверка подтвердила его подозрения: встреченный им в горах человек выдавал себя за другого и делал это, конечно, неспроста. Значит, пока Глеб жив, Становой оставался под шахом, и в его распоряжении имелся один-единственный способ вычислить Слепого и заставить его замолчать.
Становому достаточно было затаиться, лечь на дно, и он оказался бы в полной безопасности. Не имея стопроцентной убежденности в его виновности, Глеб был бы вынужден отступить. Но ему казалось, что он понял противника: преувеличенное мнение о собственной персоне должно было толкнуть Станового на необдуманные действия.
Короче говоря, Глеб третьи сутки жил в машине, поджидая Станового.
И он дождался. За десять минут до окончания рабочего дня на улице появилась неброская бежевая «пятерка» с забрызганными грязью номерами. Именно эти номера привлекли внимание Глеба. По правде говоря, он ждал, что Становой прибудет на более солидном автомобиле — скорее всего, на одном из украшенных эмблемами и мигалками «лендроверов» МЧС. Скучающий взгляд Сиверова равнодушно скользнул по грязным «жигулям», на мгновение задержавшись на забрызганных до полной нечитаемости номерах, и Глеб подумал, что сидящий за рулем человек либо большой неряха, либо имеет веские причины сохранять инкогнито. В это время «пятерка» замигала указателем правого поворота и ловко зарулила на свободное парковочное место, находившееся через две машины от «пежо» Ирины.
Глеб слегка насторожился, но стекла «пятерки» были так же темны и непрозрачны, как стекла его «Волги». За исключением этой детали, «пятерка» казалась безликой, начисто лишенной индивидуальных особенностей — обыкновенная отечественная тележка не первой молодости, всего лишь одна из бесконечного множества точно таких же ржавых самоходных жестянок. Именно этим она и привлекала к себе внимание; тому, кто, подобно Слепому, ждал неприятностей, такая начисто обезличенная машина бросалась в глаза, как накладная борода.
Поэтому Глеб внимательно проследил за тем, как парковалась бежевая «пятерка». Когда ее двигатель заглох, а из салона так никто и не вышел, он отметил про себя это обстоятельство: на месте Станового он сам поступил бы точно так же.
Сквозь затемненное боковое стекло «Волги» мир казался серо-коричневым, почти однотонным. Дождя в данный момент не было, но снаружи на окне все еще висели мелкие капли. Глеб вынул из пачки сигарету, провел ею под носом, втянув ноздрями дурманящий запах сухого табака, сунул сигарету в зубы и принялся нервно жевать фильтр. Мимоходом ему подумалось, что это проявление слабости, но он тут же мысленно махнул рукой: глаза у него слипались, и для того, чтобы сохранить бодрость тела и ясность ума, годились любые средства.
Дверь проектного бюро открылась, из нее выпорхнула молодая девица легкомысленной наружности и заторопилась в сторону метро. Глеб посмотрел на часы, засунул в пепельницу сигарету с изжеванным фильтром и сел ровнее: рабочий день закончился, и ему в ближайшее время предстояло так или иначе покинуть свой пост, следуя за Ириной, куда бы та ни направлялась. Он включил свою аппаратуру и услышал, как Ирина прощается с сотрудниками. Входная дверь продолжала открываться и закрываться, выпуская незнакомых ему людей, наконец, на крыльце появилась Ирина. Она остановилась и стала искать в сумочке ключи, косясь на низкое хмурое небо. Глеб заметил, что при ней нет зонтика, и усмехнулся: ну, конечно, опять забыла…
В это время передняя дверь бежевой «пятерки» открылась, и на мостовую выбрался водитель. На нем была потертая кожаная куртка, линялые джинсы, лицо скрывал низко надвинутый козырек бейсбольной шапочки, но Глеб сразу узнал Станового по росту и прямому развороту плеч. Максим Юрьевич в последний раз незаметно огляделся по сторонам и шагнул навстречу Ирине в тот самый момент, когда она, держа наготове ключ, спустилась с крыльца, направляясь к машине.
Глеб увеличил громкость приемного устройства и взялся за головку ключа зажигания. Сон с него как рукой сняло: события развивались по нарастающей, все должно было решиться на протяжении ближайших часов.
Он включил зажигание. Стрелки на приборной панели дрогнули и поползли вверх. Топливный бак был заполнен бензином более чем на три четверти, и это вселяло в Глеба осторожный оптимизм: он не думал, что Становой повезет Ирину в какие-то очень уж отдаленные места.
— Здравствуйте, — раздался из динамика искаженный уличным шумом голос Станового. — Вы меня помните? Я Становой, Максим Юрьевич, мы с вами познакомились в горах.
— Здравствуйте. — В голосе Ирины сквозило легкое удивление. — Да, я вас отлично помню. Трудно забыть человека, с которым познакомился при таких необычных обстоятельствах.
— Ну, в этом вы, положим, не совсем правы. — Становой рассмеялся, и Глеб про себя удивился его самообладанию. — Подавляющее большинство тех, с кем мне приходится знакомиться при подобных, как вы выразились, обстоятельствах, уже через час неспособны вспомнить мое лицо. Да что там лицо! Люди часто вообще не помнят, что с ними было. Шок, испуг, нервная система на пределе… Мозг защищается, стирает страшные воспоминания, и это нормально. Так что ваша реакция совершенно нетипична. У вас удивительно крепкие нервы, особенно для женщины.
— А женщины вообще крепче мужчин во всем, что не касается поднятия тяжестей, — заявила Ирина. Глеб не видел ее лица, но по голосу чувствовалось, что она улыбается.