Стерва на десерт

Крадучись, мы вошли в здание. На цыпочках (а Сонька и вовсе на весу) миновали лестничный проем, на счастье отгороженный от фойе закрытой дверью. Просеменили по коридору. Бесшумно открыли кодовый замок. Вошли.

— Счастье-то какое! — воскликнула Ксюша, падая на скрипучий диван в углу комнаты.

— Разденься хоть! А то ты вся грязная.

— Ага, — согласилась она, но разоблачаться и не подумала.

— Разденься, говорю, — настаивала я, а сама тем временем усаживала Соньку в глубокое кресло.

Ксюша не реагировала — она уже спала.

Я подошла к ней, стянула с нее сапоги и пальто, укрыла фуфайкой, на Соньку накинула скатерть. Сама же разделась до трусиков, скинув, наконец, с себя ненавистное платье, и облачилась в самый чистый из найденных, наверняка, Кузинский, синий халат. Потом залезла в холодильник — как мне ни хотелось спать, есть хотелось еще больше — обшарила полки, ничего кроме подкисших маринованных огурцов и черствого хлеба не нашла, но и этому была рада. С восторгом вгрызлась в корку и приготовилась упасть рядом с Ксюшей, как вдруг услышала…

Шаги…

Тихие, медленные, даже крадущиеся.

Охранник? Но зачем ему красться? Вор?

Маньяк!?

Я поперхнулась краюхой и замерла, будто загипнотизированная этими мерными — топ-топ, топ-топ — звуками. Так я простояла, неподвижная и безмолвная, пока шаги не затихли. После этого я отмерла, тихонько подошла к двери, приоткрыла ее и выглянула в щель.

Длинный коридор, освещенный лампами дневного света, на первый взгляд показался пустым. Но это только на первый. На второй, оказалось, что в конце его, там, где приоткрыта дверь на лестничную клетку, стоит человек. Стоит неподвижно, спиной ко мне. Ни лица, ни фигуры разглядеть не возможно. Единственное, что я могу изучить, так это его тень: длинную, черную, устрашающую.

Человек, постояв немного, двинулся к лестнице. Я поняла это по возобновившемуся топоту и изменению очертания тени. Теперь она из длинной и тонкой, стала широкой, сплющенной, но все еще огромной.

Кто же это? Кто? Чья же эта гигантская тень? Сначала мне показалось, что принадлежать она может только Блохину, уж очень большим был отпечаток мрака на полу, потом, когда тень видоизменилась, мне пришло в голову, что там, в конце коридора, стоит Слоник, потому что, человек, обладающий таким объемным трафаретом, должен быть не просто большим, но и необъятным. Теперь же я не знала, что и думать, ибо неизвестный, легко, почти бесшумно шагая, скрылся за дверью, лишив меня возможности рассматривать свою тень.

Я мялась в нерешительности у приоткрытой двери. Я не знала, что лучше — затаится, зарыться головой под покрывало и сделать вид, что меня не существует, или выйти из укрытия, чтобы выяснит все до конца. Все же я выбрала последнее. И не ругайте меня за это! Просто я считаю, что лучше умереть и быть спокойным, чем жить и волноваться. Как большинство героинь фильмов ужасов. Помните таких? Они вечно выходят на темное крыльцо дома, заслышав малейший шорох, вместо того, чтобы затаится до приезда полиции. Их еще вечно убивают самыми первыми. Вот я из их числа. Не обессудьте.

На этот раз прихватить средства индивидуальной защиты (как-то: швабра и баллончик) я не успела, единственное, что цапнула в последний момент, так это Ксюхин мобильный телефон.

По коридору я кралась очень осторожно, с оглядкой. Хоть я любопытна и упряма, но не безрассудна, по этому решила только проследить и установить личность, но никак не ловить маньяка. Так я добрела, тихая, как приведение, до конца коридора, остановилась у двери. Прислушалась — ни единого звука. Облегченно вздохнула и вышла на площадку.

В ту же секунду, как моя нога зависла над порожком, чья-то сильная рука обхватила мои плечи, ладонь зажала рот, и я оказалась немой и беспомощной жертвой неизвестного маньяка. Я застыла, обмерла от ужаса. А потом начала извиваться, лягаться, царапаться, отрывать его руки от своего лица. Я боролась, понимая, что от этих бабских приемчиков самообороны зависит моя жизнь. Не сразу я вспомнила про телефон, но когда до меня дошло, что именно он мешает меня полноценно защищаться, я лихорадочно начала жать на кнопки.

Нападающий сначала растерялся, видимо не понял, что я делаю, но на последний «пип» он среагировал — резко выбросил руку и саданул ребром ладони по моему запястью. Я взвыла, выронив телефон. Он упал мне под ноги, и я увидела краем глаза, как тот, кто сжимал мое горло, заносит свой ботинок над светящейся зеленым трубкой, чтобы растоптать ее… Но я опередила его. Из последних сил я отпинула телефон подальше, надеясь на чудо и веря в способности Геркулесова к телепатии. А вдруг он поймет, кто звонит ему среди ночи и молчит в трубку?

Когда аппарат, проехав по полу, ткнулся в угол, маньяк обрушил мне на висок что-то тяжелое (наверное, рукоятку своего ножа). После чего я обмякла в его руках и потеряла сознание.

Развязка.

Я очнулась. Открыла глаза. Первое, что увидела, так это пыльную лампу, вокруг которой нарезала круги жирная муха. Потом, когда голова перестала кружиться, разглядела кирпичные стены, забитые фанерой окна, битое зеркало на стене. Света в комнате было мало — пыльная лампа озаряла лишь тот угол, в котором стояла, все же остальное помещение тонуло во мраке.

Я попыталась встать, но не смогла пошевелить ни рукой, ни ногой, единственное, что было подвижным, так это шея. Ее-то я и изогнула, чтобы рассмотреть, что же случилось с моим телом. Оказалось, что оно привязано к массивному стулу — руки за спинкой, ноги примотаны проволокой к ножкам, вокруг туловища несколько слоев бечевки. Мне стало тошно, ибо я поняла, что просто умереть мне никто не даст.

Тут краем уха я уловила какой-то скрежет. Повернула голову в ту сторону, откуда раздался звук, но никого не увидела, видно этот кто-то стоял чуть позади меня.

— Кто здесь? — сипло прошептала я.

Мне никто не ответил. Но скрежет повторился, причем, теперь я распознала его — это было шарканье металла обо что-то твердое…

Шарканье ножа о точило!?

— Кто это? — истерично вскрикнула я. — Покажись, сукин сын!

Скрежет прекратился. Минуту стояла абсолютная тишина, а потом послышались шажки. Человек приближался ко мне. Приближался медленно, оттягивая удовольствие. Наконец, он подошел совсем близко, я даже ощутила на своем лице его теплое дыхание. И резко наклонился.

— Сулейман?

Он ничего не сказал, только надменно хмыкнул.

— Неужели это ты…?

Он лениво кивнул.

— Ты…Ты убил всех этих женщин?

— Не ожидали? — захихикал он, склоняясь надо мной, как коршун над ягненком. — Никто не думал, что маленький еврейчик способен на ПОСТУПОК! — Селеймановы глаза недобро сверкнули. — Все надо мной смеялись, издевались, презирали меня, а вот я всем показал!

— Никто над тобой не…

— Замолчи, — взвизгнул он. — Ты ничего не понимаешь, ничего не знаешь ни обо мне, ни о жизни вообще.

Он нервно дернул головой. Теперь он совсем не походил на того Сулю, к которому мы привыкли. Этот был нервный, злой, дерганный и жутко опасный.

— Вычислила меня? — чуть хрипло спросил он, нарушив этим вопросом гнетущую тишину. — Не ожидал. Вернее, я сразу понял, что ты опасна. — Он ткнул меня пальцем в нос. — На вид дура дурой, а поди ж ты… От таких всех больше бед. Как догадалась-то?

— Я не… — тут я захлопнула рот — он ни в коем случае не должен знать, что на 2-ом этаже института, то есть почти под боком у него, даже если не считать того, что я не догадываюсь, где именно мы находимся, спят беспробудным сном две потенциальные жертвы.

— Что замолкла? Не хочешь со мной говорить? Презираешь? — он поднес нож к моему носу и поводил им из стороны в сторону.

— Сулейман, — прохрипела я. — Опомнись, Сулейман!

Он захохотал, запрокинув голову, а когда вновь вперился в мое лицо взглядом, выражение его лица изменилось. Оно стало каким-то, каким-то… ну не знаю… осмысленным что ли, не таким, каким было минуту назад. Я решила, что у него просветление, и попыталась заговорить ему зубы, между прочим, не очень удачно.