Отражение удара

— Не беспокойтесь.

— Да уж, не беспокойтесь… Ну, куда садиться?

Его усадили в «Волгу», и автомобиль, фыркнув выхлопной трубой, вырулил через узкое жерло арки на Малую Грузинскую.

Разговор продолжился в тесном кабинете, стены которого были оклеены выцветшими обоями, а на окне красовалось сомнительное украшение в виде частой решетки.

— Присаживайтесь, — не поднимая головы от бумаг, сказал майор Гранкин, когда Иллариона ввели в кабинет. — Можете курить.

Илларион вынул из предложенной пачки сигарету, повертел в пальцах и положил на стол.

— Спасибо.

— Что так? — продолжая быстро писать, спросил Гранкин. — Учтите, в камере вам курить не дадут.

— Яд, мудрецом предложенный, возьми, из рук же дурака не принимай бальзама, — заявил Илларион.

— Дурак — это, надо понимать, я? — уточнил майор.

— Кто вас знает. Но ведете вы себя соответственно.

— Со-от-вет-ствен-но, — по слогам повторил майор, поставил жирную точку в отчете, который писал, и отодвинул его в сторону. — Ну, ладно. Посмотрим, такой ли я дурак, как вам кажется. Итак, что вы делали сегодня ночью?

— По ночам я обычно сплю.

— Это обычно, А сегодня ночью что вы делали?

— Спал. Подтвердить этого никто не может, так что поехали дальше.

— Хорошо… А во сколько, если не секрет, вы легли?

— Не секрет. Я лег в половине двенадцатого — плюс-минус десять минут. Вернулся из казино и лег спать. Кстати, это может подтвердить мой сосед по площадке. Когда я поднимался к себе, он как раз шел навстречу с мусорным ведром.

— Ничего подобного, — сказал майор. — Ваш сосед утверждает, что не видел вас с самого утра.

— Он что, обалдел? — опешил Илларион. — Может быть, это не тот?

— Тот, тот. Шинкарев Сергей Дмитриевич.

«Вот оно что, — подумал Илларион. — Сволочь ты, однако, Сергей Дмитриевич Шинкарев. Решил, значит, избавиться от соперника… Ибо сказано: не возжелай жены ближнего своего, иначе будет тебе дальняя дорога и долгий приют в казенном доме…» Он так огорчился, что пропустил следующий вопрос Гранкина.

— Простите, что вы сказали? — переспросил он.

— Я спрашиваю, что вы делали а казино?

— И даже не спрашиваете, в каком. Вы же отлично знаете, что я был на презентации этой книги Старкова, как бишь ее… «Спецназ в локальных войнах», вот. Соседка пригласила, жена этого самого Шинкарева, Алла Петровна. Кстати, я хотел бы попросить вас об очной ставке с Шинкаревым. Он беззастенчиво врет, и я хочу узнать, почему он это делает.

— Будет вам очная ставка. Только не забывайте, что вы не следователь, а как раз наоборот. Расскажите подробно, что произошло между вами и Старковым на презентации.

— Ну, дословно я вам, конечно, рассказать не смогу… В общем, книга у него вышла дрянная, причем заведомо дрянная, потому что писал он ее ради денег и совершенно не зная материала. Вы можете в этом сами убедиться. Думаю, даже ваших знаний хватит на то, чтобы во всем разобраться. Короче говоря, я ему так и сказал… причем, заметьте, он сам ко мне подошел. Мы поспорили… крепко поспорили, не скрою. Он даже немножечко вспылил.

— А вы?

— А я извинился и ушел.

— И все?

— В общем, да.

— А в частности? Что вы скажете на это?

Майор жестом фокусника выдернул откуда-то из-под стола две газеты и протянул Иллариону.

Газеты были свежие и сложены таким образом, что Забродову сразу бросился в глаза заголовок: «Известный писатель неадекватно реагирует на критику». Другая газета кричала: «Мордобой на презентации!» Илларион наскоро пробежал глазами обе статьи и брезгливо отодвинул от себя газеты.

— Эта писанина сродни книге Старкова. И вообще, раньше все было как-то не так: сначала проводилось следствие, а потом его результаты либо попадали, либо не попадали в газеты. А теперь, я вижу, все наоборот. Не так все было, дорогой товарищ майор. Совсем не так.

— Не товарищ, а гражданин, — поправил его Гранкин. — Не так, говорите? А как?

— Он догнал меня и пытался ударить. Ну, выпил человек лишнего, да и я был, признаться довольно резок… даже жуликом, помнится, его обозвал. Он замахнулся, я его блокировал… просто поймал за руку и придержал. Потом он ушел. А потом налетели эти два юных наглеца — охотники за сенсациями. Тут я, честно говоря, немного сплоховал. В общем, я их нечаянно уронил.

Смокинг порвал… да вы его, наверное, видели.

— Видел. Что было дальше?

— Дальше не было ничего интересного. Я поехал домой, пожелал соседу доброй ночи и, лег, спать, потому что утром собрался на рыбалку.

— Врете, — сказал майор. — Я вам расскажу, что было дальше. Старков задел вашу профессиональную гордость… честь мундира, так сказать. Он оскорбил вас и ударил. Или пытался ударить, неважно. Вы съездили домой, переоделись, проникли в гараж Старкова и застрелили его. После этого вы оглушили сторожа и ушли, но тут вы просчитались: сторож остался жив, и он успел вас рассмотреть.

— Меня?

— Он видел человека в камуфляже, с чулком на голове.

— И на основании этой чепухи вы привезли меня сюда? Да полноте, майор. Над вами будет хохотать вся криминальная милиция Москвы.

— Не будет. Я ведь еще не закончил. Есть ведь еще результаты обыска…

Он полез в сейф и вынул оттуда объемистый бумажный пакет.

— Вот эти предметы были обнаружены под сиденьем вашего автомобиля, сказал он, с торжественным видом выкладывая на стол пистолет Макарова, обугленное и простреленное полотенце и черный капроновый чулок. — Вы прокрались в гараж мимо задремавшего сторожа, застрелили Старкова, воспользовавшись полотенцем в качестве глушителя, а когда сторож все-таки прибежал на шум, ударили его по голове чем-то тяжелым и скрылись. Нет, молчите! Ваше положение осложняется тем, что вот этот пистолет, — он указал на стол, — был в прошлом году снят с тела убитого сержанта милиции. Его убили обыкновенным кирпичом, забрали оружие и наручники. Вы убили, Забродов. Скучно без работы, а?

— В ваших рассуждениях есть одно слабое место, — сказал Илларион. — Вы не могли не заметить, что дверца моей машины взломана. Теперь я понимаю, зачем ее взломали. Но допустим на минутку, что вы правы. Значит, я убил Старкова, спрятал все это добро под сиденье и уехал от греха подальше в лес. Так?

— Так. Только сначала вы убили милиционера.

— Бог с вами, допустим. Хотя я бы не стал для этого пользоваться кирпичом. Но допустим. Итак, я уехал в лес, на озеро, и тут позвонили вы. Вместо того, чтобы завернуть пистолет в полотенце, сунуть все это в чулок, бросить в озеро и податься в бега, я преспокойно возвращаюсь в Москву, в буквальном смысле слова сидя на орудии убийства. Признайтесь, ведь на пистолете нет моих отпечатков?

— Отпечатки легко стереть. Вот этим полотенцем.

А что до ваших нелогичных действий, то вы ведь, насколько я понимаю, не вполне здоровы. Это очень прискорбно, потому что, если экспертиза признает вас невменяемым, вам удастся избежать наказания, отделавшись принудительным лечением.

— Аллах с вами, майор! Что это вы несете?

— Только то, что вижу. Ну, ладно. Значит, вы отрицаете, что убили Старкова и сержанта Разумовского?

— Конечно.

— Что — конечно? Да или нет?

— Отрицаю.

Яростно налегая на ручку, Гранкин занес его ответ в протокол и протянул бумагу Иллариону.

— Подпишите.

— Это все? — спросил Забродов, возвращая ручку.

— Не все, к сожалению. Расскажите, что у вас вышло с Репниным.

— С кем?

— С Андреем Репниным по кличке Репа. Он ведь навещал вас на днях?

— Ах, Репа… Ну, навешал т-это не то слово. Он залез ко мне в окно.

Илларион подробно рассказал о ночном визите Репы и о том, чем он был вызван. 3 голове его в это время теснились самые различные мысли, но он решительно отмел их в сторону: требовалось время, чтобы спокойно во всем разобраться и разработать стратегию защиты. Знай он обо всем заранее, он никогда бы не сдался добровольно и как-нибудь распутал клубок нелепых обвинений, к которым, как он подозревал, вот-вот должны были присоединиться обвинения в убийстве скрипачки, нападении на беспризорника и зверской расправе над стариком из дома напротив. И при чем здесь, спрашивается, Репа? Черти полосатые, подумал он. Валят все в кучу, как самосвал… Нашли козла отпущения.