Божественный огонь

— Нет. Тебе здесь ничего не грозит.

— Но что, если Брейн и Джо вернутся?

— Не вернутся. Уж теперь они будут держаться от этого места как можно дальше. Им совсем не с руки столкнуться с полицейскими.

Он выпрямился, отчетливо сознавая, что одно неверное движение — и Кора швырнет ему под ноги тяжелый стул, собьет на пол и попытается отобрать пистолет. Она следила за ним с настороженной враждебностью, и Джейкобу было невыносимо больно думать о любимой женщине как о враге.

— Я пришлю помощь, — сказал он и шагнул к двери.

Ему до боли не хотелось бросать Кору одну, и он мог лишь утешать себя мыслью, что полиция очень скоро будет здесь. А он… Он должен выполнить задание, что бы там ни думала о нем Кора. Загнать в угол Салмона Брейна. Теперь это хотя бы отчасти, но возможно: обвинить Брейна если не в незаконной торговле оружием, то, по меньшей мере, в клевете, похищении, подстрекательстве к убийствам.

11

Над иззубренными лезвиями скалистых утесов нависло угольно-черное, сбрызнутое огоньками звезд небо, и далеко внизу, облизывая острые камни, ярилась и вскипала океанская пена. Казалось, из пучины исходит почти неразличимый голос. «Приди, приди ко мне!» — звал он стоящую на самом краю обрыва Кору. Сильный ветер дул ей в лицо, отчего тонкий шелк платья облегала тело, скрупулезно обрисовывая каждую его линию и впадинку. Одетая, Кора казалась почти нагой.

Это обстоятельство должно было бы смутить ее, тем более что по другую сторону пропасти, на длинном и широком скалистом карнизе, собрались люди, не сводившие с нее глаз, пожиравшие ее жадными взорами, толкавшие друг друга, чтобы лучше видеть ее. Наяву Кора тотчас сжалась бы в комок, стремясь укрыться от назойливого внимания, но сейчас лишь дерзко расправила плечи, подставляя ветру свою высокую, туго обтянутую шелком грудь. Через зияющий провал пропасти до нее донеслись крики восторга и преклонения. Все женщины хотели быть такой, как она, все мужчины жаждали обладать ею. Кора жадно вдыхала пряный и дурманящий аромат власти над себе подобными.

Пальцы ее босых ног были унизаны драгоценными кольцами. Рубины, изумруды, сапфиры мерцали и искрились, словно соперничая с сиянием звезд и светом огней, опоясавших скалы по ту сторону пропасти. Все живое на земле и в небесах завидовало Коре. По краям утеса восседали юноши в радужных одеяниях. И они тоже не сводили с нее глаз, и Кора знала, чего все ждут — и эти юноши, и жадная до зрелищ толпа по ту сторону бездны.

И тогда она, прямая, тонкая, целеустремленная, как летящая стрела, шагнула с обрыва вниз и изогнулась, запрокинув руки, на один нескончаемый миг застыв в невесомом воздухе. Замерев в пустоте, Кора смотрела вниз и видела, как призывно чисты камни, омытые ветром и морем. Тогда она распрямилась и по плавной дуге бросилась вниз, навстречу этой невыносимой красоте. Порыв ветра окутал ее мягким коконом, но она всеми силами стремилась ниже и ниже, каждым движением разрывая эту невидимую паутину. Только Кора, Кора и Вселенная, существовали здесь, в этом чистом и вечном мгновении между небом и морем. Она летела, упиваясь своим фантастическим одиночеством.

И вдруг все изменилось в одно неуловимое мгновение, словно перелистнули страницу неведомой книги: аромат власти, опьянявший Кору, исчез. Только скалы были теперь внизу, холодные, острые, безжалостные, и призывный их клич, который раньше манил ее, сменился хриплым насмешливым карканьем. Кора падала вниз с головокружительной скоростью. Она попыталась взмахнуть руками, как крыльями, воспарить в пустоте, но ветер прижал намертво, точно прилепил, ее руки к бокам, безжалостно сорвал с нее шелковое платье и теперь жестоко терзал нагую, ничем не прикрытую плоть.

И тогда люди на другой стороне пропасти громко ахнули, и Кора, вновь взглянув вниз, поняла, почему. Там, на камнях, появился человек. Он был высок и широкоплеч. Ветер развевал его черные волосы. Он запрокинул к Коре лицо, и зеленые глаза его горели ярче, чем изумруды на ее кольцах.

«Я спасу тебя», — сказал он одними губами, но Кора ясно услышала его. Он широко раскинул руки — огромный, сильный, непобедимый.

Сердце Коры рванулось навстречу этому человеку, и страх, терзавший когтями ее горло, испарился бесследно. Впервые за все время страшного падения она привольно вздохнула полной грудью, улыбнулась ему… и вдруг он исчез. Она снова падала навстречу пустым, безжалостным, смертоносным скалам, и ужас, с новой силой обрушившийся на нее, теперь был вдесятеро сильнее. Кора попыталась закрыть глаза, чтобы не видеть неумолимо приближавшейся смерти, но было уже поздно, и с ее губ сорвался пронзительный, жалкий, последний крик…

Кора все еще кричала, проснувшись за секунду до того, как ее нагое беззащитное тело пронзили хищные зубья утесов. Сейчас она скорчилась в кровати, все еще дрожа от пережитого во сне страха. Зубы ее громко стучали, волосы слиплись от пота.

Сжавшись в комок, Кора тихонько всхлипывала, стараясь прийти в себя. Эхо собственного крика до сих пор звучало в ее ушах, и лишь секунду спустя она осознала, что поскуливает, словно потерявшийся щенок. Усилием воли Кора оборвала этот постыдный звук и крепче сцепила зубы, чтобы не стучали так громко. Постепенно приходя в себя, она поняла, что стучит зубами не только из-за пережитого кошмара. Отчего-то в комнате было холодно. Странно. В Акапулько никогда не бывает холодно.

Да ведь я не в Акапулько, сказала себе Кора, окончательно проснувшись. Я вернулась в Нью-Йорк… Вот только было это вчера или уже сегодня? Во время перелета она потеряла чувство времени. Ей все время хотелось спать, и оттого окружающий мир все время казался подернутым какой-то нереальной дымкой.

Она ясно помнила, как ехала на такси из аэропорта Кеннеди в свою квартиру на Манхэттене. Было морозное декабрьское утро, и шофер все время поглядывал на нее в зеркальце заднего вида, словно соображал, не повезти ли странную пассажирку прямиком в больницу, чтобы препоручить ее заботам тамошних психиатров.

Всю дорогу Кора судорожно сжимала в руках бежевую замшевую сумочку, где лежали все ее деньги, чековая книжка и, благодарение богу, паспорт. Все, что ей удалось вывезти из Мексики. Одежда, фотоаппарат, драгоценности — все осталось в Акапулько, в номерах отелей, где, вполне вероятно, возвращения Коры поджидали люди, охотившиеся за ее жизнью.

Помощь все же прибыла на кирпичный заводик, где истекал кровью мистер Лимонад. По счастью, после приезда полиции у него достало сил внятно сказать, кто именно стрелял в него, и к Коре у полиции не было претензий. Ей даже разрешили поехать в больницу вместе с раненым, милостиво согласившись отложить допрос. Из больницы Кора и сбежала, воспользовавшись всеобщей суматохой.

Купив в магазине первую попавшуюся одежду, она взяла такси, сняла деньги со счета и направилась прямиком в аэропорт. Кора действовала стремительно, не позволяя себе роскоши задуматься — в этом был ее шанс на удачу. В минуту опасности она всегда превращалась в пулю, неуклонно летящую к цели, и сейчас эта целеустремленность ее спасла.

Но Кора не могла избавиться от раздиравшей душу мучительной боли. Никакие снадобья не уничтожили бы эту боль и горечь утраты. Оставалось одно — жить и выжить. Когда-нибудь потом, в одиночестве она позволит себе всласть порыдать над своим разбитым сердцем, но не сегодня. Сейчас вечер, а значит, наилучшее время, чтобы осуществить задуманное.

Кора вынырнула из постели, поспешно завернувшись в одеяло. Холодный пол обжег босые ноги. Она включила обогреватели и побежала в ванную, подпрыгивая на ходу, чтобы согреться. Все еще прыгая, Кора случайно заглянула в висевшее над раковиной зеркало и остолбенела, потрясенная увиденным.

Не удивительно, что таксист таращился на нее — удивительно, что вообще не вышвырнул ее из машины. Светлые волосы Коры растрепались и торчали космами, под глазами лиловели набрякшие мешки. Синие глаза сейчас казались мутно-серыми, на лице и шее красовались потеки грязи. Тропический загар, полученный на пляжах Акапулько, обрел пепельный оттенок, словно под ним таилась побелевшая кожа мертвеца.