Отражение удара

Ни одной же зацепки!

— Ты мне это брось, — строго сказал Ипатьев. — Что значит — ни одной зацепки? Насколько я понял, паспорт был при ней.

— Ну и что? В паспорте же не написано, кто ее в решето превратил… Старушка-мать ничего не знает, трясется только и все норовит головой об стенку…

Ипатьев поморщился.

— Это все лирика, — нарочито сухо сказал он. — Что она говорит?

— Да ничего не говорит! Сказано же, ни хрена она не знает. Ну, обычная бодяга: домашняя девочка, скрипка под мышкой, никаких вредных привычек, никакой наркоты, никаких мальчиков… С репетиции на запись, с записи на работу, с работы домой — все по графику, как в трамвайном парке.

— А где она работала?

— В казино… как его, черт… — Майор полез в карман, долго копался и наконец извлек потрепанный блокнот. Полистав страницы, он отыскал нужную и некоторое время, мучительно морщась, пытался разобрать собственный почерк. — Вот зараза, — пожаловался он, — пишу, как доктор… Ста… Ага! «Старое Колесо», вот.

— Скрипачка? В казино?

— Я тоже удивился. Что, думаю, за притча? А они, Оказывается, завели у себя струнный квартет. Для солидности, надо полагать. Ну, и для успокоения нервов, опять же…

— Н-да, — с непонятной интонацией вставил Ипатьев. — О темпора, о морес!

— Чего? — не понял Гранкин.

— О времена, о нравы, — перевел следователь. — Слушай, а почему ты так уверен, что это сделал псих?

— Да ни в чем я не уверен! — Майор порывисто взмахнул рукой с зажатой в пальцах сигаретой. С кончика сигареты сорвался кривой столбик пепла и откатился под стоявший в углу сейф. Ипатьев неодобрительно проводил его взглядом. — Ни в чем я не уверен, — уже не так экспансивно повторил майор, затягиваясь сигаретой. — Только что же еще прикажешь думать? Девчонка, у которой не было ни врагов, ни денег, ни информации… ничего не было, кроме скрипки!., вся истыкана обыкновенной отверткой. Сорок три дырки, между прочим. Кто это, по-твоему, мог сделать, если не псих?

— Значит, мотива нет? — задумчиво переспросил Ипатьев.

Гранкин покряхтел, ерзая в кресле, и с неохотой уточнил:

— Видимого мотива. Пока…

— Вот это уже разговор, — удовлетворенно подхватил Ипатьев. — Работай, Леша.

— От работы кони дохнут, — проворчал Гранкин, нацеливаясь воткнуть окурок в цветочный горшок С пыльной засохшей бегонией. Ипатьев быстро подвинул к нему пепельницу, и майор, пожав плечами, с силой ввинтил бычок в оловянное дно.

— Но ты же не конь, — сказал ему следователь. — А будешь ваньку валять, применю к тебе твой любимый Ипатьевский метод.

— И снова луна осветила тот старый заброшенный двор, — гнусаво затянул Гранкина, — где над женою и сыном рыдает отец-прокурор… Слушай, отец-прокурор, у тебя водки нет?

— В десять утра? Господь с тобой!

— Это «да» или «нет»? — с затаенной надеждой спросил майор.

— Это «нет», — ответил Ипатьев. — Мне работать надо… и тебе, между прочим, тоже.

— Ну, и подавись своей водкой, — печально сказал Гранкин и встал. — А я поеду в казино. Может, там нальют… бурбону какого-нибудь.

Казино «Старое Колесо» располагалось на оживленной улице недалеко от Нового Арбата и в этот утренний час имело сонный, совершенно заброшенный вид. Только толкнувшись в запертую дверь, майор Гранкин сообразил, что в половине одиннадцатого утра подобные заведения обычно не функционируют. Майор пробормотал невнятное ругательство и прижался лицом к зарешеченному окошечку в тяжелой дубовой двери, пытаясь сквозь разноцветные стекла витража разглядеть вестибюль. Там царил полумрак, в котором смутно угадывались какие-то нечеткие очертания, и майор на всякий случай постучал в дверь, уже понимая, что приехал напрасно. Вопреки ожиданиям, за дверью что-то щелкнуло, и окошечко вдруг распахнулось.

Из-за витой узорчатой решетки на майора глянуло скуластое, изрытое мелкими оспинами и напрочь лишенное каких бы то ни было эмоций лицо. Оно было загорелым, гладко выбритым и очень мускулистым, если можно так сказать о лице. Наметанный глаз майора без труда различил лежавшую на этом лице печать профессионализма, а когда обладатель лица заговорил, майор окончательно убедился в том, что не ошибся: разговаривая, охранник каким-то образом умудрялся вообще не двигать губами. Они у него были тонкие, но твердо очерченные, да и вся его физиономия в целом производила впечатление твердости, словно все ее черты с сильным нажимом обвели карандашом или вырубили из очень твердого, неподатливого материала.

— Казино закрыто, — не двигая губами, но вполне внятно и даже довольно вежливо сказал охранник. — Приходите вечером.

Майор между делом подумал, что благотворное влияние цивилизации, хотя и очень медленно, но распространяется все-таки по бескрайним просторам Среднерусской возвышенности: несколько лет назад сказанная охранником фраза звучала бы совсем по-другому. Тогда в этом окошечке наверняка торчало бы самодовольное рыло, похожее на свиной окорок, и сказало бы оно что-нибудь наподобие «вали отсюда, козел», а то и выразилось бы похлеще. Впрочем, майор понимал, что форма в данном случае мало влияет на суть, и потому молча прижал к решетке служебное удостоверение в развернутом виде.

Выражение мускулистого лица по ту сторону решетки не изменилось, но дверь распахнулась, впуская майора.

Здесь было тепло и приятно пахло табаком, старым деревом и натуральной кожей. Майор огляделся. Владельцы казино явно не гнались за новинками, интерьер был выдержан в стиле Дикого Запада, и даже на охраннике поверх белоснежной рубашки был напялен кожаный жилет с жестяной шерифской звездой на груди.

Майор поискал глазами и без труда нашел широкополую стетсоновскую шляпу, небрежно надетую на отросток приколоченных к дубовой панели роскошных оленьих рогов.

— А «кольт» сорок пятого калибра у тебя есть? — не сдержавшись, спросил он.

— Нет, — односложно ответил охранник.

— Жалко, — искренне сказал майор. — Всю жизнь мечтал подержать в руках настоящий «кольт». Ну, это ладно. Кто тут у вас есть из начальства?

— Никого, — все так же индифферентно ответил охранник. — Я же говорю, у нас закрыто.

— Что, совсем никого? — усомнился Гранкин. — Что ж ты здесь сидишь?

— Простите, вы по какому делу? — со сдержанным нетерпением спросил охранник. — У нас все документы в порядке, публика здесь бывает солидная, никаких скандалов…

Гранкин задрал кверху правую бровь, склонил голову к левому плечу и с интересом посмотрел на охранника. Надо же, подумал он, разговорился. С чего бы это?

— Я из убойного отдела, — тоже придав голосу максимально вежливое звучание, ответил он. — Хотелось бы кое-что выяснить…

— Из убойного? — переспросил охранник, расслабляясь прямо на глазах.

— Из убойного, — подтвердил майор, — не из ОБЭПа. Так кого ты здесь охраняешь, ковбой?

Не дожидаясь ответа, он шагнул к двустворчатым, как в американском салуне, воротцам и, толкнув их, вошел в зал. Заставленное игровыми автоматами помещение оказалось пустым и темным, слабый свет сочился сквозь опущенные жалюзи, тускло поблескивали никелированные рычаги «одноруких бандитов», стекло окошечек и хром отделки. В дальнем конце этого длинного, как железнодорожный вагон, помещения майор разглядел еще одну дубовую дверь, по периметру очерченную тусклым электрическим сиянием. Оттуда доносилась негромкая спокойная музыка и дробное постукивание, знакомое майору только по фильмам: где-то там, за этой дубовой дверью, бегал по кругу шарик рулетки.

Майор оглянулся. Охранник торчал за плечом. Лицо у него оставалось каменным, но майора Гранкина было не так просто провести.

— Это привидения там резвятся? — спросил он, кивая в сторону закрытой двери.

Охранник едва уловимо поморщился.

— Да ерунда это, — почти нормальным голосом сказал он. — Маньяки. Сидят, пока все до копейки не просадят.

— Так у вас же закрыто, — удивился майор.

— Для кого закрыто, а для кого… Постоянные клиенты. И потом, сами понимаете…