Последний аргумент закона

Сэм поднял трубку телефона, укрепленного между сиденьями, и протянул напарнику:

— Звони Антону.

Немного подрагивающие пальцы Пита забегали по клавишам. Вскоре в трубке он услышал равнодушный, спокойный голос начальника охраны:

— Да.

— Все сделали в лучшем виде. Но есть одна загвоздка…

— Что именно?

— Клиент, любитель фотографических проявителей сунулся туда же, куда и мы.

— Что с ним?

— Вид у него товарный, если надо, будет на полном ходу. Он с нами, хотим узнать, что с ним делать?

— Перезвоню через пару минут, — бросил в трубку Антон и забарабанил ногтями по крышке письменного стола.

В ответственных ситуациях принимать решение всегда сложно, и невольно возникает желание переложить его на чужие плечи. Антон был одним из тех немногих, кто мог зайти к Борису Аркадьевичу в любое время дня и ночи.

— Есть новости? — вскинул брови Галкин, когда увидел Антона в гостиной в своей квартире.

— Да. Помните, у нас был разговор об Илларионе Забродове?

— Это тот, которому твои ребята собаку порешили?

— Он самый. Несговорчивый мужик, от денег отказался.

— У тебя, слыхал, с ним прокол случился?

— Недооценил я его. Он непростой мужик, инструктором в ГРУ работал.

Галкин-старший хмыкнул:

— Дело в том, Антон, что этот мужик себя дорого ценит.

— Не знаю, по-моему, он вообразил, что купить его вовсе нельзя.

— Такого не бывает, — засмеялся Галкин, — все люди продаются, только одного можно купить за десять баксов, другой еще подумает, продаваться ли за сто, а третьему и ста тысяч маловато.

— Мои ребята его взяли. Похоже, Забродов решил начать собственное расследование.

— Зря вы его собачку порешили. Сильные люди бывают сентиментальны и потом с ними трудно поладить.

— Они могут его аккуратно ликвидировать. Галкин задумался:

— Нет, — наконец твердо сказал он, — лучше этого не делать. Слишком подозрительно, когда все свидетели гибнут один за другим.

— Я должен через пару минуть дать ребятам команду, как им действовать дальше. Пока они едут по городу, он лежит у них в багажнике.

— Антон, поговори с ним.

— Я уже однажды с ним разговаривал.

— Попробуй еще раз, — приказным тоном сказал Галкин.

Когда гибнет главный свидетель, это подозрительно, пресса не преминет раскрутить очередной скандал. Лучше всего, когда человек сам признает свои заблуждения публично.

— Антон, убеди его, что за рулем джипа он видел другого человека угонщика.

— Я попробую. Но все же, если он не согласится…

— Тогда пусть он исчезнет с концами — так, чтобы его тело никогда не нашли, — тихо проговорил Галкин-старший.

— Хорошо. Извините, что побеспокоил. Галкин прикрыл глаза, давая понять, что разговор закончен.

— Долго мы будем колесить? — поинтересовался Сэм, то и дело бросая взгляды на молчавшую трубку телефона.

— С боссом, наверное, советуется. Я даже могу сказать, какое они примут решение.

— Ну, и?

— Ликвидировать. Но так, чтобы от него и следа не осталось.

Сэм состроил недовольную гримасу:

— Говорить такое легко, а сделать?

— С одной стороны, — принялся рассуждать Пит, — человек, как считают обыватели, — чрезвычайно нежное существо, словно тронул его пальцем, и он коньки откинул. А с другой стороны, я и ты знаем, что прикончить кого-нибудь адская работа.

— Да уж, — вздохнул Сэм, — по затратам сил покруче, чем дрова колоть. Слесарюге на пятнадцать сантиметров гвоздь в череп загнали, а он все еще живой был.

— Голову можно насквозь проткнуть, а человек живой останется, — с видом знатока произнес Пит. — Дело в том, что мозг погибает только при динамическом ударе, когда в него пуля входит, возникает волна сильного давления, как круги на воде расходятся. А так, можно вязальную спицу в одно ухо воткнуть и через другое вытащить, человек живой останется. Поэтому тебе гвоздь повертеть и пришлось, чтобы мозги перемешать.

— Человек живуч, — согласился Сэм. — Если не умеешь с ножом обращаться, черта с два прирежешь.

— Убивать — целое искусство, — согласился Пит. И в это время зазвонил телефон.

— Да. Ждем вашего звонка.

— Ожидайте меня на старом стадионе, возле школы. В течение часа буду.

Сэм, не слышавший разговора, ждал от Пита пояснений. Тот сказал:

— Сам решать будет, оно и лучше. Езжай на старый стадион, там, где мы в прошлом месяце неудачника по стойке «смирно» ставили.

Пит и Сэм расхохотались, вспомнив ту идиотскую историю, когда они по ошибке прихватили не того человека, который им был нужен. Вывезли на окраину города и принялись требовать с него, чтобы он уступил Галкину права на помещение, о котором мужик и слыхом не слыхивал. Все его возражения в расчет не брались. Кто ж сразу правду говорит? Язык развязывается, когда пару раз в морду заедут, да пистолетом пригрозят.

— Да, обмишурились мы тогда, — хихикал Пит, ерзая на сиденье, — слава богу, ошибку исправили.

Забродов уже пришел в себя. Он не сразу понял, где находится. Вокруг него была кромешная тьма, машину трясло на выбоинах. Несколько минут потребовалось на то, чтобы восстановить последовательность событий. Анализировать, почему противник действовал быстрей, чем он сам, Забродов даже не пытался, оставив это на потом.

«Я в багажнике машины», — понял Илларион.

Двинул руками. Ниже локтя он почти их не чувствовал, ему туго затянули веревку. Ноги тоже связаны.

Наконец, Иллариону удалось высвободить голову из грязного вонючего одеяла. Дышать стало немного легче. Забродов принялся сначала напрягать мышцы, затем расслаблять. Минут через десять он достиг того, чего хотел — веревки немного ослабли, а кровь разошлась по конечностям. Теперь он даже ощущал кончики пальцев. Насколько мог, ощупал веревку. До узла так и не добрался, тот находился выше, у самых локтей.

Рывком перевернулся на бок, ударившись головой об жестяной угол небольшого ящичка размером с портфель. Согнул ноги в коленях и сумел-таки захватить пальцами веревку, стягивающую лодыжки. Узел оказался твердым, как скатанный прибоем камешек. Ногти гнулись, обламывались, но веревка не поддавалась.

«Нет, его просто так не распутать!» — Забродов понял тщетность своих усилий.

Ощупал свободный конец веревки. Шнур был не витым, а вязаным. Уцелевшими ногтями Илларион стал ощупывать кривой срез веревки, сделанный ножом.

Наконец, ему удалось подцепить конец нитки, из которой был связан шнур, и он осторожно потянул за него. Шнур стал распускаться, как вязаный носок теперь уже выпрямились ноги, насколько это возможно было сделать, лежа в багажнике мчащейся по неровному асфальту машины.

Забродов затаил дыхание, когда нитка дошла до самого узла. Он дергал ее короткими рывками, распуская по одному глазку.

Наконец, узел распался. Забродов перевел дыхание и сбросил веревку с ног.

«Вязали умельцы, — подумал он. — Если бы стянули только запястья, освобождение не составило бы труда».

Забродов раскачал головой деревянный ящик, обитый жестью. Внутри глухо отозвались инструменты. В узком багажнике Илларион развернулся с трудом. Теперь голова его упиралась в запаску, а пальцы нащупали защелку инструментального ящика. Забродов приподнял крышку и надавил кулаком на край корпуса. Ящик перевернулся, на мокрый резиновый коврик посыпались инструменты — гаечные ключи, отвертка.

«Вот и то, что мне надо!» — Илларион захватил пальцами полотно ножовки по металлу и сломал его.

В пальцах остался обломок сантиметров в десять длиной. Зажав его между указательным и большим пальцем левой руки, Илларион принялся перепиливать веревку. На это ушло не более десяти секунд.

Теперь он был свободен, конечно же, в пределах закрытого на ключ автомобильного багажника.

«С полминуты отдохнуть», — приказал себе Забродов, переворачиваясь на спину.

Он слышал, как плещется в баке бензин.

Машина сбавила скорость и, свернув, поехала очень медленно. Сэм включил дальний свет. Фары выхватили из темноты здание школы, мертвое, с выбитыми стеклами. Лишь на одной стене виднелись строительные леса, на которые уже никто не взбирался года два.