Над законом

Глава 16

Илларион бросил машину Юргена Лаубе в нескольких километрах от границы. До рассвета оставалось еще часа два, но он не стал рисковать – все его документы утонули вместе с грузовиком, и случайный полицейский, заглянув в машину, обнаружил бы там легкую добычу. Иллариону вдруг стало интересно, что же на самом деле произошло с его документами: утонули они или успели раньше сгореть? Что, если рижская полиция их выловит?

Размышляя над этим вопросом, он вышел из машины и углубился в лес. Комары немедленно по достоинству оценили этот хлебосольный жест и не мешкая приступили к трапезе. Илларион двигался быстро, строго придерживаясь избранного направления и стараясь не обращать внимания на озверевших кровососов.

Через некоторое время он уперся в болото и понял, что слишком сильно забрал к югу – ориентироваться в кромешной тьме было чертовски сложно из-за густых крон деревьев, сквозь которые лишь изредка проглядывали крупные яркие звезды. Илларион двинулся дальше, обходя болото стороной и с каждым шагом приближаясь к границе. Путаясь в колючих зарослях под совершенно потусторонние вопли какой-то ночной птицы, он подумал, что напрасно остановил свое транспортное средство так далеко от границы, – можно было доехать до самой заставы, а потом просто пройти лесом вдоль дороги какой-нибудь километр – это, конечно, было бы проще, но после того, что он натворил в Риге, рисковать не хотелось совсем. Всплывет его связь с имевшими место в Рижском порту безобразиями или не всплывет – от латышской полиции лучше держаться на расстоянии.

Вскоре он заметил, что начинает различать в редеющей темноте не только стволы, но и ветви деревьев. Небо над головой проступило узором черных сучьев и листвы на светлом фоне, звезды ушли, и вдруг где-то совсем недалеко радостно загорланил петух – над лесом вставало утро, и поблизости было жилье. Это приключение можно было считать законченным, чему Илларион был искренне рад: прекрасно понимая мотивы, подвигнувшие Сорокина и Мещерякова на тот обман, который бросил его в самую гущу происходивших здесь событий, и полностью признавая их правоту, Забродов не испытывал ни малейшего удовольствия от участия в этой пародии на боевые действия. Сейчас пределом его мечтаний была его уютная квартира на Малой Грузинской, горячая ванна с душистой пеной – черт возьми, можно и без пены, если уж на то пошло!, – и только потом, после всего этого, рюмка хорошего коньяку, яичница и постель с чистыми простынями.

Он присел на ствол поваленной ветром сосны, выковырял из смятой пачки последнюю кривую сигарету и выкурил ее, наблюдая за тем, как буквально на глазах светлеет небо.

К семи часам утра он был в центральной усадьбе. Распахнув дверь в тесный кабинетик Архипыча, он некоторое время постоял, подслеповато щурясь, пока глаза привыкали к полумраку. Окно кабинета было занавешено старым солдатским одеялом, а на стоявшем у стены ветхом деревянном диванчике, похоже, кто-то спал, с головой укрывшись какими-то тулупами. На столе стояла пустая бутылка при двух стаканах и тарелка с подсыхающими хлебными крошками. В помещении крепко пахло табачным дымом и водочным перегаром.

Илларион подошел к столу и, покопавшись в пепельнице, выбрал окурок подлиннее, мимоходом сильно удивившись: это была марка сигарет, которую предпочитал Мещеряков. Здесь такие мог себе позволить разве что Старцев, да и то если бы сумел достать.., и если бы был жив, уточнил Илларион.

Он задумчиво повертел окурок в руках и сунул его обратно в переполненную пепельницу, с большим интересом разглядывая груду тряпья на диване, из-под которой доносилось ровное дыхание спящего человека. Заглянув под диван, он не обнаружил там обуви и сразу понял, почему: из-под драного тулупа высовывалась нога в дорогой кожаной туфле.

– Хорошо погуляли, – тихо сказал Илларион, глядя на эту ногу.

Он подошел к окну, рывком сдернул с него пыльное одеяло, отчего в помещение потоком хлынул солнечный свет, и завопил во всю мощь легких:

– Подъем! Тревога!!!

Тулуп полетел в сторону, и через секунду встрепанный и опухший со сна Мещеряков стоял посреди комнаты, слепо нашаривая на боку кобуру, которой там не было и быть не могло.

– Боевая готовность на должном уровне, – небрежно сказал Илларион, присаживаясь на угол стола. – Вольно, полковник.

– Все-таки ты мерзавец, Илларион, – сказал Мещеряков, тяжело опускаясь обратно на диван и протирая глаза кулаками. – Человек полночи не спал…

– ..хлестал водку и курил дорогие сигареты, – продолжил за него Илларион. – Кстати, угости сигареткой, а то мои кончились.

– Сейчас, – кивнул Мещеряков и полез по карманам, – сейчас… Вот черт, пачку помял.

– Ничего, я не гордый, – успокоил его Илларион, – давай сюда.

– Где тебя носило? – спросил Мещеряков, тоже закуривая и массируя ладонями отекшее лицо. – Мы тебя полночи ждали.

– Если бы я знал, что вы меня ждете, да еще с бутылкой, угнал бы самолет, – проворчал Илларион.

– Ладно, ладно. Как там Рига?

– Цела твоя Рига. Правда, не вся.

Мещеряков откашлялся и искоса взглянул на Забродова.

– Тяжело было?

– Ерунда, – ответил Илларион, внимательно наблюдая за причудливыми извивами сигаретного дыма в солнечном луче. – Не волнуйся, полковник, все в порядке. Вольфрам твой никуда не ушел.., вот только не знаю, удастся ли теперь выцарапать его у латвийских властей. Это ж сколько мороки: нырять за ним, поднимать по частям…

– Куда нырять?

– Он был погружен на яхту, а она возьми и затони. Такое несчастье! Прямо с экипажем, представляешь?

– Представляю, – медленно сказал Мещеряков. – А где твоя машина?

– «Лендровер»? Был здесь, а что?

– Не валяй дурака. Я говорю про грузовик.

– Ax, грузовик. Черт, мне неудобно об этом говорить, но он тоже затонул. Вместе с яхтой. Просто черная полоса какая-то.

– Затонул?!

– Сначала взорвался, а потом уж затонул. Такая вот странная авария. Я же говорю, не везет.

– Н-да… Ну, о вольфраме не беспокойся, это уже не твоя забота.

– Хотелось бы на это надеяться. Как Сорокин?

– Погрузил свою добычу в «воронок» и укатил в Москву на моей «Волге». Он доволен. Просил передавать тебе привет. Тут вчера целая следственная комиссия была. Ходили, качали головами, ахали да охали… Архипыча твоего, наверное, из органов погонят.

– Жаль, конечно, хороший он мужик, но.., правильно, по-моему, погонят.

– Конечно, правильно. Меня чуть не арестовали – решили, что московский мафиози. Насилу Сорокин меня отбил.

– Зря отбил. Он тебя отбил, а ты тут же напился до безобразия и в служебном помещении спать завалился.., даже не разуваясь. Это вы с Архипычем тут безобразничали?

– С кем же еще… Он, как выпил, все про какой-то револьвер вспоминал, я так и не понял, про какой.

– «Смит-и-вессон». Антикварная вещица. Утонул вместе с грузовиком, яхтой и всеми нажитыми мною деньгами.

– Н-да, – снова повторил Мещеряков. – А серьезно, что там было?

– Серьезно? Вольфрам переправляли на яхте, как я понял, в Германию. Во всяком случае, владелец яхты – немец, некто Штюбе.

Мещеряков поморщился, услышав о немце.

– Ладно, немца этого найти – не фокус. В конце концов, обратятся в Интерпол…

– Я, конечно, в этом деле не советчик, но, по-моему, не стоит, – сказал Илларион. – Что, Интерполу больше делать нечего?

– Ага, – сказал Мещеряков, – понятно. Несчастный случай?

– Увы. Так вот, яхта как раз собиралась выйти в море, ждали только меня…

– Как удачно. И, конечно, дождались.

– Вот именно. Их человек, который меня встречал, был очень удивлен и раздосадован пропажей груза. Он даже не хотел показать мне дорогу к яхте.

– Но показал?

– Я его так просил!.. И тут, как назло, в грузовике отказали тормоза.

– Ай-яй-яй, – сказал Мещеряков.

Он давно привык к манере, в которой Илларион обычно излагал подобные происшествия, и легко додумывал то, о чем Забродов умалчивал. В этом полковнику помогала многолетняя практика: отчеты капитана Забродова о проведенных операциях невозможно было ни читать, ни слушать. Они представляли собой то эпические баллады, только что не рифмованные, то пару мимоходом оброненных слов типа «все в порядке». Он припомнил, как тогда еще полковник Федотов распекал тогда еще майора Мещерякова, потрясая перед его носом пачкой густо исписанных с обеих сторон листков. "Что это такое?! – возмущенно кричал будущий генерал, обводя бешеным взглядом присутствующих, которые сидели с каменными лицами и медленно синели от душившего их хохота. – Вы только послушайте, что пишет этот ваш клоун! Где это?