Цирк Винда

Господин фон Вулниш требовал, чтобы все без исключения Потеры работали на его полях и в замке, потому что лачуга, где они жили, принадлежала ему, а так как Чарли Винд вынужден был поначалу поселиться у Потеров, он пошел к помещику и предложил ему свою рабочую силу.

Помещик был крохотным человеком, вместе с моей бабушкой они бы составили прекрасную пару лилипутов для ярмарочного балагана. Он приказал набить свое кресло подушками, чтобы возвышаться над столом. Его тихий голос вибрировал, как стрелка часов.

— Кто вы по профессии?

— Allround-man, — ответил Чарли.

— Как это понимать?

— Человек, который все умеет. В цирке.

— Цирк? Здесь не цирк. Ну, а что умеет делать зять Потеров на самом деле?

— Освобождаться от цепей, ходить по проволоке, работать партерным акробатом, учить лошадей считать, — объяснил Чарли, но его цель — подняться по наклонному канату на Эйфелеву башню в городе Париже, во Франции.

Господин фон Вулниш улыбнулся. Он подумал, как забавно было бы протянуть проволоку через парк имения к церковному шпилю и пустить этого парня на церковную крышу во время проповеди его закадычного друга пастора Сареца.

Господин фон Вулниш поглядел на Чарли молочно-голубыми глазами и жестом выразил сожаление. У него нет работы для зятя Петера Потера. Учить его лошадей считать? А к чему? Чтобы они подсчитывали свой рацион и ходили по полю четвероногим упреком? Аудиенция закончилась. Помещик кивнул, а Чарли поклонился, как кланялся, исполнив свой номер.

Никто не знал, что происходило тогда в душе Чарли Винда. Всем нам доводится встречать людей, на которых словно бы возложена обязанность (и никто, и сами они не знают кем) воспринимать так называемые жизненные факты иначе, чем их ближние; порой это приносит им страдание, но, когда они принуждают себя быть такими, как от них требуют, дни их исполнены недовольства собой, а ночи лишены покоя; и от этих усилий они становятся еще более странными.

Чарли Винд захотел стать нормальным человеком, бюргером, обывателем и кто его знает кем еще, а так как у него была сильная воля и он дорожил способностью быть allround-man, его усилия увенчались успехом на долгое время.

Половина нашей деревни принадлежала помещику, а половина — шахтовладельцу, и рабочие в нашей округе делились на подземных и наземных.

Чарли Винд присоединился к подземным, был принят в их товарищество и стал зваться Карле Винд.

Работа в шахте, где добывали бурый уголь, пришлась Чарли по вкусу: будучи циркачом, он тоже постоянно имел дело с опасностью. Ему ничего не стоило рубить уголь обушком, лежа на спине, ибо он привык зарабатывать свой хлеб, тяжко трудясь в самых разнообразных положениях своего тела.

Спустя месяц Карле ничем не отличался от других шахтеров, таскал рюкзак, а в поля своей старой шляпы воткнул четырехдюймовый гвоздь, на который подвешивал в забое карбидную лампу.

Чарли и под землей оставался верен законам своего циркового ремесла: был бережлив, не пил и не курил и каждую неделю отдавал свой заработок Мине Потер.

Из каждой получки Мина откладывала бумажку на обзаведение, была счастлива, все больше хорошела и соблазняла Карле зачать второго ребенка. Это произошло, и теперь им полагалось пожениться.

На свадьбу Карле всего охотней созвал бы всех своих подземных коллег.

— Они же пропьют все мои сбережения, — плакала Мина.

Карле шахтеров не позвал, но тут же выяснилось, что будущий жених не крещен и потому долговязый пастор Сарец не может благословить его на вступление в брак.

Мина настаивала, чтобы он крестился, и Карле снова согласился с ней, а деревенские парни дразнили теперь Мину, что ее жених еще не дорос до конфирмации.

Петер Потер попросил у помещика повозку и повез Карле Винда креститься. Восприемниками были братья Потеры. Через час закончились все формальности в бюро регистрации браков, и Петер Потер повез молодоженов в церковь. Свидетелями были братья Потеры. Столько странностей зараз в нашем приходе еще не случалось.

Свадебное торжество подошло к полуночи, настало время Карле Винду чокнуться со всеми присутствующими и выпить с ними так называемый почетный шнапс — белый хлебный шнапс, — таков был обычай в Зандорфе и округе. Хлебный шнапс оказал соответствующее действие на трезвенника Карле Винда, и, когда молодых провожали на брачное ложе, Карле поставил взятый напрокат цилиндр на пол, сделал стойку на руках, нырнул головой в цилиндр и снова очутился на ногах.

И чего только не бывает на свете!

Гости, особенно мужская их часть, захлопали в ладоши. Им хотелось увидеть еще какой-нибудь трюк и выманить из сюртука прежнего Чарли Винда, но Мина Потер потянула мужа за собой, ей не терпелось с первой брачной ночью.

У Виндов родилась вторая дочь, и они перебрались в шахтерскую хибару. Батрацкие и шахтерские домишки ничем не отличались друг от друга. Шахтерские стояли на краю шахтного поля, а батрацкие — на краю помещичьего. Батракам часть заработка выплачивалась дровами, а шахтерам — бурым углем, а вся разница была тут в возрасте дерева — тысячелетия.

Прошли два года, прошли три года, Карле Винд приходил с работы черный от угля, отмывался в деревянной лохани, и Мина терла ему спину жесткой щеткой.

Когда кто-нибудь из шахтеров праздновал день рождения, Карле, чтоб не обижать товарища, шел со всеми в трактир. Но пил он только малиновый лимонад или ячменное пиво. Тот, кто приглашал Карле сыграть на бильярде, раскаивался в этом очень скоро. Бывший партерный акробат, жонглер и «человек-змея» так поворачивался и изгибался, что трудных шаров для него не существовало, и он выигрывал почти все партии.

После рождения второй дочери Мина Потер опять стала работать на кухне в замке. Когда Карле Винд возвращался с утренней смены, обе дочки уже ждали своего дорогого папочку. Маленькая Карла делала стойку на руках, пробегала по столу до самого края, перекувыркивалась и упруго опускалась на пол.

Папа Карле вытягивал руку, складывал ладонь лодочкой, и малютка Верена, упершись головой в его ладонь, поднимала вверх свое тельце.

— Сумасшедший, ты покалечишь детей, — кричала Мина, застав Карле врасплох за дрессировкой дочерей.

Девочки успокаивали свою глупую маму, да Мина и пугалась-то не очень всерьез, она видела, что девочки, стоя на голове, чувствуют себя хорошо, и, в общем, была довольна: ее дочери умеют больше, чем деревенские девчонки, которые и сопли-то утирать еще не научились.

Мина совсем растаяла, когда однажды вечером старшая дочка огорошила ее песенкой, которой Карлу научил отец.

Карле Винд тихо вел второй голос, и Мине оставалось только дивиться и дивиться. Ну что за прелесть этот мышонок Карла!

Мина Потер гордилась своим умным ребенком и использовала любую возможность, чтобы угостить кого-нибудь «Барышней из Парижа».

Ребята притащили Карлу с собой в школу, и учительская кафедра превратилась в сцену. Учителю тоже показалось очень милым, что барышня из Парижа закрывает глаза.

Как-то вечером Карла пришла к матери в замок, и тут на кухне появилась затянутая в корсет милостивая госпожа и, склонив пышную грудь, поглядела на первенца своей судомойки Мины и благосклонно потрепала Карлу по щеке: «Ай-ай-ай, какая большая девочка выросла». Мине захотелось показать госпоже, что дочка у нее не только большая, но и умная, и она потребовала, чтобы Карла спела «Барышню из Парижа».

Карле надоело без конца петь «Барышню», она уже научилась у папы другим песням. Она запела: