Страница 34 из 104
— Да что тут понимать, — вяло ответил Углов, стараясь не смотреть на Шестакова. — По закону вы — иностранный подданный, и ваш паспорт — не наша забота. Счастливого пути.
— До свидания, — расцветая на глазах, сказал задержанный. — Спасибо. Ну дела, — пробормотал он, скрываясь за дверью.
— Что за ерунда? — возмутился Шестаков. — Что это значит?
— Это значит, — мстительно ответил лейтенант, — что на инструктажах надо слушать, а не в носу ковыряться. Этому положению сто лет в обед, а для тебя, видите ли, открытие...
— Вот блин, — раздосадованно сказал Шестаков. — Отвертелся, сучий потрох. Зря ты его отпустил.
— Ничего не зря, — огрызнулся Углов. — За этот протокол наш Капитоныч мне бы яйца оторвал.., и тебе, между прочим, тоже.
— Хрен с ним, — махнул рукой сержант и затопал к дверям. — Другого поймаю. Я их, педиков, научу Родину любить. Пойду прошвырнусь.
— Ага, — с облегчением сказал Углов, — давай Чтоб ты сдох, придурок, — добавил он, когда дверь за Шестаковым закрылась.
Он давно подозревал, что сержант дан ему судьбой в наказание за какие-то совершенные в прошлой жизни грехи, но не мог даже вообразить, каким суровым окажется это наказание.
«Аккуратность, — подумал майор Постышев. — Самоконтроль и самообладание. Я спокоен, я абсолютно спокоен...»
Он аккуратно и с полным самообладанием опустил телефонную трубку на рычаги, аккуратно развязал вдруг переставшими сгибаться пальцами галстук-бабочку, аккуратно положил его на столик возле телефона и вдруг с треском рванул на себе ворот крахмальной сорочки, так что во все стороны брызнули оторванные пуговицы.
— Я ведь говорила, что тебе не надо больше пить, — с осуждением заметила жена. — Посмотри, во что ты превратил свою единственную приличную рубашку...
— Заткнись, курица!!! — неожиданно для самого себя гаркнул майор, едва не порвав голосовые связки. — Извини, — спохватившись, добавил он, — я не хотел тебя обидеть.
— Правда? — с холодным недоверием в голосе спросила жена и поджав губы в спальню.
— Правда, — глядя ей вслед, ответил майор. — А может, и нет...
Он стащил с себя смокинг и с мстительным удовольствием зашвырнул в дальний угол. В левой половине груди опять засела тупая игла, которая мешала двигать рукой и не давала вздохнуть полной грудью, но майор мысленно отмахнулся от нее: отстань, не до тебя, и игла послушно исчезла.
Постышев снова взялся за телефонную трубку, но остановился, с сомнением глядя на дверь спальни.
Сквозь щель под дверью пробивался слабый свет: жена успокаивала нервы чтением.
— Мать твою, — пробормотал майор. — Не квартира, а Дом культуры. Ни минуты покоя!
Он отправился на кухню и, закурив, вынул из кармана трубку мобильника. «Ладно, — подумал он, набирая номер, — на худой конец, сойдет и Мешок.»
Мешок жил с бабушкой. Не с бабушкой вообще, а с родной бабушкой, которой было девяносто четыре года от роду и которая, похоже, испытывала злорадное удовольствие, наблюдая за тем, как любимый внучек мыкается, дожидаясь ее смерти в надежде заполучить квартиру в центре. Это обстоятельство всегда служило для коллег Мешка неиссякаемым источником бодрости и хорошего настроения, но сейчас майору Постышеву было не до смеха: трубку сняла старуха, и с первых же ее слов майору стало ясно, что Сизый нарвался на неприятности не в одиночку.
— Нету его, — проскрипела ядовитая карга в ответ на вежливую просьбу позвать к телефону внука. — Говорила я ему, засранцу, что не дождется он моей смерти. Сам раньше помрет на работе своей вонючей...
Постышев молча проглотил «вонючую работу» и попросил старуху вразумительно объяснить, что случилось с лейтенантом Мешковым и где он в данный момент находится.
— Да в «скорой», — не скрывая злорадства, сказала бабуся, — где ж ему еще быть. Сто раз ему, дураку, говорила, что в Москве фискалов не любят. Не послушал... Всю жизнь ябедничал, так ябедой и помрет.
— Вы бы полегче все-таки, — не сдержался Постышев. — Я, между прочим, его начальник.
Он тут же понял, что допустил ошибку. Старуха презрительно фыркнула.
— Напутал, — насмешливо проскрипела она. — Мне, милок, девяносто четыре года.., да я и смолоду вас, дерьмецов, не боялась.
— Да кто вас пугает! — раздраженно бросил в трубку Постышев. — Вас по-человечески просят ответить, в какой он больнице.
— Сам ищи, — посоветовала старуха, — тебе за это деньги платят, начальник. Пошевели задницей, авось и отыщешь, если повезет. Стукачей своих поспрашивай... А я вам сроду не помогала и начинать на старости лет не собираюсь.
С этими словами старуха бросила трубку.
— Что б ты лопнула, старая гангрена, — сказал майор в частые гудки отбоя.
Он набрал номер Пономарева. Лететь за тридевять земель этот симулянт, конечно, откажется, но может быть, он хотя бы знает, что за катаклизм произошел с его приятелями. Вряд ли майору станет от этого легче, но лучше все-таки быть в курсе, чтобы знать, что доложить начальству, когда оно спросит, куда, к чертям, подевались все его подчиненные.
Несмотря на поздний час, жена Пономаря не спала и, более того, была пьяна в стельку, что служило верным признаком отсутствия хозяина квартиры. Заплетающимся языком она сообщила майору, что Пономарь вернулся в больницу — наверное, опять за что-то зацепился своими ребрами. Во время разговора эта шалава пьяно хихикала, а на заднем плане Постышев без труда различил незнакомый бас, монотонно повторявший: "Иди сюда... Сюда, говорю, иди.
Иди сюда...".
— Б... — сказал ей майор Постышев и отключился, чтобы побороть мгновенно возникшее искушение напроситься в гости.
Он почесал в затылке, пытаясь сообразить, что же теперь делать, но тут в гостиной зазвенел телефон, Споткнувшись о табуретку, майор выскочил из кухни и схватил трубку: ему вдруг подумалось, что это звонит кто-нибудь из его орлов.
Это были не орлы. Это опять была пьяная жена Пономаря.
— Сам ты б... — сообщила она майору и брякнула трубку на рычаги.
Постышев крепко зажмурился, стиснул зубы и медленно досчитал до десяти, стараясь не замечать неприятной тяжести, которая опять возникла где-то слева за грудинной костью.