Антимавзолей

"Научный подход, – сказал себе Воронцов. – На него вся надежда. Недаром же я вспомнил о генерале именно тогда, когда мне понадобились деньги. Чует мое сердце, что с него можно сорвать сотню-другую, и притом без особого труда. Вот только откуда оно, это ощущение? Ничего, сейчас мы с этим разберемся. На кой черт человеку высшее образование, если он не может решить простенькую логическую задачку: отчего и почему генерал-майор ФСБ ассоциируется с набитым стодолларовыми купюрами бумажником?"

Итак, генерал. Он явился в институт, чтобы сравнить строение ДНК этого своего самозванца – Зимина, кажется, – со строением ДНК хранящейся в мавзолее мумии. Для этого от мумии, увы, пришлось отщипнуть микроскопический кусочек, на что она, мумия, кажется, нисколько не обиделась. Кусочек... Что-то, связанное с этим самым кусочком, помнится, показалось Сергею Воронцову странным уже тогда...

Ага! Ведь в "левом" заказе, который они выполняли на позапрошлой неделе, в качестве образца для сравнения тоже фигурировал клочок мумифицированной кожи! Еще бы это не показалось странным – два таких анализа за две недели! Это вам не установление отцовства по пробам крови...

Но это еще не все. Во время и после того, первого анализа Светлана Петровна была буквально сама не своя. Она жаловалась на головную боль, сетовала на простуду, которую регулярно подхватывала весной, но глаза у нее при этом были красные, как будто она все время плакала. В общем, последние две недели начальница была не в своей тарелке, и окончательной обработкой результатов обеих экспертиз пришлось заниматься Воронцову. Окончательная обработка – это звучит гордо, но на самом-то деле все сводилось к занесению уже готовых данных в официальную справку, выдаваемую клиентам на руки. То есть лаборант просто-напросто садился за компьютер и вносил данные в заранее заготовленную форму, а потом распечатывал справку на принтере и отдавал Морозовой на подпись. И...

Ну конечно! Оставалось только удивляться, как он не заметил этого сразу, еще когда заполнял справку для генерала. Наверное, мысли его в тот момент были где-то далеко, иначе он тут же сообразил бы, что к чему. Хотя, с другой стороны, он мог и ошибиться – не тогда, а сейчас, когда пытался восстановить в памяти все обстоятельства дела. В конце концов, когда в карманах ветер свищет, еще и не такое почудится...

– Не будем гадать! – вслух сказал Сергей Воронцов, вставая с подоконника. – Научный метод основывается на фактах. А факты у нас где? Они в файлах, файлы в компьютере, а компьютер, само собой, в лаборатории...

Большое зеркало на стене отразило лицо Воронцова, когда он покидал курилку. Очки в мощной пластмассовой оправе, ранняя лысина на полголовы, бледное невыразительное лицо, безвольный рот, всегда готовый сложиться в ерническую улыбочку, – зрелище столь же привычное, сколь и печальное. Глаза за толстыми, как бутылочные донца, стеклами очков выглядели огромными, как плошки; Воронцов подмигнул своему отражению и чуть не бегом направился в лабораторию.

По дороге он сквозь стеклянную дверь заглянул в виварий. Морозова была здесь – кормила мышей, хотя это вовсе не входило в ее обязанности, и что-то тихонько им говорила. В последнее время она почему-то полюбила сюда ходить, как будто общаться с мышами ей было приятнее и проще, чем с людьми. С ней определенно творилось что-то неладное; Воронцов ощутил легкое беспокойство, подозрительно похожее на угрызения совести. Он готов был голову дать на отсечение, что странности в поведении заведующей лабораторией как-то связаны с этими чертовыми экспертизами, и собственное лихорадочное возбуждение по поводу сделанного открытия вдруг показалось ему мелочным и недостойным. В конце концов, то, что он задумал, здорово смахивало на обыкновенное стукачество. Но, Господи, если ты есть, подскажи другой способ добыть деньги! Или, на худой конец, научи, как без них дотянуть до получки...

Воронцов тихонько вздохнул, повернулся к застекленной двери вивария спиной и поспешил в лабораторию: нужно было разрешить свои сомнения до возвращения Морозовой.

В лаборатории он уселся за компьютер, ввел пароль и очень быстро обнаружил, что основной рабочий файл, в котором хранились данные первой экспертизы, кто-то удалил. Сергей удовлетворенно хмыкнул: вообще-то, это было против правил, а значит, он находился на верном пути.

Зато заполненная им справка о результатах экспертизы оказалась на месте. Пробежав ее глазами, Воронцов вызвал на экран результаты исследования ДНК саратовского самозванца Зимина и увидел именно то, что ожидал: две справки полностью совпадали, отличаясь друг от друга лишь тем, что в одной были указаны паспортные данные Зимина (Зимина-Ульянова, прямо так и было написано!), а в другой фигурировали только порядковые номера образцов. Выходит, в обоих случаях они исследовали ДНК одного и того же человека – Зимина! Только образцы для сравнения были разные: на прошлой неделе они сравнивали ДНК Зимина и того типа, что лежит в мавзолее, а на позапрошлой – с каким-то анонимным клочком мумифицированной кожи...

Воронцов огляделся. В лаборатории никого не было. Он вывел обе справки на принтер и, сгорая от нетерпения, торопливо выхватил бумаги из приемного лотка, сложил вчетверо и сунул под халат, во внутренний карман пиджака. Затем закрыл файлы и на всякий случай отошел в другой конец лаборатории, подальше от компьютера. Двигался он как во сне, зато его мозг работал с лихорадочной скоростью.

Когда анализ проводился по просьбе генерала с Лубянки, результат получился однозначно отрицательный, что и дало Воронцову все основания назвать Зимина мошенником и самозванцем.

Зато на позапрошлой неделе при исследовании анонимных образцов (один из которых, вне всякого сомнения, принадлежал все тому же Зимину) анализ дал положительный результат с вероятностью под девяносто процентов. То есть тот клочок похожей на старый пергамент человеческой кожи был взят с тела какого-то близкого родственника Зимина. А генерал, между прочим, сказал, что их подопытный – никакой не самозванец. По словам генерала, и сам Зимин, и все, кто его знает, никогда не сомневались в том, что он – один из немногочисленных ныне здравствующих родственников Ленина...

Тут ему впервые пришел на ум вполне резонный вопрос: а почему, собственно, Зимина в институт привел генерал ФСБ? Не зеленый лейтенантишка, не капитан и даже не полковник, а генерал! С чего бы это вдруг?

– Мать твою! – прошептал Воронцов в строгой тишине генетической лаборатории. – Вот тебе и научный метод, чтоб ему пусто было...

Он почувствовал, что продумывать все до конца, делать окончательный вывод из суммы имеющихся в его распоряжении данных почему-то совсем не хочется. Он уже видел, каким будет этот окончательный вывод, и тщетно пытался найти слабое звено в цепочке своих рассуждений. Но придраться было не к чему.

"А может, к черту генерала? – подумал он вдруг. – Газетчики за такую информацию дадут раз в десять больше. Да они мне лысину в кровь расцелуют! Это же сенсация, бомба! Вот только генерал... Он меня, пожалуй, за такое дело по головке не погладит. Если я к нему не приду, он того и гляди сам явится по мою душу, и тогда мне никакие газетчики не помогут – так и сгнию в каком-нибудь звуконепроницаемом застенке..."

Воронцов покосился на телефон, стоявший на рабочем столе начальницы. "Нет времени лучше настоящего" – это была фраза, которой его мать обычно пресекала многочисленные попытки сына отложить на потом какое-нибудь неприятное дело. Фраза эта, естественно, всю жизнь бесила его, как любой к месту и не к месту повторяемый лозунг, но сейчас он впервые с полной ясностью осознал, насколько она верна. Глядя на плоский, цвета слоновой кости аппарат, Воронцов попытался принять окончательное решение. Как быть? Звонить генералу или газетчикам? И если звонить, то как? Если позвонить прямо отсюда, номер обязательно определят, а его самого вычислят без труда, так что никакой анонимности не получится. А с другой стороны, если решил подзаработать на этом деле, то к чему скрываться? Все эти шпионские игры с секретными номерными счетами и засунутыми под мусорный бак полиэтиленовыми пакетами хороши на экране телевизора. А в реальной жизни, пожалуй, и не придумаешь, как ко всему этому подступиться.