КГБ во Франции

В 1975 году на авиасалоне в Бурже советский служащий заинтересовался французским предприятием, специализирующимся на производстве ракет. У экспозиционного стенда он встретил доверчивого молодого инженера. Агафонов, назвавшийся Сергеем, начал расспрашивать своего нового знакомого о специальных сплавах, применяющихся в самолетостроении. Француз вежливо отвечал на все вопросы. Прежде чем расстаться, офицер ГРУ подарил своему собеседнику бутылку водки и записал его служебный телефон.

Спустя два месяца они встретились снова. Вместе пообедали. Встреча состоялась у касс станции метро "Пон-де-Неи". Это удивило француза. На всякий случай он поставил в известность сотрудника службы безопасности своего предприятия. Решение было правильным. С этого момента инженер принял условия игры советского дипломата, чтобы выяснить намерения последнего. За полгода мужчины встречались еще много раз. Незаметно Агафонов принимал меры безопасности. Он больше не звонил на предприятие, но заранее договаривался о времени и месте встречи в конце каждой беседы. Свидания всегда назначались на одной из станций метро. Обедать они ходили в разные рестораны.

Офицер ГРУ поначалу интересовался происхождением инженера, его семьей, учебой, вкусами, политическими убеждениями. Узнав, например, что француз любит абстрактное искусство, он подарил ему великолепную картину художника-абстракциониста. Уже во время второй встречи он попросил инженера достать для него материалы о ракетном топливе (проперголе) и о типах топливных баков для космических аппаратов. Речь шла об "открытых" документах. Француз выполнил просьбу.

Серьезные вещи начались только после шестой встречи. Вопросы Агафонова становились все более конкретными. Он попросил француза составить записку о системах передачи изображения со спутников "Визирь" и "Велимат". Ему также понадобилось исследование Высшей национальной школы современной техники о процессе сгорания твердого композитного проперголя (ракетного топлива). Инженер понял, что советский дипломат хотел незаметно собрать информацию о характеристиках французских стратегических ракет, в частности "Плутона". Контрразведка, следившая за развитием событий, решила прекратить игру.

13 апреля 1976 года Сергей Агафонов был арестован в момент, когда француз передавал ему документы с грифом "для служебного пользования" о бутарголе (ракетном топливе).

Дело не получило широкой огласки. Инженера поблагодарили за сотрудничество. Агафонов, пользовавшийся дипломатическим иммунитетом, был отозван в СССР.

– В январе 1983 года парижский суд без присяжных заседателей вынес приговор – два года тюремного заключения – Траяну Мунтяну, тридцатитрехлетнему выходцу из Румынии. Приговор достаточно мягкий по делу одновременно и банальному и сложному.

Банальному – потому что обвиняемый, специалист в области информатики, работавший в Гренобле, оказался виновным в "сотрудничестве с агентами иностранной державы". Он передал около 20 документов офицерам секуритате во время тайных встреч в различных городах Европы.

Усложнилось же дело с того момента, когда Траян Мунтян начал отрицать свои показания. "Я подписывал протоколы, потому что меня били, – заявил он. – Мне не давали спать во время первых допросов".

Его арестовали 17 июля 1979 года по возвращении со стажировки в Великобритании. Контрразведка получила о нем информацию от Иона Пачепы, заместителя начальника румынской контрразведки, перешедшего в 1978 году на Запад. Первый допрос не дал никаких результатов. Однако при обыске были обнаружены два листка, заполненных цифрами и буквами: это был очень сложный шифр. Мунтян, ставший более сговорчивым, сам дал ключ к шифру. После этого полицейским удалось расшифровать дюжину писем, найденных у него в квартире. На первый взгляд безобидные, все они были получены из Румынии. Речь в них шла о тайных встречах с румынскими офицерами в Женеве, Вене, Люксембурге, Копенгагене… Были указаны точные места встречи, опознавательные знаки. На письмах стояла подпись: Триаян Поп, вымышленное имя, под которым скрывался "почтовый ящик" в Румынии. Мунтян отказался дать дополнительную информацию, так же как он отказался сообщить что-то о характере переданных им тайно документах.

Находясь в предварительном заключении до июня 1981 года, он в процессе следствия разработал почти совершенную систему защиты. Приехав во Францию в 1969 году как стипендиат румынского государства, он, по его утверждению, вынужден был поддерживать связи с официальными представителями Румынии для продления визы. Поступив в Институт прикладной математики Гренобля (ИПМГ), он продолжал переписываться с учеными, оставшимися на родине. "Шифр я использовал лишь для переписки с румынскими учеными, боявшимися цензуры", – заявил он следователю.

Как и в деле Доббертина, его гренобльские коллеги организовали защиту. Переданные им документы? "Диссертации, статьи, доклады, не имеющие ничего общего с секретной документацией", – утверждали в ИПМГ. Один из ученых заявил: "Свободное передвижение идей и знаний – основополагающий принцип развития науки и жизни лаборатории". Комитет поддержки потребовал его освобождения под залог. С ним солидаризировались Лига прав человека и Международная амнистия.

Для французской контрразведки Траян Мунтян остался агентом румынской секуритате. В его задачу входило внедриться во Франции в область информатики. В 1976 году он, по мнению контрразведки, подал по совету румынского посольства прошение о получении гражданства, что позволило бы с успехом выполнить задание. Блестящий и уважаемый ученый, Мунтян мог сделать головокружительную карьеру, стать "кротом" высшего уровня, если допустить, что таковы были намерения секуритате.

Парижский суд присяжных так и не смог сделать окончательный выбор между виновностью и невиновностью. Приговорив его к двум годам заключения, судьи всего лишь покрыли период предварительного заключения. После освобождения Мунтян должен был быть отправлен в Румынию. Однако он воспротивился этому, чтобы еще раз показать, как несправедливо с ним поступили.

– Александр Зайцев – один из 47 советских "дипломатов", выдворенных из Франции 5 апреля 1983 года. Он занимал пост торгового атташе при посольстве СССР. Под этим прикрытием он работал по "линии X": научный и технологический шпионаж за рубежом. О Зайцеве много говорили 14 и 15 ноября 1984 года на заседании парижского суда присяжных, где слушалось дело Патрика Герье, молодого архивариуса Научно-исследовательского центра угледобычи.

Зайцев с давних пор интересовался этим центром. В конце 1981 года он официально связался с начальником отдела документации для получения информации о подземной газификации и разжижении угля. Начальник отдела согласился передать ему "открытую" документацию при условии, что советский "дипломат" со своей стороны также сообщит ему некоторые сведения. Зайцев не дал ответа. Он предпочел обратиться к Патрику Герье, только что устроившемуся в отдел после путешествия по разным странам (Ливан, Румыния, Чехословакия и др.). Между молодыми людьми установились хорошие отношения. Общительный и веселый, советский сотрудник очаровал француза. По наивности архивариус даже пригласил Зайцева к себе домой. Когда француз первый раз передавал документы, то делал он это не за деньги, не из убеждений, а просто чтобы сделать приятное своему симпатичному другу. Что же он передал? В принципе ничего: несколько документов НЦНИ и отчет Научно-исследовательского центра за 1980-1981 годы.

Комиссар Нар из УОТ заявил в суде, что этот отчет позволил Советскому Союзу сэкономить значительные суммы на исследованиях в области подземной газификации угля. Годовой разведплан ВПК требовал от КГБ получения именно такой информации.

Арестованный 30 марта 1983 года – за шесть дней до выдворения его знакомого офицера, – Патрик Герье был приговорен к пяти годам тюремного заключения.