Страница 2 из 19
– Будь это правый глаз, – сказал врач, – я бы его вылечил, но раны левого глаза неизлечимы.
Весь Вавилон сожалел о судьбе Задига и удивлялся глубине познаний Гермеса. Два дня спустя нарыв прорвался сам собою, и Задиг совершенно выздоровел.
Гермес написал книгу, в которой доказывал, что Задиг не должен был выздороветь. Задиг не читал ее; как только он смог выходить из дому, он собрался посетить ту, с которой были связаны все его надежды на счастье. Только для нее желал он сохранить в целости свои глаза. Но Земира три дня назад уехала за город. Дорогой он узнал, что эта прекрасная дама, презрительно заявив, что чувствует непреодолимое отвращение к кривым, накануне вечером обвенчалась с Орканом. Услышав это, Задиг упал без чувств; отчаяние едва не свело его в могилу; он был долго болен, но наконец рассудок одержал верх над горем, и Задиг нашел утешение в самой жестокости испытанного им потрясения.
«Так как я узнал, – сказал он себе, – как безжалостна и ветрена может быть девушка, воспитанная при дворе, мне надо жениться на простой горожанке».
Он избрал Азору, самую умную девушку и из лучшей семьи в городе, женился на ней и прожил месяц, наслаждаясь всеми радостями нежнейшего брачного союза. Однако вскоре он заметил, что жена его несколько легкомысленна и что у нее непреодолимая склонность считать самыми умными и добродетельными тех молодых людей, чья внешность казалась ей особенно привлекательной.
Нoc [16]
Однажды Азора возвратилась с прогулки в сильном гневе, громко выражая свое негодование.
– Что с вами, моя милая супруга? – спросил Задиг. – Кто вас так рассердил?
– Вы были бы точно так же возмущены, – ответила она, – если бы увидели то, чему я сейчас была свидетельницей. Я навещала молодую вдову Козру, похоронившую два дня назад своего юного супруга на берегу ручья, омывающего луг. Безутешно скорбя, она дала обет богам не уходить оттуда, пока не иссякнут воды ручья.
– Что же, – сказал Задиг, – вот достойная уважения женщина, истинно любившая своего мужа!
– Ах, – возразила Азора, – знали бы вы, чем она занималась, когда я пришла к ней!
– Чем же, прекрасная Азора?
– Она отводила воды ручья.
Азора разразилась столь нескончаемыми упреками и так поносила молодую вдову, что эта чересчур многословная добродетель не понравилась Задигу.
У него был друг по имени Кадор, из числа молодых людей, которых жена Задига считала особенно добродетельными и достойными. Задиг сделал его своим поверенным, с помощью ценного подарка заручившись, насколько это возможно, его верностью.
Однажды, когда Азорэ, проведя два дня за городом у одной из своих подруг, возвратилась на третий день домой, слуги с плачем возвестили ей, что муж ее внезапно умер этой ночью, что ей не решились сообщить столь печальное известие и что его уже похоронили в семейной усыпальнице в самом конце сада. Азора рыдала, рвала на себе волосы и клялась, что не переживет его. Вечером Кадор попросил позволения зайти к ней, и они рыдали вдвоем. На другой день они рыдали уже меньше и вместе пообедали. Кадор сообщил ей, что друг его завещал ему большую часть своих богатств, и намекнул, что почтет за счастье разделить свое состояние с нею. Дама поплакала, посердилась, но наконец успокоилась; ужин длился дольше обеда, и разговаривали они откровеннее. Азора хвалила покойного, но призналась, что у него были недостатки, которых нет у Кадора.
За ужином Кадор стал жаловаться на сильную боль в селезенке. Встревоженная дама приказала принести благовония, которыми она умащалась, – она надеялась, что какое-нибудь из них утолит эту боль. Азора очень сожалела, что великого Гермеса уже нет в Вавилоне, и даже соблаговолила дотронуться до того места, где Кадор чувствовал такие сильные боли.
– Вы подвержены этой ужасной болезни? – спросила она с состраданием.
– Она иногда приводит меня к самому краю могилы, – отвечал ей Кадор. – Облегчить мои страдания можно только одним способом: приложить мне к больному боку нос человека, умершего накануне.
– Какое странное средство! – сказала Азора.
– Ну, уж не более странное, – отвечал он, – нежели мешочки господина Арну [17] от апоплексии.
Этот довод, в соединении с чрезвычайными достоинствами молодого человека, заставил даму решиться.
«Ведь когда мой муж, – подумала она, – отправится из здешнего мира в иной по мосту Чинавар [18], не задержит же его ангел Азраил на том основании, что нос Задига будет во второй жизни несколько короче, нежели в первой?»
Она взяла бритву, пошла к гробнице своего супруга, оросила ее слезами и наклонилась, собираясь отрезать нос Задигу, который лежал, вытянувшись во весь свой рост. Задиг встал, одной рукой закрывая нос, а другой отстраняя бритву.
– Сударыня, – сказал он ей, – не браните так усердно молодую Козру: намерение отрезать мне нос ничуть не лучше намерения отвести воды ручья.
Собака и лошадь
Задиг убедился, что, как сказано в книге Зенд [19], первый месяц супружества – медовый, а второй – полынный. Он вынужден был через некоторое время развестись с женой, жизнь с которой стала для него невыносима, и начал искать счастья в изучении природы.
«Нет никого счастливее, – повторял он, – чем философ, читающий в той великой книге, которую бог развернул перед нашими глазами. Открываемые им истины составляют его достояние. Ими он питает и возвышает свою душу; его жизнь спокойна, ему нечего бояться людей, и нежная супруга не придет отрезать ему нос».
Под влиянием этих мыслей Задиг удалился в загородный дом на берегу Евфрата. Он не занимался там вычислением того, сколько дюймов воды проходит в одну секунду под арками моста [20], или того, выпадает ли в месяц Мыши на одну кубическую линию дождя больше, чем в месяц Овна [21]. Он не помышлял о том, что можно изготовлять шелк из паутины [22] или фарфор из разбитых бутылок [23], но занимался главным образом изучением свойств животных и растений и приобрел вскоре навык находить тысячу различий там, где другие видят лишь единообразие.
Однажды, когда Задиг прогуливался [24] по опушке рощицы, к нему подбежал евнух царицы, которого сопровождали еще несколько дворцовых служителей. Все они, видимо, находились в сильной тревоге и метались взад и вперед, словно искали потерянную ими драгоценную вещь.
– Молодой человек, – сказал ему первый евнух, – не видели ли вы кобеля царицы?
– То есть суку, а не кобеля, – скромно отвечал Задиг.
– Вы правы, – подтвердил первый евнух.
– Это маленькая болонка, – прибавил Задиг, – она недавно ощенилась, хромает на левую переднюю лапу, и у нее очень длинные уши.
– Значит, вы видели ее? – спросил запыхавшийся первый евнух.
– Нет, – отвечал Задиг, – я никогда не видел ее и даже не знал, что у царицы есть собака.
Как раз в это время, по обычному капризу судьбы, лучшая лошадь царских конюшен вырвалась из рук конюха на лугах Вавилона. Егермейстер и другие придворные гнались за ней с не меньшим волнением, чем первый евнух за собакой. Обратившись к Задигу, егермейстер спросил, не видел ли он царского коня.
– Это конь, – отвечал Задиг, – у которого превосходнейший галоп; он пяти футов ростом, копыта у него очень маленькие, хвост трех с половиной футов длины, бляхи на его удилах из золота в двадцать три карата, подковы из серебра в одиннадцать денье [25].
16
Эта глава навеяна романом древнеримского писателя I в. н. 9. Петрония «Сатирикон» (эпизод «Матрона из Эфеса»), Однако Вольтер нашел сходные мотивы и в одной китайской сказке, приведенной Жаном-Батистом Дюальдом в его книге «Описание Китая» (1735), которая имелась в библиотеке Вольтера. На использование сюжета этой китайской сказки писатель сам указал в одной из поздних рукописных заметок.
17
В это время жил один вавилонянин по имени Арну, который, как сообщалось в газетах, излечивал и предотвращал апоплексию посредством привешенного к шее мешочка. (Прим. автора)
Арну – популярный во времена Вольтера французский аптекарь, широко пропагандировавший средство от апоплексии.
18
…по мосту Чинавар… – В представлении мусульман таков был путь в загробный мир.
19
Книга Зенд – перевод-комментарий на среднеперсидский язык книг «Авесты» («Зендавеста»).
20
Намек на псевдонаучные изыскания французского ученого Пито, напечатавшего на подобную тему доклад в 1732 г.
21
Вольтер намекает на метеорологические открытия известного в свое время французского ученого Филиппа Лаира (1640 – 1718).
22
Намек на работу французского естествоиспытателя Б. де Сент-Илера «Рассуждение о пауке» (1710).
23
В данном случае Вольтер насмехается над ученым Рене-Антуаном де Реомюром (1683 – 1757), неоднократно представлявшим Академии наук проект производства фарфора из стекла. Эти издевки, помимо принципиальных, имели и личные мотивы: Реомюр отказался поддержать кандидатуру Вольтера в Академию.
24
В этом эпизоде Вольтер использует сюжет арабской сказки, включенной в перевод романа итальянского писателя Армено Кристофоро «Путешествия и приключения трех принцев» (1548). Критик Фрерон, известный враг Вольтера и энциклопедистов, не преминул обвинить писателя в «плагиате».
25
Денье – старинная французская монета большого достоинства.