Мишень для Слепого

Он лапой подгребал к себе мокрый шнурок ботинка. Рана болела меньше, можно сказать, почти не болела по сравнению с тем, что испытывал Сиверов час тому назад.

Глеб хотел было подняться, но тут же услышал:

– Лежите!

Хозяйка дома встала с кресла у окна, подошла, присела на край дивана в ногах Глеба.

– Рана совсем не болит, – запротестовал Сиверов.

– Она не болит потому, что я сделала вам укол.

– Тогда дайте мне телефон, я должен позвонить.

– Нет, – возразила женщина спокойно, но твердо, – лучше позвоню я.

– Куда?

– Если хотите – генералу Потапчуку. Но полагаю, сначала следует позвонить доктору.

– Нет, ни в коем случае! – сказал Глеб. – Никаких докторов. Как вы станете объяснять огнестрельную рану?

– Объясню как-нибудь, – сказала женщина. – Между прочим, меня зовут Софья.

– А меня – Федор, – ответил Глеб и подумал, что эта женщина, возможно, такая же Софья, как и он – Федор.

Хотя у! него имелся настоящий паспорт на имя Федора Молчанова.

«А может, у Софьи тоже есть настоящий паспорт».

– Врач не будет расспрашивать, – улыбнулась женщина, – откуда у вас эта рана. Врач – мой родной брат.

Кстати, пуля прошла навылет.

– Это хорошо, – пробормотал Глеб. – Слава Богу, кость не задета.

– Если и задета, то незначительно. Впрочем, я не врач. Но надо сделать все по правилам – сначала лечение, а потом дела.

– Ладно, поступайте как знаете, – уступил Сиверов, решив, что позвонить Потапчуку время у него еще будет.

Женщина поставила себе на колени телефон и стала звонить. Когда на другом конце провода ответили, она сказала коротко:

– Родион, это Софья. Извини, но ты должен приехать ко мне. И прихвати с собой инструмент, пожалуйста, моему гостю плохо…

– Скоро он приедет? – спросил Глеб, когда женщина положила трубку.

– Живет он недалеко, у него машина. Думаю, минут через двадцать – двадцать пять приедет. Правда, ему еще надо собраться.

– Тогда давайте я позвоню Потапчуку.

Софья сама набрала номер.

Но тут Глеб спохватился.

– Не надо, не надо звонить по этому телефону, – он здоровой рукой нажал на рычаги аппарата. – Лучше принесите мобильный из моей машины, он в сумке, на заднем сиденье. Заодно и сумку захватите.

– Сумка уже в доме, – сказала женщина. – Я ее принесла вместе с котенком.

Через минуту Глеб уже слышал голос генерала Потапчука.

– Ну, как ты? – спросил Потапчук.

– Попал в передрягу. – Сиверов взглянул на Софью.

Та понимающе кивнула и исчезла за дверью, плотно прикрыв се. – В принципе, все нормально. Сейчас приедет доктор, посмотрит рану.

– Серьезно зацепило? – заволновался Потапчук.

– Да нет, не очень. Я думаю, кость не задета. Пустяки, лучше перейдем к делу, – и Глеб принялся пересказывать все то, что он увидел, не делая никаких выводов, предоставляя заняться этим Потапчуку.

Глебу было интересно, совпадут ли его предположения с предположениями генерала.

Потапчук внимательно слушал, иногда что-нибудь коротко уточнял, скорее всего лишь для того, чтобы Глеб уверился, Потапчук продолжает его слушать.

– Так говоришь, пачка у тебя?

– Мокрая, но у меня.

– Это хорошо. Если хочешь, я пришлю за тобой людей и договорюсь, чтобы военным самолетом ты смог прилететь в Москву.

Глеб отказался:

– Не надо, сам доберусь. Машину оставлю здесь.

– Правильно. Я буду тебя ждать и постараюсь разобраться в этом деле. Деньги отдай Софье, они окажутся у меня раньше, чем прилетишь ты.

Глеб утвердительно хмыкнул.

– А теперь отдыхай, – сказал Потапчук, – спасибо за работу. Кое-что мне стало понятно. Когда приедешь расскажу.

– Хорошо. Спокойной ночи, – попрощался Глеб, догадываясь, что едва ли генерал этой ночью ляжет спать.

Он положил телефон на пол. Дверь открылась. С большой чашкой горячего чая в комнату вошла Софья и вновь присела на край дивана.

– А покрепче ничего не найдется? – спросил Глеб.

– Чай и так с коньяком, – улыбнулась женщина.

– Я люблю неразбавленный.

– Чай или коньяк?

– И то и другое.

– Я тоже, но у меня максимально крепкий чай с неразбавленным коньяком. И если брат разрешит, то я налью вам хоть целый стакан крепкого спиртного, Глеб тоже улыбнулся. Чем-то эта женщина напоминала ему Ирину Быстрицкую. Такая же спокойная, независимая и уверенная в себе, абсолютно не закомплексованная.

Сиверов облизнул пересохшие губы.

– А вы хоть знаете, Софья, на фронте раненому всегда давали стакан водки перед тем, как положить на операционный стол?

– Знаю, знаю. Но здесь нет операционного стола.

– Вам и в голову не придет, что я о вас подумал, когда увидел первый раз.

– Сейчас мы видимся второй раз, – напомнила женщина, вопросительно взглянув на Глеба в ожидании комплимента.

– Я подумал, что вы любовница…

– Кого?

– Потапчука.

Софья развеселилась, у нее даже румянец появился на щеках.

– У вас буйная фантазия, Федор!

– Но в том, что вы чья-то любовница, я не ошибся? – Сиверову хотелось шутить: пока шутишь, силы не так быстро покидают тебя.

– Скорее да, чем нет.

Брат Софьи оказался невысоким седеющим мужчиной лет на десять-пятнадцать старше своей сестры Он был похож на земского врача, на этакого чеховского героя, хотя при этом не носил круглых очков. Но саквояж с инструментами у этого хирурга словно перекочевал из киношного реквизита, продолжая служить по прямому назначению. Родион отлично вписывался в интерьер старого дома. Он был обходителен, вежлив, все делал быстро и умело.

– Вы хороший врач, – сказал Глеб, когда Родион закончил все манипуляции с раной и наложил тугую, очень профессионально выполненную повязку. – Вы, наверное, детский врач?

– С чего вы взяли?

– Вы прикасаетесь к ране, не причиняя боли.

– Опыт работы. Но я не детский врач, я ветеринар.

– Ветеринар?!

– Человек тоже животное – такое же существо, как собака или кот, только с ними работать сложнее. Вы сжали зубы и терпите, а собака норовит цапнуть меня за палец, громко залаять, вырваться и забиться под стол. С хвостатыми пациентами сладить труднее, чем с людьми.

– Но все равно, вы свое дело знаете.

– Спасибо за комплимент.

Родион откланялся, явно довольный тем, что его помощь пригодилась. Софья пошла проводить брата, они о чем-то поговорили, и Глеб услышал, как захлопнулась входная дверь.

– Ну вот, теперь я спокойна, – сказала Софья, вернувшись и усаживаясь в кресло, – а то знаете, я испугалась, когда вы потеряли сознание А кровищи на вас было!.. Одежду я замочила, к утру будет чистая и сухая.

Глеб чуть было не схватился за голову, вспомнив о пачке долларов. Софья словно прочитала его мысли.

– Деньги и пистолет я вынула перед этим из ваших карманов.

– Спасибо. С пистолетом пока ничего не надо делать, им займусь я, во всяком случае, не сушите его на печке.

– Знаете, я его разобрала, протерла и смазала. Так что он в полном порядке. А вот с деньгами не знаю как поступить. Не развешивать же их на бельевой веревке во дворе?

– Лучше и банковскую упаковку не трогать, – попросил Глеб Софья улыбнулась.

– Могу вас порадовать: брат сказал, что вам можно выпить и хорошо поесть.

И Глеб сразу почувствовал, что действительно., неплохо было бы перекусить. Ведь в последний раз он ел бутерброды, сидя в машине, сутки назад.

– Я бы не отказался.

– Тогда подождите немного. У меня все готово, осталось только разогреть.

Софья поднялась, в распахнувшихся полах блестящего шелкового халата мелькнуло смуглое бедро. Она быстро вышла, чтобы через пятнадцать секунд вернуться, катя впереди себя сервировочный столик с едой и выпивкой.

– А сигареты есть?

– Есть. Разве вы не чувствуете, что в доме прокуренный воздух? Брат всегда, как придет, начинает читать мне морали по этому поводу.

Глеб только сейчас заметил, что на нижней полке передвижного столика стоит большая пепельница, а в ней зажигалка и пачка сигарет.