Страница 22 из 223
— Ишь, ластится, паразит, — доносится с крыльца насмешливое. Я так и замираю: вот тебе и не глядят! — И Васюты не боится…
— А главное, что она его не боится, — подхватывает другой, а кто — в тени не разберёшь. Настораживаюсь: кого это мне надо бояться — Васюту или Хорса? — Ведь он, паразит, на прошлой неделе оборотня заломал, и хоть бы что. Только крепше стал.
Кто — Хорс или Васюта? С обоих ведь станется.
— А ей что! — вмешивается ещё один. — Она вчера на Цветочной улице ящера уложила!
— Врёшь!
— Не вру! С полщелчка! Из забора штырь одной рученькой выдернула и, как на рогатину, насадила. Так что — смотри, лапы не распускай! Это тебе, брат, не Ольга!
— Так-то, брат, — вздыхает ещё кто-то. — Богатырка! Бывает же на свете такая красота!
Да это они обо мне, что ли?
Сзади, словно сгусток тьмы, появляется в дверях Васюта: ей-богу, он, я его снова спиной почуяла. Хорс виновато отступает. Так кого из вас мне бояться, мальчики?
И тут откуда-то с дальнего конца улицы доносится вскрик, словно от боли. В ночной тиши пустынного квартала его хорошо слышно. Потом короткий вопль, прерываемый уханьем-смехом. И в ответ немедля рявкает Хорс, да так гулко, что у меня звенит в ушах.
Не могу понять, почему Васютина спина маячит перед глазами: он ведь только что сзади стоял! Да он просто сделал шаг вперёд и закрыл собой весь обзор.
— Хорс, а ну, тихо! Слушать!
Муромцы на крылечке уже все на ногах, подобрались. Там, за забором, в уличном полумраке вновь слышится крик.
— Пацан, — быстро определяет один из гостей. — Хлипковат, подранили. Чего, робята, разомнёмся?
Слава богу, хоть тут нормальные люди! Вот куда от ящера нужно было бежать!
— Чур, мой, — вклинивается Васюта. — Мне мальца учить надо.
— Копьё, дядечка? — подскакивает Янек.
— Дротика хватит. Сам пойдёшь.
Янек ныряет в какой-то закуток поблизости.
— Вы ему поможете? — я пытаюсь потрясти Васюту за плечо, но тут как чёртик из табакерки, выскакивает Янка, с дротиком наперевес. В глазах — азарт.
— Дождись, — советует Васюта, не обращая на меня внимания. — Сюда его гонят, мимо не пройдёт. Поди, для гостьи нашей представленье устроено.
Да что происходит? Опять какой-то новичок попался монстру? Здесь что — каждый вечер такие шоу, после которых людей по кусочкам собирают? И причём здесь я, и о каком представлении говорит Васюта? Всё это мелькает в голове за считанные секунды, а напротив распахнутых ворот уже виден силуэт парнишки, действительно субтильного. Он неумело отмахивается сабелькой от угловатой нескладной тени с неестественно длинной конечностью. Тень картинно взмахивает рукой — и становится видно, что наращена она за счёт полуметровых лезвий-когтей. Шаг монстра составляет мальчишкиных четыре, только тень не торопится.
Росомаха бессмертный? Нет же, любимец моих дочек не таскал помятую шляпу и замызганный свитер, чьи оранжевые полоски видны даже отсюда.
Раз, два, Фредди придёт за тобой…
Нелепо сидящий на пацане кожаный нагрудник больше сковывает движения, чем защищает. Где, в каких кошмарах и на какой улице Вязов он напоролся на свой персональный страх? С юными родителями насмотрелся?
Янка приплясывает на месте в нетерпении. Тем временем Фредди коротко замахивается и подаётся вперёд, и даже я с моей близорукостью вижу, как легко, словно давешний нож в хлеб, когти вонзаются в грудь жертвы, пропарывая нагрудник, и затем выходят со спины. Всплёскиваются фонтанчики крови из ран и изо рта мальчишки. Монстр, довольный, высвобождает руку и оборачивается к нам. Его жертва, постояв немного, словно в недоумении оглядывается — и рушится наземь.
И только тогда со свистом летит Янкин дротик. Сила броска так велика, что пригвождает железнорукого к забору.
Боже.
Одних детей, как волчат, натаскивают на нежить, других ради этой охоты калечат. Взрослые смотрят и обсуждают.
— Молодец, хлопец, — доносится с крыльца. — С одного удара пришпилил!
Кажется, мне становится плохо. Иным не могу объяснить, что уже сползаю, цепляясь за Васютино плечо. Он подхватывает меня… и тащит прямо на место бойни. Я слабо трепыхаюсь.
— Смотри! — требует он.
— Ты, — я задыхаюсь — ты его нарочно подставил! Янка нарочно ждал!
— А как же, — говорит Васюта. — Этих дурней только так и учить!
Он встряхивает меня.
— Нет, ты смотри!
Не в силах глянуть на искалеченного ребёнка, я отворачиваюсь.
— Кому говорю! — шепчет Васюта зло, — дура! Я ж для тебя стараюсь!
Ошеломлённая, поворачиваю голову.
Фредди уже нет. Янек выдёргивает из дощатого забора дротик и деловито обтирает тряпицей. Я перевожу взгляд на того, кто недавно был жив.
Тело парня истаивает быстро, точно так же, как недавно мой раптор. И минуты не проходит, а на мостовой даже следов крови не остаётся.
— Всё, — говорит Васюта. — Этот вернулся.
Он разворачивает меня к дому. Фактически волочёт, я едва успеваю ногами перебирать, чтобы не упасть.
— А почему… — пытаюсь спросить.
— Погиб в честном бою. Бой не финальный, рано ещё — парень три дня как объявился.
— При чём здесь — не финальный? Да погоди! Что же получается? Если человек здесь погибнет, он возвращается домой? Вот так сразу?
Васюта коротко свистит, и Хорс неохотно тащит за ошейник Нору из свой будки. Водворяет на кухню, как меня — его хозяин.
— Слушай внимательно, — говорит Васюта, развернув меня к себе. — Это ж для тебя Мир устроил, чтобы своими глазами убедилась: если играешь честно, до конца — то пусть ты слабее, пусть погибнешь, всё равно бонус получишь, за старание: тебя возвращают домой. Это правило для всех Квестов, кроме финального. Если гибнешь в Финале — это уже навсегда.
Усаживает меня. Пытливо заглядывает в лицо.
— Вот такой он, — добавляет. — Любит правила наглядно разъяснять, а заодно и шугануть новенького.
— Так он сразу отсюда… выходит, если бы я вчера погибла… Может, и надо было поддаться? — Я не слушаю Васюту.
— Да ты меня поняла ли? — сердито говорит он. — Никаких поддавков! Только бороться! Подставишься нарочно — он же тебя раскусит враз, и тогда уже в обоих мирах погибнешь. Я о чём тебе толкую, голуба, что до конца стоять надо!
— Поняла. — Какое-то время я молчу. Поднимаю глаза на Васюту. Он склонился надо мной — гора горой, серьёзный, нахмуренный и словно ожидает ещё чего-то. — Зачем? Зачем так… изощряться?
— А чтоб не отступали. Каждому по силам даётся, хоть нелегко, но сдюжить можешь, вот как в первый раз сдюжила. И погибнуть не страшно, коли потом в своём мире окажешься.
— А Финал как же?
— А от Финала тебе деваться будет некуда. — Васюта распрямляется, идёт к порогу. Оборачивается. — Или вперёд — или оставайся навсегда. Никто таких не осуждает, жизнь каждому мила.
Я провожу ладонью по столешнице, смахиваю несколько попавших под руку хлебных крошек.
— Вася, — говорю, и слышу, как подсел голос, — да как же с теми, кого дома-то оставил? Они-то как без…
…без меня, хочу добавить, но горло сжимается.
— Мы для них все — мёртвые, Ваня. Навсегда.
Сжимаю ладонь в кулак. Стискиваю зубы.
Я вернусь. Уж я-то вернусь!!!
И знаешь, почему, ты, Мир?
Потому, что я тебя больше не боюсь. Я тебя ненавижу.
Глава 4
Сидеть бы мне до утра за этим столом, смахивая с поверхности несуществующие крошки и всё более погружаясь в депрессию после нежданной вспышки гнева… Чужая смерть, которая вовсе и не смерть, а освобождение, спокойствие Муромцев, для которых развернувшееся зрелище было не кошмаром, не бойней, а куда страшнее — обыденностью, Янкин боевой азарт, Васюта, который безжалостно ткнул меня чуть ли не в лицо умирающему пацану с одной целью: смотри и запоминай! — всё смешивается в моём мозгу в какой-то жуткий ералаш.
Прямо у меня под носом оказывается стакан, до краёв наполненный тёмной жидкостью с едким запахом.
— Не буду, — слабо вякаю я.