Страница 28 из 60
— И позволите мне вернуться?
— Отдай приказ!
Диктатор на полусогнутых ногах подошел к интеркому. Терраса опустела. Минутой позже отворились броневые двери. И почти тотчас же затарахтел мотор.
— Adios, Cortezia… [33] то бишь, Трапезия! — поправился Фаусон.
Никто не мешал им улетать. В воображении Меффа уже рисовались картины лихорадочных совещаний иерархов, ежечасно меняющие смысл коммюнике, расслабление в гарнизонах и, наконец, всеобщее ликование по всей стране, которой, хоть и был он сатаной, Мефф желал хотя бы краткой передышки.
Когда они покинули территориальные воды, судьба деспота свершилась. Зубы Вурдалака отыскали его сонную артерию, медленно разгрызли ее не нарушая гортани, так что крики гибнущего диктатора долго еще сплетались с гулом двигателя. В свои последние минуты Бандальеро сначала впустую призывал бога, потом извергал проклятия, наконец ослабленный потерей крови, принялся бормотать какие-то стишки об индейце Монтесуме и боевом вожде Кортесе.
— Я сосу эту пакость сознательно, — сказал Оборотень, и в его голосе прозвучало нескрываемое отвращение.
Еще три дня назад Фаусон ошалел бы от тревоги. Сейчас же он думал исключительно о двигателе, рулях и высотомерах. Металлический холод все глубже охватывал органы его чувств. Ощущение, которое описать трудно. Что-то вроде дерматина, искусственной кожи, кожимита понемногу заменяло ткани, мышцы, всю нервную систему специалиста по рекламе. А запах крови, заполняющий кабину, казался сладким, упоительным, вкусным.
Тело Бандальеро они сбросили в океане. Оборотень выцарапал на груди трупа свой родовой знак, чтобы, как он сказал, акулы знали, кого благодарить за презент. Вертолет бросили в пальмовой роще на берегу красочного, чрезвычайно похожего на другие, островка, которыми так богато Карибское море. Пешком добрались до городка, откуда вскоре рейсовый самолет унес Фаусона в Майами. Вурдалак испарился по дороге, направившись в тот уголок мира, где должен был спокойно ожидать дальнейших указаний.
Утренние газеты не принесли ничего сенсационного из Кортезии.
— Долго им тайны не удержать, — усмехнулся Фаусон.
В полдень, просматривая дневные выпуски ТВ, он испытал шок. Через спутниковую связь шла прямая передача из Пунта Либертад. Приношение кровавых жертв по случаю открытия новых детских яслей. Церемонию почтил присутствием сам Первосвященник.
«Невероятно! — подумал Мефф. — Запустили старый фильм!» Однако в глубине была видна сложенная из цветов сегодняшняя дата, а в толпе нотаблей путался худощавый посланник, который только вчера вернулся на родину. Представление тянулось достаточно долго и Мефф успел заметить некоторую угловатость в движениях диктатора. Его одежда тоже была подогнана не наилучшим образом.
— Двойник! Попросту двойник!
Кортезианизм явно намеревался пережить своего творца, дабы царить долго и несчастливо. Бывает.
X
Сообщение о скором отцовстве подействовало на Лесора, и без того пребывающего в стрессовом состоянии, словно удар в солнечное сплетение. Он присел на диванчике и несколько секунд не мог глубоко вздохнуть, тем более что-нибудь сказать. Мэрион же чувствовала себя как дома. Кинула на диван раскрытый чемодан, на кресло — плащ, потом скрылась в ванной, «чтобы слегка освежиться». Через открытую дверь доносились фразы сленга проектировщиков упаковок, короткие, содержательные и имеющие вполне конкретную, единственную, весьма неинтересную для Андре направленность.
— А ты не заглянешь чикнуться? — наконец послышался вопрос.
Андре инстинктивно попятился…
— Ах, да, я хотела тебя спросить, что это за типы сшиваются вокруг тебя?
— Стипендиаты из Мавритании, — пробормотал он первое, что пришло в голову, уже почти совсем ретировавшись в коридор.
— Ты куда?! — загородила ему дорогу ведьмоватая хозяйка, неожиданно проявившись из тьмы. — Вроде бы, у тебя есть определенные обязанности.
Он покраснел, словно второклассник.
— Но я не могу… понимаете!.. Она покачала головой.
— Знаю, что не можешь, но ты же актер? Играй!
Лесор набрал полную грудь воздуха, как артист, изображающий Гамлета перед очередным монологом, и пружинящим шагом датского принца ступил в ванную.
Увы! Премьера оказалась неудачной. Провал артиста уже в первом акте был столь ощутим, что милосердный автор просто вынужден опустить занавес. Ни тощая суфлерша из-за двери, ни благожелательность художественного материала, то бишь Мэрион, которая после нескольких минут жалкой импровизации предложила перейти на стол («Там ты почувствуешь себя лучше, чудачок!»), не позволили актерскому искусству подняться на соответствующую высоту, или хотя бы холмик. Он целовал Мэрион, а видел Кристину. Sacre Dieu! [34] Только в анекдотах актеры-импотенты в состоянии разыгрывать роли идеальных любовников. После часового усилия Лесор, выражаясь эвфемично, отменил спектакль, сдался, оправдывая сей факт «неготовностью основного исполнителя».
Мэрион не стала устраивать скандала. Только сказала:
— Перетрудился, чертушка. Ну, ничего, я о тебе позабочусь…
— А как же Америка? — забеспокоился актер, которого как-никак наняли в качестве дублера, а не каскадера.
— Я взяла двухнедельный отпуск. Увидишь, все будет о'кей!
17 февраля — моторная яхта «Жизель» с группой представителей высших классов на борту покинула Нассау, направляясь к Ямайке. Погода стояла прекрасная, хотя метеорологи предсказывали магнитные бури. Спустя три дня два пограничника, патрулировавших побережье Кубы, наткнулись на дрейфующую яхту. Не сумев связаться с экипажем, они поднялись на палубу и убедились, что роскошный корабль пуст. Совершенно. Напрасно они искали следов борьбы или паники. Палубу, вероятно, покинули вечером, однако спасательные средства были нетронуты. Телевизор включен. В баре — наполненные напитками фужеры. Отложенные во время игры карты. Судя по их набору, один из игроков собирался объявить малый шлем на пиках. Радиостанция не повреждена, а в пище не обнаружено ничего отравляющего. Только исчез экипаж и одиннадцать пассажиров, в том числе кинозвезда из Голливуда, многообещающий сценарист, западногерманский промышленник, английский аристократ… Нетронутым осталось содержимое сейфов и личные вещи. Даже в пиджаке, висящем на стуле одного из игроков, оказалось несколько фунтов. На палубе яхты, дрейфующей на идиллических теплых водах, уцелело только одно существо — старый попугай, который то и дело горланил:
— Это стррррашно! Это стррррашно! Боооже!»
24 февраля — инженер Гоббсон из Бостона, отдыхавший с семьей на красочной Доминике, взял напрокат автомобиль и отправился на предвечернюю прогулку. Проезжая по краю пустынного в эти часы пляжа, он неожиданно наткнулся на плотный клуб тумана. Включил дальний свет. Память к нему вернулась спустя двадцать четыре часа, в том же автомобиле, когда он, дрожа от холода, стоял около собственного дома в предместье Бостона. Судя по счетчику, он проехал едва несколько сотен метров. Ни одна из расследующих событие комиссий не могла объяснить, каким образом Гоббсон преодолел несколько тысяч километров, в том числе часть по воде? Никто также не сумел установить, что сталось с его женой и двумя детьми, которые во время прогулки по Доминике дремали на заднем сиденье машины.
3 марта — вблизи Гамильтона (Бермуды) неожиданно всплыла американская подводная лодка, уже два месяца как считавшаяся потерянной. Ракеты с ядерными боеголовками находились на своих местах, аппаратура работала нормально. Только экипаж исчез. Остался лишь запертый в туалете в состоянии крайнего истощения двадцатитрехлетний Боб Гендерсон. Седой, как ангорский кот, он потерял память, а его разум упал до уровня годовалого ребенка. Необратимо. Врачам удалось установить лишь его панический страх перед ярким светом и высокими тонами генератора. Тщательный осмотр корабля показал всюду образцовый порядок. На местах были все скафандры для подводных прогулок. Комиссия удовольствовалась констатацией, что по неведомой причине экипаж поднял лодку на поверхность, покинул боевой корабль, после чего Гендерсон задраил изнутри люки и вновь погрузил лодку в пучину. Однако зачем он это сделал, что вызвало в нем глубокий шок и чем питался запертый в гальюне моряк установить не удалось. Не выяснили также, кто вновь вывел корабль на поверхность. Конечно же не впавший в детство Боб. В послеобеденной прессе появились даже байки о человеке-призраке, вырезавшем экипаж и два месяца питавшимся мясом своих спутников.
33
Прощай, Кортезия! (исп. )
34
Боже святый! (фр. )