Страница 47 из 74
А Банда в это время испытывал что-то вроде азарта. Он не верил ни единому слову Рябкиной, он смотрел на нее сейчас как на своего личного врага и не чувствовал к ней ни малейшей жалости. Вот Олю Сергиенко, которая сейчас плачет на больничной койке, страдая от боли и бессилия и вспоминая все девять месяцев, когда вынашивала ребенка и мечты о нем, – ее Банда жалел. А Рябкину... Ему было даже интересно, действительно ли американский метод окажется столь эффективным, и парень ласково поглаживал бока огромной колонки – акустической системы С-90, гордости советской радиоэлектроники.
Первым нарушил молчание Бобровский. Ведь он единственный из них был представителем государственной спецслужбы, и именно ему, лейтенанту ФСБ, пришлось бы отвечать перед начальством как за провал операции, так и за превышение власти и служебных полномочий. Он тоже не жалел эту тигрицу, более чем уверенный в ее виновности, но предпочитал более гуманные способы допросов (например, с помощью психотропных веществ – излюбленного способа КГБ на протяжении последних двадцати лет). И теперь именно он попытался отговорить Банду от задуманного:
– А почему ты не хочешь нашей гостье и всем нам рассказать, чем закончила "красная бригада"? Дело в том, – пояснил он удивленно взглянувшему на него Самойленко, – что я тоже интересовался деятельностью этой "красной бригады". И знаю, что конец у рассказанной Бандой истории вовсе не такой уж радужный...
– Да! – подхватил Банда. – Ее расформировали в конце концов. Уж слишком она много нажила недругов – на всех этажах и ЦРУ, и Пентагона. А главное – однажды они перестарались и начальнику службы безопасности одной из баз, который все никак не хотел рассказывать о ловушках им самим созданной охранной системы, в запале сломали почти все ребра...
– Тебя это не наталкивает ни на какие мысли? – мрачно перебил Бобровский.
– По-моему, молодой человек, – подхватила, оживившись, и Рябкина, – вы мыслите совершенно правильно. Хоть один трезвый взгляд на всю эту комедию...
– Сережа, – Банда не удостоил Нелли Кимовну даже взглядом, – разница между мной и тобой такая же, как между мной и "красной бригадой". Я – в данной ситуации одинокий волк. С твоей стороны мне нужна только помощь, но отчитываться перед своими боссами ты будешь один, ясно? Мы работаем вместе до тех пор, пока это выгодно нам обоим, не более. И я в отличие от тебя могу действовать такими методами, которые ты сам себе позволить не можешь. И никто меня за это не "расформирует" и не отстранит от дела. Согласись, что я абсолютно прав.
– К сожалению, да, – вынужден был согласиться Бобровский, грустно кивая головой.
– Эй, ребята, я что-то совсем запутался. Короче; мне надо ехать в типографию... – журналист снова нетерпеливо посмотрел на часы, и Банда тут же его поддержал:
– Правильно, Коля, поезжай. Тебе два часа хватит?
– Да. Конечно.
– Ну вот. А часа через два возвращайся – и услышишь все самое интересное, я тебе обещаю.
Самойленко посидел еще несколько минут, раздумывая, затем поднялся и направился к выходу:
– Короче, решайте сами. А у меня правда неотложное дело. Я скоро.
– А теперь, Нелли Кимовна, – Банда подошел к женщине и твердо положил руку ей на плечо, как только Самойленко вышел за калитку, – приступим. Сядьте, будьте добры, на пол, спиной к колонке, и отведите руки назад...
– Да что это такое в конце концов?! – последний раз попробовала возмутиться Рябкина, но Банда только сильнее сжал ее плечо.
– Я не советую вам сопротивляться, Нелли Кимовна. Давайте по-хорошему – или выкладывайте все: куда деваются дети, кто исполнитель, кроме вас, кто заказчик, кто покровитель. Механизм, система вашей банды – меня интересует каждая деталь. А мой друг все тщательно зафиксирует.
Он слегка подтолкнул женщину, и та, вдруг сразу поняв, что сопротивление действительно бесполезно, подчинилась, опустившись на пол у колонки.
Банда аккуратно, стараясь не причинить боли, связал ее руки сзади, затем туго привязал ее к акустической системе. Поза для Нелли Кимовны, одетой в короткую юбку, оказалась не слишком удобной, и парень, мельком взглянув на ее оголившиеся бедра, набросил ей на ноги плед.
– Начинаем, Нелли Кимовна. Как видите, здесь неплохая фонотека... Какую вы музыку предпочитаете?
– Идите вы к черту!
– Значит, все подряд слушать будем. Все кассеты по девяносто минут, значит, я буду заходить сюда, к вам, когда будет заканчиваться сторона, и переворачивать кассету. Именно в этот момент вы сможете предупредить меня, что готовы к разговору. Вы все еще желаете пойти на эксперимент?
Она даже не удостоила его взглядом, и Банда включил магнитофон.
Нелли Кимовна даже не услышала – нутром почувствовала мощный щелчок, который раздался в тот момент, когда головки магнитофона коснулась пленка, затем раздалось шипение, более походящее на отдаленные раскаты грома, а затем в ее уши и в ее тело ворвалась музыка.
Коля Самойленко, видимо, не очень признавал современную музыку, оставив свое сердце там, в семидесятых – начале восьмидесятых. Рябкина, хоть и была постарше этих ребят, тоже выросла на "Битлз" и "Аббе", потом любила слушать итальянцев, но уже "Моден токинг" выводили ее из себя своей компьютерной монотонностью и безжизненностью. И вот теперь – надо же было такому случиться – в ее голову мощной кувалдой вгонялся этот ритм, потрясший в свое время Европу, – сто двадцать раз в минуту вздрагивало ее тело вместе с электронным ударником.
Это было ужасно с первой же минуты...
Когда Банда переворачивал кассету в первый раз, Рябкина упорно молчала.
Когда он менял кассету спустя полтора часа после начала эксперимента, ему показалось, что ее глаза слегка покраснели и увлажнились.
Когда во время прослушивания второй кассеты Нелли Кимовна стала странно подвывать, то ли подпевая Цою, то ли пытаясь перекричать его, парни, сидевшие на кухне, переглянулись и сокрушенно покачали головами.
А когда объявился Самойленко, задержавшийся почти на два часа в своей типографии, и Банда пошел переворачивать уже третью кассету, Нелли Кимовна выдохнула: