Бросок Аркана

Часть первая

Смерть спускается с гор

I

Как только сплюснутые силуэты "вертушек", едва различимые на фоне уже чернеющего вечернего памирского неба, скрылись за гребнем хребта и их мощный гул растворился в этой чужой южной темноте, на ребят сразу же навалилась гнетущая звенящая тишина, ощущаемая сейчас почти физически, – та тишина, которую в старинных романтических романах любили почему-то называть "мертвой". Типун им на язык, авторам этих "воздыхательных" произведений!

Теперь ребята остались одни. Поддержки и помощи, случись что непредвиденное, им ждать было неоткуда.

Да, собственно, они сами и были помощью – их взвод специального назначения ВДВ, одетый для конспирации в "погранку", то есть пограничную форму, потому и оказался в этом Богом забытом месте, что совсем недалеко отсюда, всего в каких-то двадцати километрах, погибали российские парни.

Погранзастава "Красная" оказалась практически в полной изоляции – "духи" плотно окружили этот форпост погранвойск России на границе Таджикистана с Афганистаном. Заняв удобные позиции на ближних высотах, они прижали пограничников к Памиру – маленькой, но бешеной речушке, с жуткой скоростью гнавшей свою бурлящую ледяную воду в Пяндж, гремя и урча денно и нощно на дне глубокой пропасти, за тысячелетия прорытой в этих горах неукротимым потоком воды. Назвать долиной ущелье, по которому бежал Памир, не решился бы ни один географ – настолько крутыми были склоны гор в этом месте.

По данным оперативной разведки, "духи" скорее всего представляли собой один из отрядов таджикского движения "Джамийат-и-Ислами", которым в Афгане командовал бывший министр обороны этой страны Ахмад Шах Масуд. Отследить путь их каравана в глубину территории Таджикистана смогли слишком поздно, цель их также была неясна командованию. Точнее, было совершенно очевидно, что отряд численностью в пятьдесят – семьдесят человек стремился лишь к одному – уничтожить заставу "Красная", но мотивы такого агрессивного поведения "духов" никто объяснить не мог.

Нет, конечно, Масуд уже давно объявил джихад русским, но раньше столь целенаправленных действий против пограничников его отряды не вели.

Сейчас же, вооруженные легкими минометами, ручными гранатометами и крупнокалиберными пулеметами, днем они методично и подолгу обстреливали территорию заставы, охотясь за каждым бойцом, а ночью периодически устраивали огневые налеты на давно пристрелянные позиции.

"Стингеры", которых у "духов" оказалось вполне достаточно, не позволяли вертолетам огневой поддержки приблизиться к "Красной". К тому же блокаду таджики организовали весьма грамотно – не менее десятка мобильных групп противовоздушной обороны прикрывало позиции боевиков в радиусе десяти километров от места боя.

Единственным возможным в такой ситуации решением командование признало высадку десанта спецназа – два взвода, специально подготовленных и экипированных для автономных действий в горах, с разных сторон должны были выйти в тыл боевикам, сняв блокаду с "Красной". Было решено, что десантирование должно пройти в такой глубокой темноте, в какой только смогут работать "вертушки", и на таком удалении от заставы, чтобы не привлечь внимания осаждающих.

Первым взводом командовал старший лейтенант Сергеев. Именно его ребята сейчас чутко прислушивались к ночной темноте, пытаясь определить, насколько одиноки они в этих горах. Пока, до наступления быстрого горного рассвета, это был для них единственно возможный способ ориентирования...

Анатолий Арканов, или Аркан, как называли его сослуживцы, а еще до армии – одноклассники и однокурсники, уже полтора года торчал в проклятых таджикских горах.

Служба здесь надоела ему до невозможности.

Сначала он еще пытался разобраться в нюансах политических распрей, раздирающих Таджикистан, – в платформах правительства и оппозиции, в структуре отрядов местных противоборствующих сторон, пытался определить для себя хотя бы условно, кто здесь свой, а от кого можно ожидать пули в любой момент. Он вчитывался в газеты, пробуя осмыслить те интересы, которые заставляли Россию жизнями парней-пограничников оплачивать свое военное присутствие в этом регионе.

Но потом ему все опостылело.

Ему до зеленых чертей надоел вечно неустроенный быт. Быт в российской армии и вообще не отличался комфортом, а здешний быт обнаруживал угрожающие признаки полнейшего развала и разброда во всей огромной армейской машине.

Ему до зеленых чертей надоели внутриполитические противоречия в этой стране, стократ умножаемые на так до конца и не понятые им внешнеполитические факторы.

Ему не хватало больше сил просчитывать, какой из местных кланов сегодня сильнее и какой из отрядов боевиков сейчас в замирении, а какой – на этапе активной конфронтации со всеми и вся.

Ему было уже абсолютно неинтересно, что ищет здесь Россия и какого черта торчат в этих горах они, россияне, каждый день рискуя своими жизнями.

Спустя всего полгода после залета в эту "горячую точку" Аркан потерял всякий интерес к жизни, ожесточившись, огрубев и отупев.

Он воевал теперь с яростью и ненавистью, словно враги "законного правительства" являлись его личными врагами. А на "квартирах", то есть в затерявшемся в горах военном городке, напоминавшем крепость, где отдыхали десантники после выполнения спецзаданий, он как замкомвзвода яростно гонял уже других "духов" – молодых солдат, неистово требуя от них соблюдения уставов внутренней, гарнизонной и караульной службы.

Наверное, будь Аркан другом человеком, он давно уже дождался бы пули в спину во время какого-нибудь очередного похода в горы, но в том-то и дело, что он был весьма своеобразным парнем, и отношение к нему ребят из его взвода было тоже своеобразным.

Он был самым старшим в роте – лишь месяц назад отметил свое двадцатипятилетие, распив с офицерами в каптерке пару бутылок скверной бишкекской водки. Призванный в армию после окончания университета, он еще в псковской учебке ВДВ выделялся среди сослуживцев не только годами, но и рассудительностью, интеллектом, какой-то особой взрослостью. Не случайно уже здесь, в войсках, он в звании старшего сержанта срочной службы общался с офицерами на равных, а с лейтенантами-взводными, оставаясь один на один, запросто переходил на "ты", причем переход этот инициировали сами взводные – его сверстники.