Число власти

— Ну, Федор Филиппович, — сказал обескураженный этим неожиданным напором Глеб, — ну что вы такое говорите! От вас, генерала ФСБ, я такого не ожидал.

— Да? — удивился Потапчук. — Это почему же? Только потому, что мне приходится заниматься совсем другими делами? Ну так привыкай. Видишь, времена меняются, и всю эту мистику мы с тобой сейчас обсуждаем не от нечего делать, а по долгу службы. Очень может статься, что лет через пяток я буду посылать тебя охотиться за привидениями, а не за банкирами и политиками. Понимаю, что тебя такая перспектива не радует — против привидения пуля бессильна, — но жизнь редко интересуется нашими предпочтениями. Она преподносит нам сюрпризы, исходя из своих собственных предпочтений, а мы не умеем эти сюрпризы предугадывать как раз потому, что слишком заигрались в материализм. Мы, может быть, проходим мимо настоящих сокровищ, мимо величайших открытий, даже не догадываясь, мимо чего прошли. И мы утешаем себя: дескать, да нет там, в темноте, ничего интересного! Там вообще ничего нет, и темноты никакой нет, а есть только вот эта узенькая тропинка, которую освещает наш фонарик. И лишь немногие из нас отваживаются свернуть в сторону, отойти на шаг от проторенной, освещенной тропинки и пошарить руками в темноте. Иногда они возвращаются оттуда со странными находками, но объяснить, как и почему эти находки работают, они не умеют, и мы потешаемся над ними, называем их шарлатанами, берем их находки и небрежно выбрасываем обратно в темноту. — Он обмакнул губы в остывший кофе, облизнулся, вздохнул и с сожалением отставил полную чашку. — Нумерология — шарлатанство? — продолжал он. — Отчасти — да, ко лишь отчасти. В медицине, физике, вообще в официальной науке шарлатанов, скажу я тебе, не меньше, а больше, чем в астрологии, хиромантии и нумерологии, вместе взятых. Я не буду приводить тебе примеры, тем более что в этой области я, мягко говоря, не силен. Возьми книги по нумерологии, почитай, попробуй сам посчитать — там подробно описано, как это делается. Увидишь, результаты тебя удивят.

Глеб закурил новую сигарету.

— Уф, — сказал он. — Как-то все неожиданно... И потом, Федор Филиппович, согласитесь, что все это имеет к нашему делу очень отдаленное отношение.

— Это почему же?

— Люди, к которым посылает меня Казаков, это же явное сборище сумасшедших! Насколько я понял, они воображают, будто в Библии зашифровано какое-то божественное послание, и пытаются прочесть это послание, так и этак переводя текст Священного Писания в цифровой код. У них, естественно, ничего не получается, и они твердят, что послание зашифровано, а ключом к шифру служит имя Господне — ни больше ни меньше. Это, по-вашему, кто такие?

— А по-твоему?

— Обыкновенные психи. Кучка фанатиков, которым больше нечем заняться.

— Понятно, — сказал генерал. — Как, говоришь, зовут руководителя секты? Ну, того человека, к которому тебя направил Казаков?

— Шершнев, — сказал Глеб. — Эдуард Альбертович Шершнев.

— А откуда Казаков о нем знает?

— Старые знакомые, — сказал Глеб. — Кажется, вместе учились, что ли. Были, как я понял, дружны. А потом Шершнев ударился в эту мистику, пытался сагитировать Казакова, но не на таковского напал... В общем, разошлись пути-дорожки.

— Вместе учились? В школе?

— В институте.

— Вот, — сказал генерал. — То-то и оно.

— Что — вот? — не понял Глеб.

— Казаков окончил Плехановский, — пояснил Потапчук. — В советские времена лучшее экономическое образование можно было получить только за рубежом, да и то далеко не везде. Итак, Шершнев имеет высшее экономическое образование, защитил, насколько мне известно, докторскую диссертацию...

— Ого, — сказал Глеб. — А вы откуда знаете?

Генерал проигнорировал этот неуместный вопрос.

— Выпускник Плехановки, — сказал он, — доктор экономических наук. Это, по-твоему, псих, тупой фанатик?

— Высшее образование не гарантирует от психических расстройств, — возразил Сиверов. — Скорее, наоборот. И потом, главе секты не обязательно самому быть фанатиком. Может, он просто мошенник. Или честолюбец.

— Возможно, — сказал генерал. — Но тебе не кажется, что это странный подход к расследованию? Посмотри, что ты делаешь: пытаешься отмести перспективную версию на том основании, что она МОЖЕТ оказаться ошибочной. Ну, и кто после этого псих? Кто фанатик?

Сиверов крякнул и энергично поскреб затылок.

— Не вижу, что вы нашли в этой версии такого уж перспективного, — признался он.

— Шоры материализма, — с удовольствием поддел его генерал. — Смотри: с одной стороны — доктор экономических наук, профессор, а по совместительству — нумеролог, который всю жизнь возится с цифрами, пытаясь отыскать ключ к божественному шифру. А с другой — странная, необъяснимая, невозможная ситуация на валютной бирже. Ситуация, которую даже такой крокодил отечественной финансовой системы, как Казаков, ничем, кроме мистики, объяснить не может. А биржа — это тоже цифры. Цифровая мистика. Магия чисел. Так иногда называют нумерологию — магия чисел. Красиво, правда? А главное, цепочка замкнулась, чувствуешь?

— Ничего такого я не чувствую, — возразил Глеб. — Вы извините, Федор Филиппович, но эти ваши рассуждения кажутся мне притянутыми за уши. Я просто не могу воспринимать такие вещи всерьез...

— Какие именно?

— Да вот, к примеру, докторов наук, которые ищут божественные послания. Это же чепуха какая-то!

— Почему же непременно чепуха? Ты в Бога веришь? Да или нет?

Слепой замялся.

— Да как вам сказать...

— А ты уже все сказал, — перебил Потапчук. — В детстве тебя убедили, что Бога нет, ты этому поверил и продолжаешь по инерции верить в это до сих пор, хотя ни на каких конкретных доказательствах твоя вера не основана. В то же время ты уже успел пожить, набраться опыта, накопить кое-какие наблюдения и, прямо скажем, основательно нагрешить, и тебя начинает мало-помалу одолевать беспокойство: а вдруг он все-таки есть? Тем более что подавляющее большинство населения земного шара в нею верит или, по крайней мере, делает вид, что верит, — просто так, на всякий случай. В девятнадцатом веке материалистическая наука категорически отрицала существование Бога. Сейчас она просто уклоняется от дискуссий по этому вопросу, безбожие нынче не в моде, но суть от этого не меняется. Ей, материалистической науке, противна сама мысль о том, что на свете есть нечто, чего она не может описать и приспособить для каких-нибудь нужд человечества. Господа Бога в бомбу не зарядишь, в бак автомобиля не зальешь, а главное, свысока на него не глянешь — не допрыгнуть, росточка не хватает. А трон царя природы уступать, согласись, жалко. На троне тепло, уютно, все можно, и очень неприятно думать о том, что вот придет кто-то большой, сильный — хозяин, возьмет тебя за шиворот и без лишних церемоний препроводит на причитающееся тебе место, где-то между гориллой и дельфином...