Ловушка для Слепого

Одинаковый высыпал ампулы в карман пальто, забрал у охранника кейс и жестом отправил его в сторонку.

– Ладно, – сказал он, – не кипятись. Ты красиво сработал, грамотно. Не поверишь, но у Кудрявого челюсть отвисла, когда он узнал, как было дело. Я думаю, он посмотрит сквозь пальцы на то, что ты привез не все.

– Машина не резиновая, – сказал Виктор. – И потом, если бы я стал грузить еще и таблетки, меня бы обязательно замели.

– Да, – согласился Одинаковый, – главное – это вовремя сделать ноги. Если честно, то никто не ожидал от тебя такой прыти. Даст бог, еще поработаем вместе.

Виктор промолчал, и тогда Одинаковый, положив кейс на предплечье согнутой руки, второй рукой поднял крышку.

– Сто пятьдесят тысяч, – сказал он, – как в Сбербанке. Можешь проверить.

Виктор наугад взял одну пачку и невнимательно пробежал пальцами по срезу.

– Порядок, – равнодушно сказал он.

– Тогда получи.

Одинаковый захлопнул крышку кейса, щелкнул замками и торжественно протянул чемодан Виктору. Охранник, стоявший поодаль, деловито закрыл дверцы «уазика», сел за руль и укатил. Активист скучающим взглядом посмотрел в низкое серое небо, пошарил глазами по сторонам и лениво поднял автомат повыше.

– Ну, ты берешь бабки или нет? – спросил Одинаковый. – Кстати, на чем ты поедешь обратно? Может, тебя подвезти?

– Подвезти? – переспросил Виктор, немного сдвигаясь влево. Теперь спина Одинакового полностью закрывала его от автоматчиков, стоявших у джипа. – Не стоит, – сказал он. – Я как-нибудь сам доберусь. Автобусом или попуткой…

– Тогда бери деньги, – повторил Одинаковый.

– А ты поставь чемоданчик на землю и ступай себе, – сказал ему Активист. – Ты ступай, а я буду держать тебя на мушке.

Одинаковый презрительно улыбнулся, поставил кейс на дорогу и выпрямился.

– Дурак, – сказал он. – У тебя в руках автомат. Воспользуйся им, чтобы умереть быстро и безболезненно. Ты все равно подохнешь, но сначала тебе придется хлебнуть горя.

– Иван, – проникновенно проговорил Виктор, – Ванюша, дружочек… Ты помнишь, что я тебе обещал? Я обещал тебя прикончить – тебя и твоего трахнутого братца.

Жаль, что ты приехал без него.

Он передернул затвор автомата и поднял ствол еще выше. Теперь автомат смотрел Одинаковому в живот. Одинаковый понял, что Активист не шутит, и попятился.

– Ты что, бешеный? – бледнея, спросил он. – Тебя же в капусту покрошат, изрешетят, как сито…

– Не-а, – сказал Активист и спустил курок.

Выстрела он не услышал – тот потонул в грохоте взрыва. На месте черного джипа вырос огромный фонтан земли и дыма. Тугая волна горячего воздуха ударила Активиста в грудь и опрокинула на спину, выбив из рук автомат. Он успел прикрыть лицо руками за секунду до того, как с неба градом посыпались дымящиеся комья земли. Когда все, что было в воздухе, упало обратно на землю, Активист осторожно открыл глаза, опустил руки и сел, очумело тряся головой.

В двух шагах от него лежал густо припорошенный землей труп Одинакового. Там, где стоял джип, дымилась широкая воронка, а сам внедорожник лениво горел, лежа на боку. Через несколько секунд, глухо фыркнув, взорвался топливный бак, и увенчанное черным султаном дыма пламя столбом поднялось вверх.

Активист медленно поднялся на ноги, отряхивая с волос и одежды землю. Кейс с деньгами лежал поодаль, отброшенный ударной волной. Над заросшим чахлым бурьяном бетонным фундаментом гаража показалась всклокоченная черноволосая голова, сверкнули перекошенные очки, и Телескоп проорал срывающимся от восторга голосом:

– Вот это шарахнуло! А?!

Виктор наклонился, подобрал кейс и пошел к Телескопу. Вдвоем они подняли и выкатили на дорогу спрятанный в бурьяне мотоцикл.

– Кудрявый охренеет, – сказал Телескоп, затягивая подбородочный ремень шлема. – Только зря мы им марафет отдали. Это ж такие деньжищи!

– Нельзя было не отдать, – вяло ответил Активист. – Нельзя, понимаешь? В крайнем случае, Кудрявый не постеснялся бы на нас ментовку навести. Ты что, по нарам соскучился? Знаешь, сколько тебе дадут за твои подвиги?

Телескоп вздохнул и с внезапной тоской оглядел место побоища.

– Трах-тарарах, – грустно сказал он, – какая разница? Сколько дадут… Ты думай, сколько человек Кудрявый за нами отправит. Дались нам эти деньги. Перебьют нас к чертовой матери.

– Послушай, сэр Эдуард, – сказал Активист. – Мы не просили Кудрявого на нас наезжать. Мы сделали дело, и эти деньги – наша доля. Наша доля, – повторил он с напором. – Я плевать на них хотел, но какой-то порядок должен существовать.

– Ха, – сказал Телескоп, по-прежнему разглядывая валявшегося поодаль лицом вниз Одинакового. – Опять ты со своими бреднями. Порядок ему подавай. Где ты его видел, этот свой порядок?

– Нигде, – признался Активист, перекидывая ногу через сиденье мотоцикла и снимая его с подножки. – Именно поэтому я пытаюсь навести порядок хотя бы в радиусе метра от себя. Ну, ты едешь?

Телескоп поспешно уселся на заднее сиденье, одной рукой обхватив Активиста за талию, а другой крепко прижимая к себе кейс.

– Чемодан не потеряй, – сказал ему Активист.

– Шутишь, – ответил Телескоп.

Мотоцикл затрещал, окутался голубоватым дымом и с деловитой неторопливостью дышащего на ладан отечественного механизма покатился к выезду из карьера, оставив позади перевернутый догорающий джип и распластанный на дороге труп Одинакового.

Уже наверху Активист на секунду притормозил и посмотрел назад. Глядя на Одинакового, с высоты напоминавшего сломанную куклу, брошенную в песочнице капризным ребенком, он подумал, что отныне проблема нарушенной идентичности близнецов решена раз и навсегда: шрамы на лице лежавшего в карьере трупа наконец-то перестали иметь какое бы то ни было значение.

Еще он подумал о том, что противотанковая граната – превосходное оружие.

– И как ты ее добросил? – удивленно пробормотал он, обращаясь к Телескопу.

– Сам удивляюсь, – ответил тот, покрепче прижимая к себе кейс.

Тыква оказался богатым наследником. Как выяснилось, у него была тетка, которая, отойдя в лучший мир, оставила племяннику квартиру в Чертаново. Хрущевская пятиэтажка, где проживала когда-то эта почтенная дама, о существовании которой Активист узнал только тогда, когда попал в ее апартаменты, стояла на улице Красного Маяка, в двух шагах от станции метро «Пражская». Строение это, как и все остальные строения подобного типа, сильно напоминало обувную коробку, поставленную на ребро. Его убожество несколько скрадывалось вымахавшими выше третьего этажа деревьями, в которые за долгие годы превратилась воткнутые первыми жильцами дома в перемешанную со строительным мусором глину прутики.

Однокомнатный скворечник Тыквиной покойной тетушки располагался на втором этаже. Ленивый Тыква, имевший к тому же свою собственную квартиру, появлялся здесь редко – в основном для того, чтобы спрятаться от какой-нибудь очарованной его автомобилем бабы или не в меру приставучего кредитора. Естественно, ни о каком ремонте он и не помышлял, и квартира уже три года стояла именно в таком виде, в каком осталась после поминок. Единственное, что удосужился сделать Тыква, так это через цепочку подставных лиц продать квартиру себе самому, превратив ее таким образом в идеальную нору, где можно было отсидеться в случае надобности.

Теперь такой случай, похоже, наступил. Активист не был уверен в правомерности такого словосочетания – «случай наступил», но оно как нельзя лучше выражало глубинную суть имевшей место ситуации. И Тыква, и неприкаянно маявшийся на продавленном теткином диване Телескоп выглядели так, словно на них основательно наступили, лица их казались плоскими и какими-то серыми, словно припорошенными землей. Активист подозревал, что сам он выглядит ничуть не лучше. Боевой азарт прошел, уступив место унынию. Нужно было быть полным кретином, чтобы не понимать: они обрекли себя на гибель в тот самый момент, когда отважились пойти против Кудрявого.