Ловушка для Слепого

Малахов тоже беспокоил Глеба Сиверова. Утверждению полковника, что досье на Слепого уничтожено раз и навсегда, очень хотелось верить, тем более что возможности проверить его слова у Глеба не было. Но верить и знать – разные вещи, и это беспокоило Слепого, как попавшая в глаз соринка.

Лежа в темноте, Глеб улыбнулся своим мыслям. Он понимал, что это мальчишество, но серьезные и мрачные проблемы, связанные с его работой, бледнели и отступали на задний план рядом с тем простым фактом, что ему наконец-то удалось сломать лед между собой и Ириной. В последние месяцы его больше всего мучило чувство полной оторванности от остального человечества. Такое же чувство, наверное, испытывает гонимый ветром куст перекати-поля, вприпрыжку катясь по голой степи. Теперь ему казалось, что он наконец-то пустил корни. Ему было тепло и уютно, и красавец подполковник с гнилым нутром и навыками профессионала выглядел совсем маленьким, жалким и неопасным, да и был ли он вообще, этот подполковник?

Слепой почувствовал, что выпитая накануне водка недвусмысленно дает о себе знать, и сел на кровати, спустив босые ноги на ледяной дощатый пол. Зябко ежась, он оделся: раз уж все равно приходилось тащиться на улицу, то можно было постоять несколько минут, любуясь звездами, подышать свежим морозным воздухом и выкурить на сон грядущий сигаретку, а то и две – смотря по настроению.

Старый дом отзывался скрипом и потрескиванием на каждое движение, и Глеб постарался как можно скорее выбраться в сени. Он давно привык к ненормальной чувствительности своего зрения, позволявшей ему видеть в темноте, но, пробираясь через загроможденные ведрами, корзинами и каким-то сельхозинвентарем сени, лишний раз порадовался этой аномалии: человек с нормальным зрением наверняка запутался бы в этой мышеловке и перебудил всю деревню, не говоря уже об обитателях дома.

Он вышел в сад, прогулялся до притаившегося в кустах крыжовника узкого покосившегося строения с односкатной крышей, закурил и прислонился к пыльному переднему крылу «виллиса», изучая рисунок созвездий. Заниматься этим здесь было гораздо легче, чем в Москве, где звездный свет забивает лихорадочное электрическое сияние. Здесь небо выглядело огромным и почти пугало своей бездонной глубиной. Через несколько минут Глебу уже казалось, что он может на глаз определить, какие звезды расположены ближе к Земле, а какие дальше. Ему даже захотелось вернуться в дом и разбудить Ирину, чтобы и она могла полюбоваться этим небесным великолепием, но, поразмыслив, он отказался от этой затеи: он мог ненароком поднять на ноги весь дом, а нарушать сон Маргариты Викентьевны ему не хотелось: за день он соскучился по тишине.

На улице было так хорошо, что Слепому окончательно расхотелось идти в дом. Он залез в машину, выволок из-под заднего сиденья свернутый тент, откинул спинку переднего сиденья, завернулся в жесткий, пахнущий пылью брезент и улегся спать под открытым небом. Это оказалось неожиданно здорово – как когда-то, давным-давно, в позапрошлом существовании, в пыльных чужих горах, бок о бок с товарищами… Глядя на звезды, он незаметно для себя уснул.

Открыв глаза, он увидел, что рисунок созвездий над его головой почти не изменился, и понял, что проспал совсем немного. Сна тем не менее не было ни в одном глазу, по телу вместе с кровью волнами гулял адреналин, и Слепой понял, что что-то неладно, еще раньше, чем бешеный собачий лай дошел до его сознания.

Глеб осторожно выпростал из-под брезента правую руку, дотянулся до бардачка и вынул оттуда свой кольт, не переставая чутко вслушиваться. Он так ничего и не услышал, кроме собачьего концерта, который постепенно пошел на убыль и минут через двадцать затих совершенно. Слепой послушал еще немного, но спящая деревня молчала.

– Чертовы барбосы, – пробормотал Глеб, который не жаловал дворняг за бестолковость и склонность пресмыкаться перед каждым, у кого в руках есть кость или хотя бы палка.

Он положил пистолет на место, поплотнее укутался в брезент и через две минуты провалился в сон.

Выспаться ему, однако, так и не дали. Буквально через десять минут его разбудили какие-то новые звуки, на этот раз не имевшие ничего общего с собачьим лаем. Осторожно приподняв голову, Слепой помотал ею, чтобы окончательно проснуться, и прислушался.

Возле дома кто-то шастал, шурша сухой ломкой травой, плескалась и булькала какая-то жидкость, время от времени раздавался приглушенный жестяной стук – похоже, кто-то опорожнял на стены загородного дома полковника Малахова какие-то канистры. Спросонья Глебу почудилось, что это сам Малахов вдруг решил посреди ночи заняться какими-то странными хозяйственными делами, но возле дома суетилось явно несколько человек, и Слепой понял, что происходит что-то интересное. Его подозрения превратились в уверенность, когда до ноздрей донесся запах бензина. Он вспомнил об оставшихся в доме женщинах, одна из которых была для него дороже всего остального человечества, и с трудом подавил желание немедленно выскочить из машины и открыть стрельбу.

Стараясь не производить шума, он выпутался из своего брезентового кокона, снова взял пистолет и осторожно выставил голову в дверной проем. Вокруг дома суетились пятеро. Четверо из них были при автоматах, а пятый – видимо, главный – держал в руке пистолет с глушителем и настороженно косился по сторонам. Он вдруг уставился прямо на машину, и Глебу стало не по себе: казалось, что человек с пистолетом смотрит ему в глаза. Тут Слепому очень кстати вспомнилось, что далеко не все видят в темноте так же хорошо, как он, и он продолжил наблюдение.

План ночных гостей был прост, незатейлив и понятен с первого взгляда: поджечь дом со всех сторон и, стоя на безопасном расстоянии, выкосить автоматным огнем всех, кто попытается выбраться из пылающего сруба. Глеб еще раз пересчитал бандитов и сочувственно покачал головой: их было всего пятеро, и они ничего не знали о том, что в тылу у них засел хороший стрелок с кошачьим зрением.

Человек с пистолетом поймал за рукав пробегавшего мимо верзилу с полупустой, судя по звуку, канистрой, развернул его в сторону «виллиса» и толчком направил прямо в объятия Слепому. Глеб ужом соскользнул на землю и притаился у переднего колеса.

У человека, который шел навстречу собственной смерти, помимо канистры, имелся еще и автомат. Смертоубойный «Калашников» висел у него за плечом стволом вниз, как какая-нибудь берданка. Это был просто подарок судьбы, и Глеб перехватил пистолет, взявшись за ствол и мимоходом с сожалением подумав, что Ирину, как и всех обитателей деревни, ожидает далеко не самое приятное пробуждение.

Боевик с канистрой приблизился к «виллису» и для начала щедро плеснул на капот. Это было последнее, что он успел сделать, В следующее мгновение канистра глухо шмякнулась в траву, а боевик, которого Глеб успел подхватить под мышки, мягко опустился рядом в лужу бензина, который, лениво булькая, выливался из канистры.

Глеб торопливо завладел автоматом и запасным магазином, который торчал из кармана куртки только что убитого им человека. Слепой спешил: ему почудилось, что под стеной дома глухо брякнул спичечный коробок.

Он оттянул затвор, и в траву бесшумно выпал патрон, тускло блеснув в свете звезд округлым медным боком. Глеб с брезгливым сожалением покосился на мертвого боевика – этот «ниндзя» таскал за плечом поставленный на боевой взвод автомат, нимало не заботясь о том, что, споткнувшись, запросто мог отстрелить себе ползадницы и переполошить всю деревню.

Слепой расположился со всеми удобствами, надежно опершись локтями на капот «виллиса», и посмотрел на противника так, как он привык – через прорезь прицела.

Это было сделано очень вовремя: предводитель шайки как раз готовился чиркнуть спичкой.

Глеб выстрелил. Выстрел получился не самым удачным: поджигатель, в темноте показавшийся Глебу блондином, выронил спички и схватился за простреленное плечо, но устоял на ногах и метнулся в сторону, выхватив откуда-то свой пистолет. Второй выстрел Слепого гулким эхом прокатился по деревне, снова всполошив собак, и один из боевиков упал, накрыв своим телом пробитую пулей пустую канистру. На этот раз Глеб был уверен, что бандит не встанет.