Страница 36 из 74
Сон освежил Глеба, и он проснулся, чувствуя себя почти здоровым. Он знал, что это только кажется, но некоторое время лежал неподвижно, утешая себя иллюзией прекрасного самочувствия. “Как там Ирина?” – подумал он и открыл глаза. Головная боль вернулась немедленно, словно только этого и ждала, и, вцепившись кривыми когтями в мозг, принялась остервенело, с наслаждением драть его в клочья.
– Как мы себя чувствуем? – с профессиональным оптимизмом поинтересовался склонившийся на постелью Глеба человек.
Сначала Сиверову показалось, что этот тип привиделся ему в бреду: неимоверно длинный и худой, в старомодном светлом джемпере с кое-как замытыми пятнами крови, в очках без оправы, с растрепанной бородой-веником и с блестящей лысиной, игравшей бликами в свете точечных светильников. От него со страшной силой разило перегаром, и весь его облик совершенно не стыковался со сдержанной роскошью этого странного места.
– Где я? – голосом умирающего прохрипел Глеб, решив, что кашу маслом не испортишь.
– Вы попали в аварию, – объяснил обладатель бороды, – и вас доставили сюда. Лучше бы, конечно, в больницу, но.., гм…
– Какая авария? – хрипло спросил Глеб. Он хотел было застонать, но решил не переигрывать, чтобы ему, чего доброго, не вкатили дозу морфия для облегчения его невыносимых страданий. – Что, “вертушка” упала?
– Какая вертушка? – опешил бородач.
– Кандагар взяли? – проигнорировав его вопрос, спросил Глеб. – Ребята где? Ты мне главное скажи: поперли мы “духов” или нет?
– А.., гм.., э-э-э… – Бородач пребывал в явной растерянности, что и требовалось доказать. – Н-ну так.., как вам сказать…
– Опять обгадились, – с горечью констатировал Глеб, невольно входя в роль. Он уже жалел, что выбрал для своего представления именно эту тему, но вариант был беспроигрышный: Афганистан помнили многие, многие через него прошли, и словечки тех лет все еще были на языке у половины населения страны.
– Простите, – сказал бородач, – а какой сейчас, по-вашему, год?
– Ты что, дурак? – прохрипел Слепой. – Восемьдесят четвертый. А по-твоему, какой?
– Это неважно, – отозвался бородач и принялся с профессиональной ловкостью щелкать пальцами у Глеба перед носом. Сиверов немедленно начал бегать глазами во все стороны, делая вид, что пытается уследить за его рукой.
Бородач вздохнул и перестал щелкать.
– Амнезия, – негромко сказал он, словно обращаясь к самому себе, но при этом зачем-то слегка повернувшись в сторону двери. – Вы что же, ничего не помните? – уточнил он, снова обращаясь к Глебу.
– Я все отлично помню, – слабым и одновременно очень сердитым голосом заявил Глеб. – Сегодня пятое сентября восемьдесят четвертого года.., а может, шестое. Хрен его знает, сколько я там провалялся, в этой “зеленке”… Ребята где? Много наших погибло?
– Увы, – сказал бородач, – сейчас зима. Пятнадцатое декабря, друг мой.
– Что?! – Глеб сделал вид, что пытается вскочить, и бородач поспешно удержал его, схватив за плечи. – Сентябрь, октябрь, ноя… Четыре месяца?! Мне что, башку оторвало?
– Тихо, тихо, – успокоил его бородач. – Ваш случай как раз по моей части, так что вы в надежных руках. Только не надо волноваться, от этого может наступить ухудшение. Значит, последний день, который вы отчетливо помните, это пятое сентября восемьдесят четвертого года?
– Слушай, – с пьяным надрывом прорычал Глеб, – иди ты на хер, понял?! Ты кто такой? Где я, мать твою?
– А как вас зовут, вы можете мне сказать? – не отставал бородач.
– Вот идиот, – сменив гнев на милость, проворчал Глеб. – Лейтенант.., э.., вот же черт.., или капитан? Дмитрий, в общем. Нет, погоди, не так… Федор! Федор меня зовут, вот как!
– А фамилия?
– Да не твое дело, – с видом человека, нащупавшего, наконец, твердую почву под ногами, сказал Глеб. – Это военная тайна, понял?
– Понял, – вздохнул бородач и разогнулся. Впечатление при этом складывалось такое, будто он не только выпрямлялся, но и раздвигался в длину, как телескопическое удилище. – Травматический шок, амнезия, – произнес он, уже открыто обернувшись в сторону двери.
Дверь распахнулась, и в комнату вошел крупный, но все еще сохранявший отличную форму мужчина лет сорока. Одет он был с иголочки, не то что бородатый доктор, но вид имел помятый и несвежий, так что у Глеба сложилось твердое убеждение, что его второй посетитель сегодня спал прямо в костюме и галстуке, не говоря уже о ботинках.
Глаза его предательски розовели, но смотрели при этом цепко и холодно, а большой рот был твердо сомкнут. Глебу хватило одного взгляда, чтобы распознать коллегу. Сделав вывод о профессиональной принадлежности визитера, Слепой с самым утомленным видом закатил глаза и сделал вид, что засыпает.
– Симулирует, – уверенно сказал вошедший. – Фамилия, звание, кто начальник?! – гаркнул он, обращаясь к Глебу.
Сиверов открыл правый глаз и равнодушно оглядел его с головы до ног.
– Особист? – спросил он, не скрывая неприязни. – Чего орешь? Не помню я ни хрена, понял? Я что, в плену был? Или… – Он открыл второй глаз, вытаращился изо всех сил и обвел комнату безумным взглядом. – Или я и сейчас в плену? Вы что же, суки рваные, на духов работаете? Твари продажные, подстилки… Убью! – закричал он, рванулся вперед и сверзился с кровати, не сдержав стона, поскольку это было по-настоящему больно.
– Правда, что ли, псих? – брезгливо спросил “особист” и с некоторой опаской отступил на шаг.
– Прости не помнит ни черта, – ответил бородач и взял Глеба под мышки. – Помоги, чего стал? Не волнуйся, парень, – обратился он к Глебу, – ты у своих.
"Особист” помог ему взвалить Слепого на топчан и вдруг ухмыльнулся так, что Глеб сразу понял: с этим человеком будут неприятности.
– У своих, – сказал “особист”, – это точно. Они вышли из палаты, не прощаясь, и тщательно заперли за собой дверь.
– Его надо отправить в больницу, – сказал доктор Маслов.
– Извини, Серега, но ты дурак, – ответил Губанов. – Он же пудрит нам мозги, неужели не ясно?
– Отчего же? – Маслов пожал плечами. – Типичный случай амнезии. Заметь, выпадение памяти не полное, а частичное Афганистан он помнит так, словно это было вчера, а вот все остальное забыл. И имя вспомнил, хоть и не сразу. Дай срок, и он полностью восстановит память.
– Боже сохрани! – сказал Губанов – Чем позже, тем лучше. Его же послали за нами следить. Кто-то что-то пронюхал, и вот… Ты случайно не болтал о своих подозрениях?
Маслов возмущенно фыркнул.
– Ладно, ладно, верю. Тем более, я, кажется, знаю, в чем тут дело. – Губанов кивнул в сторону соседней палаты. – Этот тип работает у нас с самого начала. Видимо, его подослал любимый тестек – просто так, на всякий случай. Старый параноик…
– Вот уж не знаю, кто из вас параноик, – с сомнением произнес доктор Маслов. – С чего ты взял, что этот работяга.., как это , шпик?
– Во-первых, у него нашли пистолет, – загибая пальцы, стал перечислять Губанов – Во-вторых, какого черта он поперся к этой машине? Наверняка этот тип, – он мотнул подбородком в сторону палаты, где лежал Сиверов, – ехал сюда, чтобы выйти с ним на связь. Может быть, вез инструкции от господина губернатора, не знаю. И вот его самого привозят вперед ногами… Что делает наш приятель? Элементарно! Он набивается в помощники этому шоферюге и таким образом добирается до машины. Может быть, там были инструкции, а может, он как раз там и взял этот свой “кольт”. А в-третьих, – Губанов значительно потряс рукой с тремя загнутыми пальцами, словно делал Маслову “козу”, – в-третьих, зачем он сжег машину? Сжег, заметь, рискуя собственной драгоценной шкурой. Значит, было там что-то, что он не мог оставить просто так, на волю случая. А вдруг машина утонет, а это самое, что он хотел уничтожить, всплывет? А? То-то. А ты говоришь – амнезия…
Маслов снова пожал плечами, но как-то неуверенно. В словах Губанова ему чудилась железная логика.
– Ну, и что ты собираешься с ними делать? – спросил он.