Страница 89 из 95
– Я тебе сейчас дам в морду.
– Дай, если легче станет после этого. Как ты себя ведешь? Алина ждет твоей помощи, а ты раскудахтался, как непотребная курица! Возьми себя в руки, старлей!
Он подошел к Банде и, приобняв его за плечи, сильно встряхнул, будто возвращая его к реальности из глубокого обморока.
– Банда, ты слышишь меня?
– Да, Олежка. Извини. Это была слабость, случайная слабость. Спасибо. Все. Все прошло... Так у нас осталось двадцать минут?
– Да. Пошли?
– Пошли...
Третий звонок в кабинет Владимира Александровича раздался буквально через несколько секунд после того, как повесил трубку Банда. Это был звонок местный, московский, и в тишине квартиры он прозвучал особенно резко и требовательно.
– Владимир Александрович?
Голос в трубке был такой же резкий и требовательный, как и звонок, и Большаков почувствовал, как почему-то дрогнул его голос, предательски выдавая волнение.
– Да, я.
– Полковник Треухов, ФСБ.
– Очень приятно...
– По поручению Анатолия Ивановича – вы понимаете, о ком я говорю? – мы ведем ваше дело.
– Да, да, – Большаков понимал пока что одно: Анатолий Иванович – это тот дальний приятель-кэгэбист, начальник одного из управлений безопасности, которому он рассказал о похищении дочери и попросил помочь ее разыскать.
– У нас к вам, Владимир Александрович, возникает слишком много вопросов. Не хотите ли вы приехать к нам, чтобы мы могли поговорить откровенно и получить от вас кое-какие объяснения.
– Конечно... Но когда? Прямо сейчас? – было уже далеко за полночь, и Большаков не представлял себе, как он доберется – такси, что ли, ловить?
– Да, сейчас. Машина будет через десять минут у вашего подъезда.
– Хорошо...
– И постарайтесь больше никому не рассказывать о нашем разговоре. Вы меня поняли? Ждем. До встречи, – в третий раз за сегодняшний вечер телефонный разговор обрывался резко и неожиданно, оставляя после себя гораздо больше вопросов, чем ясности...
Кто-то плеснул ей, в лицо холодной водой, и только тогда Алина пришла в себя.
С трудом открыв будто налившиеся свинцом веки, она увидела лицо склонившегося над ней Исфахаллы. Оно было перекошено от злобы и ненависти, и девушка поспешила снова закрыть глаза, мечтая лишь об одном: чтобы этот кошмар пропал, чтобы она снова проснулась в своей тихой московской квартире и мама позвала ее пить утренний кофе.
Но кошмар не хотел ее покидать.
– Проснулась, свинья? Вставай, хватит валяться! Нежная она, видите ли! Вставай!
И чьи-то сильные руки рывком подняли ее на ноги.
Страшно болел разбитый нос. Голова гудела, как колокол, глухой звон отдавался в ушах. Ноги были словно чужие, отказываясь держать легкое девичье тело, предательски подрагивали в коленях. Если бы ее не держали, она бы снова упала.
Алина разомкнула свинцовые веки и прямо перед собой снова увидела Исфахаллу.
– Врезать бы тебе еще разок, чтобы запомнила раз и навсегда, как надо вести себя с мужчинами! Но сдохнешь ведь!.. Ладно, запомни там, куда мы тебя отвезем, тебя живо научат, как надо обслуживать мужчин и как надо уметь себя с ними вести. Поняла, сучка? Турецкий бордель тебе обеспечен!
Он замахнулся, как будто действительно желая ударить ее еще раз, и даже Хабиб, державший девушку за плечи, ни слова не понимавший по-русски и ничего не разобравший в угрозах Исфахаллы, сделал инстинктивное движение, будто пытаясь защитить ее от удара.
– Веди ее в машину, Хабиб, – скомандовал ему по-арабски Исфахалла. – И не спускай с нее глаз. Через пять минут придет доктор Хайллабу, и мы отправляемся...
Банда и Востряков появились у ворот открытой складской площадки "Чехавтотранса" минуты на три раньше конвоя.
Притаившись в темноте по обе стороны ворот, они подождали, когда машины остановились и старший конвоя пошел договариваться о пропуске на склад с охраной.
План был разработан заранее, и теперь оставалось только четко реализовать его.
Парни подобрались к последней, замыкавшей конвой машине и, одновременно рванув на себя обе двери водительской кабины, в мгновение ока вытащили окаменевших от неожиданности иранцев из грузовика. Все было сделано тихо и профессионально: несколько коротких ударов, и надолго выключенные обмякшие тела исчезли в темноте, а место в кабине заняли бывшие спецназовцы.
Им повезло, что водители даже не стали глушить двигатели и в реве моторов никто не заметил ничего подозрительного.
Конвой тронулся и медленно вкатил на территорию складской площадки, направляясь, как по заказу, в самый дальний, плохо освещенный угол.
Банда и Востряков только радостно переглянулись, выруливая следом за иранцами, В эту ночь им вроде бы везло.
Машины наконец остановились, двигатели были выключены, погасли фары, и в наступившей темноте и тишине прозвучало несколько резких команд по-арабски.
Водители выпрыгивали из машин, собираясь вокруг маленькой и худенькой фигурки начальника, и в темноте ночи никто из них не понял, откуда взялись эти двое, в мгновение ока обезвредившие всех грозных иранских боевиков.
А для Банды и Олежки эта работа показалась разминкой: вдвоем, пользуясь темнотой и неожиданностью нападения, справиться с троими ничего не подозревающими кадрами не составило никакого труда. Четвертого, этого худенького и маленького иранца, Банда сгреб одной рукой, легко приподняв и оторвав от земли, и несколько раз для профилактики стукнул головой о борт грузовика, как будто доказывая, что время шуток прошло.
Они не случайно захватили именно его: про совсем маленького иранца, сносно говорившего по-русски, рассказал им еще инспектор на Брестской таможне.
– Где девушка? – шепотом спросил его Банда, приблизив свое лицо вплотную к его округлившимся от страха глазам.
– Какой девушка? – попробовал заверещать иранец, но Банда коротко двинул его под дых, сбивая дыхание, и шепотом же предупредил:
– Еще раз попытаешься кричать – убью на месте.
– Какая девушка? – уже тихо отозвался иранец, с трудом переводя дыхание. – Я честный бизнесмен. Я гражданин Ирана. У нас здесь фирма. О какой девушке вы говорите?