Без единого выстрела

— Разумеется, — кивнул Канаш. — Благодарю за доверие.

— Твердокаменный ты мужик, Валентин Валерьянович. Другой бы на твоем месте бежал от такого доверия, как от чумы, а он еще и благодарит. Не боишься?

— Чего? — спросил Канаш и твердо посмотрел на Рогозина.

Тот некоторое время пытался выдержать его взгляд, но в конце концов сдался и отвел глаза.

— Верно, — незаметно переводя дыхание, сказал он, — бояться нам с тобой друг друга поздно.

— Да, — согласился Канаш. — Вы на тот свет, и я вслед. И наоборот.

Он вышел и через полчаса вернулся. Рогозин за это время успел отменить все назначенные на конец рабочего дня встречи и отправить домой обрадованную такой щедростью секретаршу, велев ей повеселиться, за него, пока он будет заживо гореть на работе.

Когда Канаш без стука вошел в кабинет, Рогозин стоял у окна и сквозь планки горизонтальных жалюзи любовался закатом. К вечеру небо очистилось, и запад горел надраенной красной медью, обещая на завтра ненастье. Начальник службы безопасности позлорадствовал, заметив, что его могущественный босс стоит у окна так, чтобы его не было видно с улицы. Прежде за Рогозиным такого не водилось.

«Погоди, — думал Канаш, глядя на обтянутую белой рубашкой с демократично засученными рукавами спину Рогозина, — то ли еще будет! Вот вывалю тебе на стол то, что я нарыл на Чека, ты у меня вообще припадочным сделаешься».

То, что обнаружили спецы из отдела кадров, копаясь в личном деле Чека, насколько понимал Канаш, могло вогнать Рогозина в глубокую депрессию. Похоже, у Чека действительно имелся давний счет к президенту «Эры», но Канаш не видел своей вины в том, что принял на службу потенциального врага Рогозина. Когда Чек проходил собеседование и проверку, Канаш понятия не имел о существовании какого-то «дела Свешниковой» и связи с этим делом своего начальника. Зато теперь…

«Сам виноват, — подумал Канаш, разглядывая спину Рогозина. — Надо было ввести меня в курс дела хотя бы в общих чертах. Не могу же я обеспечивать его безопасность с завязанными глазами!»

— Что нового? — не оборачиваясь, спросил Рогозин.

— Нового много, Юрий Валерьевич, — ответил Канаш. — Я даже не знаю, с чего начать. Может быть, мне стоит подать в отставку?

— Это и есть твои новости? — все так же глядя в окно, проворчал Рогозин. — Что за дикая идея? Прости, Валентин Валерьянович, но меньше всего я ожидал, что ты придешь ко мне только для того, чтобы ломать комедию.

— Нет, это вы меня простите, Юрий Валерьевич, — непреклонно сказал Канаш. — Если вы мне не доверяете, значит, я сижу не на своем месте.

Теперь Рогозин обернулся. Он приподнял брови, внимательно разглядывая Канаша, который стоял посреди кабинета, непоколебимый, как статуя Командора, всем своим видом выражая упрямство и невысказанный упрек.

— Та-а-ак, — протянул Рогозин, — любопытно… Так в чем же, по-твоему, выражается мое недоверие?

— Вы ничего не сказали мне о деле Свешниковой, — ответил Канаш.

— Верно, не сказал, потому что это тебя совершенно не касается. Голос Рогозина был спокойным и ровным, но Канаш видел, что его слова прозвучали для шефа как гром с ясного неба. — И, тем не менее, ты в курсе. Значит, шпионил, выслеживал, вынюхивал… Зачем? Но это ладно, об этом потом. Я никак не пойму, какое отношение имеет это быльем поросшее недоразумение к нашему с тобой делу.

— Юрий Валерьевич, — сказал Канаш, — я понял, что моя отставка не принимается. — Он сделал паузу, давая Рогозину возможность возразить, но тот молчал. — Тогда давайте сразу договоримся: не темнить. Все очень серьезно, и станет еще серьезнее, если вы не перестанете водить меня за нос. Если бы это было недоразумением, вы не стали бы даже разговаривать с этой лагерной рожей, а просто натравили бы на него наряд милиции или отдали бы через меня приказ намять ему бока и вышвырнуть из города. Но вы этого не сделали, и я хочу знать, почему. Мне необходимо это знать, чтобы понять, каким образом выстраивать защиту.

— Вот даже как? — Рогозин наморщил лоб и сильно потер переносицу. — А впрочем, какая разница? Мы с тобой теперь одной веревкой связаны, стали оба мы скалолазами… Ты, Валентин Валерьянович, про меня столько знаешь, что эта доисторическая чепуха ничего не изменит. Просто неловко вспоминать… В общем, в молодости угораздило меня попасть в неприятную историю с… с изнасилованием. Я там был с боку припеку, но баба умерла. Этого ублюдка посадили, но он почему-то решил, что сидеть мы должны вместе, потому что я сдуру сунулся помогать ему вывезти труп. Вот… А теперь он вышел, как-то разыскал меня и стал требовать денег. Опасности он для меня не представляет… вернее, не представлял, пока ты не облажался с этой стрельбой, но ты ведь знаешь наши газеты! Им только дай повод зацепиться так обольют грязью, что потом век не отмоешься.

Канаш немного расслабился и, не спрашивая разрешения, уселся в кресло для посетителей.

— Ясно, — сказал он. — Вот же черт! И угораздило меня поставить на прослушку именно этого недоноска… Можно последний вопрос?

— Валяй.

— Эту… потерпевшую… Ее, часом, не Анной Свешниковой звали?

— Как будто. А что это меняет?

Канаш неторопливо закурил, сосредоточенно скосив глаза на огонек зажигалки, и медленно, с расстановкой сказал:

— Парень, который помог скрыться вашему хромому приятелю, — ее брат. Если бы у них были одинаковые фамилии, я все понял бы сразу, как только услышал о деле Свешниковой. Ведь упоминание о его погибшей сестре имеется в его личном деле, и я про это знал, но думал почему-то, что она тоже Чеканова, как и он… Понимаете, он был единственным свободным человеком, у которого на хвосте не висел десяток псов из прокуратуры, и я послал его отследить вашу встречу с этим хромым.

— Трах-тарарах! — сказал Рогозин. — А он, значит, услышал фамилию сестры и решил докопаться до правды самостоятельно… Но это же какой-то индийский боевик! Ведь в жизни так не бывает!

— В жизни еще и не так бывает, — заверил его Канаш. — Просто в натуре все это не так красочно и музыкально, да и времени занимает больше, оттого и кажется скучным. Да вы не беспокойтесь, Юрий Валерьевич. Что они могут? Один — раненый калека без паспорта, другой — сопляк, которого можно убить щелчком по лбу… Машина у них заметная, и деваться им некуда. Я уже послал людей на поиски, кое с кем созвонился, так что все будет в ажуре. Да, чтобы вы не волновались… Я отдал приказ только найти машину, ничего больше, никаких контактов. Найти и доложить мне лично. А дальше уж я сам как-нибудь управлюсь.

— Не хвастайся, — сказал Рогозин. — Ох, не хвастайся, Валентин! Два раза этот хромой черт тебя уже кинул. Смотри, чтобы и в третий раз так же не получилось. Пойми, еще одной попытки может просто не быть — ни для тебя, ни для меня. Теперь он перестанет звонить и начнет стрелять.

Канаш засунул указательный палец под марлевый ошейник и сильно оттянул его книзу, словно тот вдруг начал его душить.

— Разберемся, — пообещал он, потушил сигарету в пепельнице и вышел, бесшумно ступая по натертому дубовому паркету.