Страница 17 из 76
– Почему забыл, только не вижу связи. И интересно, откуда она у тебя взялась? – генерал опять принялся вертеть в руках фальшивку.
– Оттуда и взялась: пошел вчера Иосиф Михайлович Домбровский поменять российские деньги на американские. Сейчас ведь за все принято рассчитываться валютой. А мне, Федор Филиппович, надо было рассчитаться за плиту.
– Газовую?
– Какую-такую газовую.., за мраморную, на могилу, – Домбровский грустно улыбнулся. – Софье Андреевне решил изготовить – и себе заодно Я надумал сразу одну на двоих сделать, чтобы потом у детей проблем лишних не возникало…
– Ну-ну, не отвлекайся.
– Так вот, в обменнике мне дали пять бумажек, по сто долларов каждая. Оператор – молоденькая такая девушка с пухленькими губами, с темными глазами… Словом, милашка. И тут я что-то знакомое унюхал. Пальцы сами, Федор Филиппович, почуяли подвох. А вот все причиндалы ее – индикаторы, стеклышко увеличительное – показали, что это деньги настоящие.
– Не может быть!
– Еще как может! Неужели ты думаешь, что я стал бы тебя, генерала, отрывать от работы с какой-нибудь ерундой?
– Нет, погоди, Иосиф Михайлович, так я не думаю.
Но ты ничего не путаешь? Ты уверен, что эти деньги дали тебе в обменном пункте?
– Уверен!
– А зачем ты взял, – резонно спросил генерал Потапчук, – если знал; что купюра фальшивая?
– А вот затем и взял, что обрадовался. Знаешь, для меня это было как медаль, как сертификат качества.
Вот, дескать, Иосиф Михайлович Домбровский сработал, даже специалисты не могут отличить от настоящих!
– Да нет, погоди, – Потапчук почувствовал, что голова у него пошла кругом, – не могли тебе, Иосиф Михайлович, дать ТЕ деньги! Не могли!
– Почему? Все тайное, рано или поздно становится явным.
– Не существует больше тех денег.
– Считаешь, я выдумываю?
– А ты уверен, что это фальшивая купюра? Как ты это определил?
– Федор Филиппович, всякий мастер всегда свою работу отличит. Тут именно тот случай. А по сравнению с долларами, выполненными моей рукой, настоящие кажутся мне подделкой.
– Погоди, – Потапчук принялся сличать деньги, воспользовавшись самой мощной лупой из набора гравера. Но, как ни старался генерал, он не мог найти ни малейшей разницы. Купюры были абсолютно одинаковыми, их отличала только степень износа. Подделка, изготовленная в семидесятые годы, была как будто только что из-под пресса.
– Так, может, ты все-таки прояснишь, а, Иосиф Михайлович?
– Понимаешь, генерал, так просто это не расскажешь. Есть вещи, которые для тебя непонятны. А вообще, если не веришь мне, можешь взять этот стольник, поехать с ним в Центральный банк. Там у них стоит машина, кажется, одна на всю страну, которая с абсолютной точностью может распознать фальшивые деньги, по всем степеням защиты.
Лицо Потапчука немного побледнело. В свое время, служа в КГБ в чине майора, он был посвящен в операции с фальшивыми деньгами. Он не знал размаха, с каким Советский Союз печатал фальшивые деньги разных стран, но о том, что это делалось, генерал Потапчук был осведомлен достаточно хорошо, ведь сам, бывало, участвовал в их закладке на хранение. Естественно, давал подписку о неразглашении, которой теперь грош цена.
И именно он, майор Потапчук, привел в здание на Старой площади гравера Иосифа Михайловича Домбровского. И именно Домбровский, кроме изготовления фальшивых документов, занимался изготовлением клише фальшивых денежных знаков.
– Послушай, а почему ты, Иосиф Михайлович, обратился ко мне?
– По старой дружбе, – усмехнулся Домбровский. – Мы же с тобой тогда хорошо поработали. Тебя, насколько я помню, повысили в звании, меня, за изготовление клише, наградили премией, В общем, у нас с тобой все было хорошо.
– Это точно. Тоскуешь по былым временам? – спросил генерал Потапчук.
– Нисколько, – ответил Домбровский. – Тоскую лишь по молодости да по тому, что она уже никогда не вернется.
– Не вернется, – с печалью подтвердил генерал Потапчук. – Послушай, а как ты посмотришь, если я у тебя эти сто долларов заберу?
– Надеюсь, не навсегда? – пошутил Домбровский.
– Да нет, конечно, нет. Я тебе их верну, или отдам другую сотку, только постараюсь убедиться.
– Можешь не стараться. Зачем мне тебя обманывать? Я старый человек, врать и подставлять своего старого приятеля мне, генерал, ни к чему. А денежку возьми, пусть тебе скажут специалисты, что это искусно выполненная подделка, очень искусно.
– Озадачил ты меня, братец, озадачил… – Федор Филиппович аккуратно спрятал стодолларовую купюру в свой тощий бумажник, стараясь ее не помять. И перехватил лукавый взгляд гравера. – Я ту взял?
– Ту, ту, – успокоил Домбровский.
– И как ты их только отличаешь?
– Позанимался бы ты с мое, Федор Филиппович, тем, чем я, и ты бы отличал.
– Наверное…
– Пойдем выпьем, – предложил Домбровский, гася настольную лампу и укладывая лупу в большой пенал на мягкий синий бархат.
Они вернулись в гостиную, уселись друг напротив друга.
– А ты форму не теряешь, – сказал Потапчук, глядя на идеально отутюженные брюки, белую рубашку и черную бабочку приятеля. Даже подтяжки у него были в тон брюкам. – Или специально для меня старался?
– Что ты имеешь в виду? – ворчливо спросил Домбровский.
– Ты законсервировался. Каким был десять лет назад, таким и остался.
– Да ты и забыл, что было десять лет назад! – немного ехидно заметил Иосиф Михайлович.
– Точно тебе говорю! А вот я сдал, – признался генерал Потапчук. – Знаешь, в последнее время столько работы навалилось – просто невпроворот. И дела все какие-то нервные.
Домбровский усмехнулся:
– Что, начальство не жалует?
– Не только в нем дело. Так уж получается теперь, что само наше начальство не знает, чем заняться. Прогибаются перед властью, прогибаются перед Западом и Востоком, на месте не засиживаются – постоянно меняются. А те, кто когда-то умел работать, те и работают, только на них можно положиться.
– А молодежь? – задал свойственный старикам вопрос Иосиф Михайлович.
– Молодежь в последнее время к нам не идет. Кстати, как твои дети?
– А что дети… – Иосиф Михайлович махнул рукой. – У них своя жизнь, у меня своя. Дочка в Риге, с мужем си повезло, хороший человек, латыш по национальности и по убеждениям. Сейчас ходит в звании полковника.
– Полковника?
– Теперь в их конторе работает.
– Понятно… А сын?
– Сын в Питере. С первой женой развелся, что-то у них не получилось А вот вторая жена хорошая, и внуки хорошие Правда, сорванцы. Как приедут, такое начинают творить у меня тут! А я почему-то после смерти Софьи беспорядок ненавижу. Мне надо, чтобы каждая вещь знала свое место, тогда я спокоен.
– А со здоровьем как? – поинтересовался Потапчук.
– Грех жаловаться. Руки еще крепкие, глаз точный.
Правда, я после смерти Софьи не работаю.
– И что же, к тебе не обращаются документы налево выправить, фальшивую печать поставить или еще что-нибудь в этом роде?
– Да нет, Федор Филиппович, не обращаются. Все же знают, я мужик принципиальный. Если сразу на эту дорогу не встал, то уж на старости лет принципам изменять не буду. О душе пора думать…
– Видишь, Иосиф, как жизнь течет, уже стольких из нашего поколения нет на свете. А мы еще ходим, коптим небо.
– Так видно. Богу угодно. Одних он забирает рано, другим дает возможность покоптить.
– Не скучно без работы?
– Знаешь, Федор Филиппович, – признался Домбровский, – после того, как увидел доллары – те, которые изготовил сам, опять захотелось работать. Может, даже завтра или послезавтра начну. Хотя нет, завтра поеду на кладбище, встречусь с мастером. Фамилия у него чудная какая-то. А может, это и не фамилия, а кличка:
Брандергас. Так его все называют, так мне его и рекомендовал один знакомый ювелир. Он своей жене заказывал могильную плиту тоже у Брандергаса.
– Брандергас? Действительно чудная фамилия, – пожал плечами генерал Потапчук. – И что, он мастер?