Запретное пламя

Маленький Олень кричала, по-видимому, ругая и предупреждая, чтобы Кэтлин подаль­ше держалась от ее мужа.

Кэтлин закивала, плечи ее горели в том месте, куда пришлись удары.

Когда гнев Маленького Оленя поутих, она толкнула Кэтлин на землю и набросила на нее бизонью шкуру, чтобы прикрыть наготу. Потом, что-то бормоча себе под нос, Маленький Олень залезла под свои шкуры и закрыла глаза.

Кэтлин улыбнулась в темноте. Слава Богу, индейские женщины тоже были ревнивы!

Летний Ветер увлекала Крадущегося Волка в темноту. В вигваме Шинте Галеска у них не было возможности остаться наедине, но здесь, в лесу, было тихо и спокойно… И никого во­круг.

– Что ты делаешь? – спросил Рэйф, когда Летний Ветер потащила его дальше в лес.

– Ищу место, где мы сможем остаться одни.

– Зачем?

– Ты не хочешь остаться со мной наедине?

– Не сейчас. Мне надо придумать, как спас­ти Кэтлин от Тонкаллы.

– Она тебе не нужна, – настойчиво сказала Летний Ветер, положив руки ему на грудь. – Я буду твоей женой. Мы можем остаться здесь, с нашими братьями чеинн. Нам будет хорошо вместе.

Рэйф отшвырнул Летний Ветер. Глаза его горели от ярости.

– Кэтлин – моя жена, – сказал он сквозь стиснутые зубы. – Я не брошу ее!

– Она больше не твоя жена, – возразила Лет­ний Ветер. – Она теперь рабыня Тонкаллы, и ты ничего не сможешь сделать, чтобы освобо­дить ее.

– Да? Но, моя маленькая избалованная ли­сица, я всегда могу сказать Шинте Галеска правду, что мне и следовало сделать, когда мы встретились.

– Ах так! Он будет оскорблен, когда узнает, что ты обманул его. Возможно, он убьет тебя. Возможно, он убьет всех нас.

– Я легко могу убить тебя сам, – раздра­женно произнес Рэйф.

Лицо Летнего Ветра смягчилось.

– Позволь мне быть твоей женой, Краду­щийся Волк. Я буду делать все, что ты прика­жешь.

Она обняла его и поцеловала, прижавшись так, чтобы он мог чувствовать ее груди.

Но Рэйф чувствовал только отвращение. Он разомкнул обвивавшие его руки и оттолкнул девушку.

– В этот раз не пройдет, Летний Ветер. Рань­ше я уже целовал твои лживые губы, помнишь?

– Может, ты передумаешь и останешься здесь со мной?

– Нет.

– Очень хорошо. Надеюсь, тебе не придется жалеть об этом.

– Что ты хочешь этим сказать?

Летний Ветер покачала головой. Она просила его остаться с ней, умоляла не покидать ее ради этой бледнолицей женщины. Больше она не будет просить. Не сказав ни слова, она ушла, обдумывая всевозможные способы ото­мстить.

Рэйф долго смотрел ей вслед, внезапно ощу­тив, что мерзнет, хотя ночь была теплая.

Когда минут через двадцать он вернулся в вигвам, Рэйф увидел, что его поджидают Лет­ний Ветер, Шинте Галеска и семеро воинов.

Рэйф тяжело вздохнул. Судя по самодоволь­ному выражению на лице Летнего Ветра и мрачному взгляду Шинте Галеска, ему грози­ли неприятности.

Шинте Галеска выступил вперед, и Рэйф заметил, что все мужчины вооружены.

На какое-то мгновение мелькнула мысль, не сбежать ли, но от их стрел ему не уйти, да и Кэтлин он не мог оставить, пока оставался хоть какой-то шанс на ее спасение.

Рэйф не сопротивлялся, когда один из вои­нов связал ему руки за спиной и отобрал нож, который он носил за поясом.

– Пошли, – коротко сказал Шинте Галеска и направился к вигваму вождя.

Рэйф и сопровождавшие его индейцы вошли в вигвам Двух Лун. Все старейшие воины пле­мени собрались здесь. Тихий шелест голосов стих, когда Шинте Галеска и другие чеинн сели, оставив Рэйфа стоять в центре вигвама.

Он стоял прямо, высоко и гордо держа го­лову.

Совет племени слушал внимательно, когда Шинте Галеска встал и голосом, проникнутым убежденностью, стал обвинять воина, известно­го под именем Крадущийся Волк, в том, что он намеренно нарушил законы племен. Волка из­гнали из племени лакота, потом он сказал, что Крадущийся Волк не только убил представи­теля своего племени, но он также обманул чеинн, объявив, что Летний Ветер – его жена, тогда как на самом деле он похитил ее и белую женщину из форта Ларами.

Рэйф выругался про себя, проклиная Лет­ний Ветер за новую возмутительную ложь.

Он подумал, не сказать ли ему правду и не потребовать ли, чтобы ее привели сюда, чтобы она повторила свои слова при нем, но такой шаг ни к чему не привел бы. Совет племени, скорее всего, не поверит его словам.

Пока совет обсуждал, что с ним делать, Рэйф стоял, плотно сжав челюсти. В их распоряже­нии было три выбора: они могли убить его, наказать физически или отпустить на все че­тыре стороны.

По напряженному выражению на лицах со­бравшихся воинов Рэйф понял, что они не от­пустят его.

Затаив дыхание, он ждал приговора. Под­нялся вождь племени.

– Крадущийся Волк, ты слышал обвинение, выдвинутое против тебя. Ты можешь что-ни­будь сказать в свое оправдание?

Рэйф покачал головой. Что он мог сказать? Его изгнали из племени, он не мог отрицать самого серьезного обвинения.

– Завтра на рассвете тебя разденут до пояса и с побоями выгонят из деревни.

– Проклятие, – в этом негромко сказанном слове звучало полное крушение всех надежд.

С побоями выгонят! Будет не только боль­но, но и унизительно. Это было суровое нака­зание, которое лакота не назначили ему толь­ко потому, что он убил Горбатого Медведя в честном бою. Он не ожидал, что чеинн подверг­нут его такому наказанию. Трудно пройти че­рез эти побои и выжить, чтобы потом вернуть­ся за Кэтлин.

Летний Ветер стояла снаружи, когда Рэйф, сопровождаемый Шинте Галеска, вышел из вигвама вождя. Их глаза встретились на ко­роткое мгновение, и Рэйф едва не услышал ее мстительный смех. «Надеюсь, тебе не придет­ся жалеть об этом», – сказала она тогда. Он горько подумал, что теперь он жалеет. Жале­ет, что не оставил ее в форте Ларами.

Рассвет наступил слишком быстро.

Рэйфа, раздетого по пояс, со связанными руками, привели в конец деревни. Перед ним, образуя коридор, стояли женщины и мужчи­ны племени. У всех в руках были палки, дуби­ны или копья.

Тяжелая тишина повисла над деревней. Даже собаки не лаяли.

Он увидел Летний Ветер, стоявшую в конце линии с тяжелой палкой в руке. Он одарил ее своей самой бесшабашной улыбкой и потом, под грохот барабанов, согнулся и побежал. Утреннее спокойствие деревни было нарушено монотонным стуком барабана и криками толпы. На шею, спину, ноги, голову и плечи обрушились удары.

Дубины и палки опускались на него, как злые кулаки, оставляя красные следы, а нако­нечники копий пронзали кожу, из ран текла ярко-красная кровь. Но он бежал и бежал впе­ред, а в голове отзывался бой барабанов. Паде­ние означало верную смерть, и он старался удержаться на ногах.

Наконец каким-то чудом он добрался до конца. Удары прекратились. Перестали бить барабаны. Толпа замолчала.

Рэйфу стоило больших усилий стоять пря­мо. Повернувшись, он обвел толпу долгим пре­зрительным взглядом. Потом он увидел Кэт­лин, стоявшую у жилища Тонкаллы. Глаза ее наполнились ужасом от того, что она видела. Поколебавшись, она шагнула в его сторону, но Рэйф предупреждающе покачал головой.

Потом Рэйф, высоко держа голову, пошел к лесу. Только теперь, когда его не видели, он под­чинился боли… Медленно опустившись на ко­лени, он склонил голову и прерывисто задышал, потом закрыл глаза, тяжело перевернулся на бок и стал ждать, пока пройдет самая острая боль. Он чувствовал, как по бокам стекает кровь, сме­шиваясь с потом, обильно оросившим его тело.

Он долго лежал так. Трава под ним была холодной, солнце высушило пот на коже, и мягкий ветерок помогал ему оправиться.

Поднявшись, Рэйф нашел острый камень и долго тер о него ремень из сыромятной кожи, пока, наконец, не освободил руки. Он хотел подальше уйти от индейцев. У неглубокого род­ничка он вновь напился, а потом смыл кровь с тела. На руках и ногах уже проступили тем­ные синяки, перемежавшиеся с длинными красными рубцами, оставленными дубинами. Каким-то чудом все кости остались целы, но все тело ныло и болело. Никогда в жизни ему не было так больно!