Последний самурай

Он заметил подозрительный влажный блеск в глазах шофера и подумал, что, как ни хорош был Сабуро, с ним действительно придется расстаться. Старик сделался чересчур чувствительным. Что поделаешь, годы берут свое. О собственном возрасте господин Набуки не думал. В отличие от Сабуро, в своих действиях он руководствовался не слепой преданностью хозяину, а четким планом и холодной решимостью идти до конца во что бы то ни стало. Человек, который морозной ночью бредет один по безлюдной пустыне, не должен останавливаться только потому, что ему наскучила дорога. Остановиться значит умереть, это господин Набуки усвоил твердо.

— Можешь вытереть глаза, — сухо приказал он. — Я понимаю, что во всем виноват ветер с моря, но, если сюда кто-нибудь придет, он может подумать, что ты плачешь, и решит, что я тебя обидел. Мне не хотелось бы обижать тебя, Сабуро, но ты должен понять: мы не в том положении, когда можно позволить себе роскошь выбирать союзников. Наши враги чересчур могущественны, они способны раздавить нас, даже не заметив. Скажи мне: жесток ли человек, невзначай раздавивший муравья? И жестоко ли насекомое, успевшее за мгновение до смерти вонзить в раздавившую его ногу ядовитое жало? Мы просто люди, Сабуро, нам не дано судить, что хорошо, а что дурно. Мы лишь отвечаем ударом на удар, вот и все.

Сабуро вынул из кармана форменного френча белоснежный носовой платок и послушно промокнул глаза. Он ничего не ответил господину Набуки, поскольку не имел собственного мнения по этому поводу, — вернее, имел, но оно, как обычно, полностью совпадало с мнением хозяина. Сабуро был потомственным слугой, его предки служили семье Минамото в течение двух с половиной веков, и единственное, чего он боялся в этой жизни, что господин Набуки перестанет нуждаться в его услугах.

Господин Набуки поднялся со скамьи, зябко поежился и, бросив последний взгляд на север, повернулся спиной к морю и неторопливо зашагал к дому, крыша которого виднелась в полусотне метров отсюда над темной зеленью живой изгороди. Сабуро поднял с каменного сиденья папку с досье на господина Набуки и, зажав ее под мышкой, последовал за хозяином. Мелкий гравий дорожки поскрипывал под подошвами плетеных дзори господина Набуки, ветер развевал полы его хаори и широкие штанины хакама, и Сабуро вдруг с испугом отметил, каким маленьким и сухим сделался его хозяин в последние десять лет. Он никогда не был высок и не отличался атлетическим телосложением, но только теперь пожилой слуга увидел, что господин Набуки — настоящий старик. Традиционная одежда болталась на нем как на вешалке, и казалось, что ветер вот-вот оторвет его от земли и утащит неведомо куда, как невиданного воздушного змея, сделанного из тонких бамбуковых палочек и рисовой бумаги. Тоскливое предчувствие беды на минуту овладело душой Сабуро, но он быстро взял себя в руки. Да, господин Набуки был уже не молод, но говорить о немощи было слишком рано. Минамото-но Хорикава уже не мог, как в молодости, бегать, прыгать и драться любым оружием с любым противником, но разум его не утратил остроты, и сейчас, на склоне лет, хозяин был могуч, как древний бог. Стоило лишь вспомнить кое-какие из его недавних свершений, чтобы в этом убедиться…

Господин Набуки поднялся на веранду и остановился перед седзи. Сабуро подошел и стал рядом, по-прежнему прижимая папку с досье. Воздух был наполнен запахами моря и глухим перезвоном бамбуковых колокольчиков, которые отгоняли злых духов. Отсюда, с веранды, открывался прекрасный вид на поместье господина Набуки. Это поместье стоило хозяину огромных денег. Господин Набуки заплатил за него втрое против его нормальной стоимости по той простой причине, что когда-то на этом самом месте стоял загородный дом полковника Минамото, отца господина Набуки. Это был очень неосторожный поступок, но до сих пор никому даже в голову не приходило копаться в прошлом главы «Набуки корпорейшн», — никому, кроме этого адвокатишки Сигэцу, который уже никому ничего не расскажет. Но Сигэцу, увы, додумался до этого не сам, а это означало, что на горле господина Набуки начала затягиваться петля. Сабуро посмотрел на хозяина и по непривычно угрюмому выражению его лица догадался, что господин Набуки думает о том же.

— Никто ничего не докажет, — неожиданно для себя самого вслух сказал Сабуро. — Особенно русские. Их никто не станет слушать.

— Я не думаю, что кто-то пойдет на хлопоты, связанные с поиском доказательств, — негромко ответил господин Набуки. — Зачем? Не думаешь же ты, в самом деле, что русские потащат меня в Гаагский трибунал? Американцы потащили бы, но американцы слишком заняты бомбежками Афганистана, им некогда шевелить мозгами — они играют мускулами… Есть другой способ сведения счетов. Им давно пользуются евреи, чтобы наказывать нацистских преступников и террористов. Им пользуемся мы с тобой, Сабуро. Им пользуются все, только не все в этом признаются. И мне кажется, что настала наша очередь испытать этот способ на себе. Усиль мою охрану и приведи в повышенную готовность службу безопасности. Я чувствую, что скоро у нас появятся гости.

Глава 6

На Бережковской набережной Мещеряков отпустил машину, сказав водителю, что хочет прогуляться пешком. Погода стояла вполне располагающая к подобного рода предприятиям, но на самом деле никакого желания гулять не было. Голова у полковника раскалывалась, глаза горели от недосыпания, а во всем теле было неприятное ощущение, как будто его аккуратно выпотрошили и набили ватой. Провожая взглядом свою служебную «Волгу», Мещеряков недовольно подумал, что возраст все-таки начинает брать свое: в былые времена он мог не спать по трое суток кряду без каких бы то ни было последствий. А теперь — поди ж ты! — недоспал несколько часов, и придется целый день ходить вареным. Кофе, что ли, выпить?

При мысли о том, чтобы влить в себя еще хотя бы каплет кофе, полковника перекосило так, что шедшая ему навстречу дама средних лет с пуделем на поводке бросила на него испуганный взгляд и осторожно обогнула его по другой дороге. Мещеряков невесело усмехнулся, вынул из кармана свежую пачку сигарет и закурил. Сделав две или три затяжки, он поморщился и выбросил сигарету через парапет набережной. У него возникло странное желание подойти к перилам и посмотреть, как она, качаясь в мутных волнах, уплывает в сторону Лужников, но он сдержался: не хватало еще тратить время на подобные забавы!

Мещеряков расстегнул пиджак, ослабил галстук и, засунув руки в карманы брюк, не спеша двинулся по набережной в сторону Киевского вокзала, время от времени голосуя проносившимся мимо автомобилям. Он давно не ловил такси и был удивлен, обнаружив, что поймать машину на Бережковской набережной дело не простое. Ему почему-то казалось, что эта проблема в столице давно решилась сама собой, и разительное несоответствие с грубой действительностью мало-помалу привело его в состояние глухого раздражения, ставшее, увы, в последнее время весьма привычным.

Собственно, причин для раздражения у полковника Мещерякова было сколько угодно, особенно в данный момент, когда он был вынужден заниматься делом, которое, по сути, выходило за пределы его компетенции и отдавало дешевым политическим детективом. К политическим детективам Мещерякову было не привыкать, но, как правило, он и его товарищи по оружию выходили на сцену в финале, когда на экране рвались гранаты и изо всех щелей словно по мановению волшебной палочки возникали люди в камуфляже и легких бронежилетах. Оказавшись в непривычном для себя амплуа следователя, Мещеряков несколько растерялся. Да что там — следователь! Частный детектив — вот в кого он превратился благодаря несчастливому стечению обстоятельств.

Полковник Мещеряков терпеть не мог дилетантов, а частный сыск, как ни крути, во все времена был их уделом. Полковник ступал по очень тонкому льду и отлично это сознавал.

Поминая нехорошими словами генерала Федотова, Матвея Брузгина и в особенности Илариона Забродова с его неуемной и, как оказалось, заразной фантазией, Мещеряков шагал по набережной, раздраженно вскидывая руку навстречу проносящимся мимо автомобилям. Наконец ему повезло. Старенький «москвич» отвратительного горчичного цвета моргнул указателем поворота и причалил к бровке тротуара, напоследок так протяжно взвизгнув тормозами, что полковник невольно шарахнулся в сторону. С сомнением оглядев этого механического старца, Мещеряков все-таки забрался в салон и назвал адрес. Издав зверский рык и выбросив из выхлопной трубы облако сизого дыма, машина нехотя тронулась и втиснулась в транспортный поток.