Страница 25 из 76
– Ну, как? – резчик снял очки с толстыми стеклами и принялся их протирать, ожидая оценки заказчика.
– Чудесная работа! – сказал Иосиф Михайлович.
Большей похвалы от него удостаивался разве что Альбрехт Дюрер.
– Я знал, что понравится. Я знаю, что делаю, и знаю, кому что нужно. Слава Богу, столько памятников и плит прошло через эти руки, – Брандсргас показал огромные мозолистые ладони, – так что уж можете положиться на мой вкус – не подведу. А на камне получится еще лучше. Это же эскиз, прикидка, – принялся объяснять Брандергас.
– Я понимаю.
– А что касается последней цифры, так я сам лично выбью се, когда придет время.
Иосиф Михайлович запустил руку во внутренний карман своего пальто и вытащил конверт с деньгами.
– Вот деньги за работу.
Брандергас немного презрительно взглянул на конверт.
– Работу я еще не сделал.
– Так ведь сделаете?
– Когда сделаю, вот тогда и отдадите деньги. А пока не надо, я их не возьму.
– Как это не возьмете? Зачем же я ехал? – хмыкнул Иосиф Михайлович.
– Ехали вы, чтобы посмотреть эскиз.
– Возьмите, раз уж привез.
– Не думайте, цена не изменится, да и никому другому я вашу плиту продать не смогу.
– Берите…
– Не возьму да и все. Не в моих правилах.
– Но вы же, Альберт Эммануилович, трудились, эскиз сделали, а деньги брать не хотите.
– Вот закончу, будет готова плита, тогда и сочтемся.
Еще и коньячка выпьем с вами.
– Ну что ж, как хотите.
– Вам действительно нравится? – желая еще раз услышать похвалу, спросил резчик по камню.
– Действительно правится. Я даже не ожидал, что мне понравится все – до последнего завитка.
– Вы видели пока еще только проект, а уже говорите, что понравилось. Вот когда я закончу – а это будет через шесть дней…
– Вам понадобится всего шесть дней?
– Да, через шесть, – повторил Брандергас, водружая массивные очки на еще более массивный, скульптурный нос. – А почему шесть, а не семь дней, так это по Библии: шесть дней Бог трудился, а на седьмой надо отдохнуть.
– Ну что ж, прекрасно.
Они обменялись рукопожатиями, довольные друг другом, и, уже идя по коридору, Иосиф Михайлович слышал, как новые русские громко разговаривают с Исааком Заировичем, объясняя ему, какой большой и какой красивый памятник должен стоять на могиле Гарика Нурикяна, трагически погибшего на Кутузовском проспекте в собственном шестисотом «мерседесе».
Возвращался к воротам Иосиф Михайлович Домбровский все той же узкой бетонной тропинкой, вьющейся среди некрополя незаконченных памятников.
Пьяный сторож с сизым носом открыл ему калитку и сварливо поинтересовался:
– Ну что, нашли своего Брандергаса?
– Нашел, нашел, спасибо, – сказал Иосиф Михайлович Домбровский.
– Так дайте мне на стаканчик портвейна.
Иосиф Домбровский сделал вид, что не услышал просьбу, и вышел за калитку.
– Тоже морда нерусская! – буркнул вдогонку сторож и с яростью сплюнул под ноги. Скорее всего, его оскорбил не столько отказ посетителя дать деньги, сколько сам вид элегантного, опрятно и со вкусом одетого мужчины.
Старый гравер прошел опробованным маршрутом через дворы по разбитому, выщербленному тротуару к трамвайной остановке. Вскоре появилась двухвагонная сцепка. По рекламе на бортах вагонов Домбровский узнал, что это тот же трамвай, на котором он сюда приехал. Трамвай был почти пуст. Иосиф Михайлович поднялся в вагон и сел на прежнее место.
«Обивка сиденья, наверное, не успела до конца остыть, – немного горестно улыбнулся Домбровский. – Как в этом мире все связано и все повторяется! Трамвай привез меня сюда, и он же увозит обратно! Возможно, тот же катафалк, что вез Соню, повезет и меня на кладбище».
Трамвай позванивал, подскакивая на стыках рельсов, а старый гравер сидел, прикрыв глаза, предвкушая, как сейчас приедет домой и вытащит из шкафа альбом с факсимильными репродукциями Рембрандта и будет долго, кропотливо изучать работу творца, чтобы повторить ее.
Генерал Потапчук и сегодня приехал на службу, как приезжал всегда, в одно и то же время, ровно в восемь утра. Помощник доложил о том, что произошло за ночь, кто звонил и по какому вопросу. Но все звонки могли подождать, и генерал, усевшись в кресло, попросил у помощника сводку происшествии по Москве за последние три дня. Это была давняя привычка Потапчука – вместо чтения утренней газеты, где вес любят переврать и перепутать, он просматривал милицейские сводки: там не было эмоций, но были факты. Он тщательно отслеживал фамилии, адреса в надежде зацепиться за что-нибудь нужное. И на этот раз ему повезло.
Первыми он прочитал оперативные сообщения об убийстве генерала Самсонова Льва Ивановича и о трагической смерти в подворотне собственного дома у Патриарших прудов бывшего помощника управляющего делами ЦК КПСС Башманова Антона Антоновича. И того и другого Потапчук когда-то знал лично.
– Что за напасть?..
Генерал принялся изучать подробности происшествия, которых оказалось не так уж и много. Затем вызвал своего помощника и сказал:
– Александр, смотри сюда, – сообщения о гибели Самсонова и Башманова генерал обвел желтым маркером. – Мне, пожалуйста, по этим делам срочно все, что есть.
– Насколько срочно?
– Как сумеешь, главное, ничего не упустить. Свяжись с МВД, может быть, они владеют свежей информацией. Словом, доставь мне все. А также фамилии следователей, которые ведут эти дела, и их телефоны. Ты меня понял?
– Так точно.
Помощник ушел. А генерал Потапчук прикрыл ладонями лицо и глубоко задумался, вороша память.
«И Башманов, и Самсонов так или иначе были связаны с изготовлением фальшивок. Они в свое время работали на Старой площади и владели такой информацией, за которую их могли ликвидировать. Если дело в ней, то почему их не убрали раньше?»
Генерала не покидало ощущение, что сработала старая мина, о существовании которой забыли все, даже сами минеры, установившие ее.
«Почему же это случилось только сейчас?»
И вдруг у Потапчука возникла догадка, поразившая его наподобие молнии. Он резко выдвинул верхний ящик письменного стола, вытащил оттуда конверт из серой крафтовой бумаги. В конверте лежала стодолларовая банкнота, изготовленная гравером Домбровским, и заключение экспертизы Центробанка России.
«Вот он – детонатор сработавшей старой мины! Случайного стечения обстоятельств не может быть. Это то же самое, как если бы обезьяна, сидя за печатной машинкой, оттарабанила страницу связного текста…»
И тут генерал отчетливо понял, что в списке погибших должна стоять фамилия еще одного человека – человека, которого он хорошо знает, с которым он встречался, человек, который ему и дал ниточку в руку.
– Иосиф Михайлович… Иосиф Михайлович… – пробормотал Потапчук, протягивая руку к телефону, и на этот раз по памяти набрал номер. – Не думал я, что это настолько серьезно…
Но телефон Домбровского молчал.
«Что же это такое? Где он может быть? – генерал взглянул на часы. Была половина девятого утра. – Странно. По идее должен находиться дома, ведь он живет размеренной жизнью. Ну, ну, подходи к телефону, Иосиф Михаилович, скорее!»
Но телефон упрямо не отвечал. Генерал бросил трубку, выскочил из-за стола, слишком легко и быстро для своих лет, и прошелся по кабинету одним из любимых маршрутов – по диагонали большого ковра. Генерал Потапчук готов уже был приказать, чтобы машина ждала у входа, и собирался сразу же выехать к Домбровскому. Но тут зазвонил телефон, и генералу пришлось отвечать на вопросы одного из заместителей директора ФСБ. Вопросы тот ставил банальные, а если учесть ситуацию, то даже тупые. Но тем не менее, организационные вопросы тоже со счетов не сбросить. Этот разговор занял минут пятнадцать времени и испортил настроение генералу Потапчуку вконец. После подобного разговора приходится садиться к столу и писать кучу бумаг, составлять кучу ненужных прожектов, чего генерал не выносил, потому что был реалистом. Большинству из начинаний предопределена очень короткая жизнь по самой элементарной причине – из-за нехватки финансовых средств. Но работа есть работа, и нужно делать даже то, что тебе не нравится.