Страница 64 из 72
Когда они чуть-чуть пришли в себя и дневной свет стал достаточно сильным. Наташа всплеснула руками, увидав лица товарищей. Багровый кровоподтек на щеке, глубокая царапина на лбу, в клочья изорванная одежда, колотая рана на левом бедре, во многих местах следы засохшей крови, неизвестно, собственной или вражеской, — таким выглядел Владимир. Яхонтов тоже сильно пострадал. Он порвал рукав комбинезона, потерял головной убор и маску. Не лучше выглядел и Ли Сяо-ши. Паршин не получил ушибов, но страдал от простуды. Женщины не были ранены, но одежда их порвалась во многих местах. Борьба принесла им несколько царапин.
Обязанности врача исполняла Наташа. Небольшой запас перевязочных средств имелся в карманах. Коченеющими от холода руками Наташа промыла и перевязала раны. Индира наскоро заштопала одежду. Общими усилиями удалось придать более или менее приличный вид всем участникам экспедиции. Сергей Васильевич получил солидную дозу укрепляющего лекарства и пришел в себя.
Несколько капель коньяку, взятого запасливым Ли Сяо-ши при посещении ракеты, подняли силы и немного улучшили настроение космонавтов.
— Эх, умыться бы теперь, — произнес Владимир.
— Да! — мечтательно протянула Индира. — Представьте себе жгучее, яркое Солнце и священные воды Ганга, теплые, ласковые, нежно обнимающие тело. Или прибой океана! Морские волны набегают, поднимают тебя, освежают, выносят на берег. А потом омовение теплой и пресной водой. Мягкими, пушистыми простынями растереть свое тело, прямо-таки пахнущее чистотой.
— К чему священный Ганг и теплые воды тропических морей! Обыкновенная горячая ванна в московской квартире. Кусок душистого мыла и мочалка — вот и все, что надо для счастья, добавила Наташа.
— Хорошая русская баня и парильня! — размечтался Владимир. — А здесь так грязно и холодно!
— Да! — послышался негромкий голос Паршина. — О ванне и бане я даже не мечтаю. Но вот побриться бы не мешало! Кстати, объясните, наконец, где мы находимся и почему считаем себя в безопасности. Я же ничего не знаю.
Сергей Васильевич приходил в нормальное состояние.
Виктор Петрович рассказал об Элхабе и его советах, о праве убежища в храме Неба, о предстоящем Великом суде, где должна решиться их судьба.
Космонавты знали, что находятся в относительной безопасности, используя право убежища, но не имели никакого представления, как будет организован Великий суд, когда он соберется и как нужно вести себя в ближайшее время. Они сидели в ожидании на полу. Было холодно, потому что храм не отапливался. Глоток вина согрел ненадолго, но потом ноги и руки стали опять коченеть.
Такое времяпрепровождение менее всего отвечало характеру Владимира. Он легко переносил какие угодно лишения, смело шел навстречу опасности, но не выносил бездеятельности. Сначала он лежал притихший и мрачный. Потом на его лице появилось хорошо знакомое Наташе, да и другим космонавтам, сердитое выражение.
— Дикое положение! — заявил он, вскакивая. — Черт знает что такое! В век ядерной энергии и космических путешествий мы вынуждены любоваться на каких-то поганых идолов. Нарочно не придумаешь! Кто бы мог вообразить, что на Марсе мы, попадем прямехонько в средние века! Даже дальше! Языческие культы… Музейные редкости, к несчастью, живые… Опереточные одежды!.. А голод! Подземные тюрьмы! Холод! Дико и нелепо! Кругом одни анахронизмы.
Он принялся ходить большими шагами вокруг лежавших.
— Никогда не бывает, чтобы новое развивалось без борьбы, — произнес Яхонтов, следя глазами за обозленным Владимиром. — Тишь и гладь бывают только в сказках. Что вас так возмущает и удивляет? Мы прибыли на Марс во имя Человека. Идея большого, подлинного, советского гуманизма привела нас сюда. Все это верно. Но неужели можно было всерьез ожидать, будто нас примут с распростертыми объятиями? Надо было заранее предвидеть много неприятностей. Если бы здесь существовала полная гармония, марсиане сами решили бы все свои проблемы и обошлись бы без нас.
— Как можно было принять в штыки посланцев мира? Как можно столько дней держать их в заключении неизвестно почему? бушевал Владимир. — Мы никому не причинили зла, а нас хотели уничтожить, вынудили к борьбе. Как это можно? И не пора ли нам пересмотреть кое-какие взгляды!..
— Вырваться из плена и поскорее наутек? — насмешливо бросил Ли Сяо-ши.
— Быть может, и так, — вскипел Владимир. — Нельзя проповедовать христианскую мораль: тебя ударили по правой щеке, подставь левую… Мы преждевременно приехали сюда. Марсиане еще не созрели для получения помощи Земли!
— Вовсе неверно! — возразил Яхонтов. — Надо рассуждать объективно. На Марсе есть общественные группы, которым наше появление действительно не сулит ничего хорошего, и они желают нас устранить. Везде идет борьба. Чему здесь удивляться и на кого сердиться? Но существуют другие силы, для которых мы — друзья.
— И вы хотите оставаться здесь. Зачем?
— Как зачем? Во имя подлинной, высокой человечности! Мы будем бороться за правоту наших идей. Совсем недавно я сам, старый человек, проповедующий гуманизм, боролся как зверь. Мы и дальше будем бороться с тем мертвым, что желает уничтожить живое, бороться во имя жизни! Мы ни на секунду не забудем о своей благородной миссии и будем изо всех сил помогать передовому, прогрессивному. Неужели теперь, когда перенесли так много, мы откажемся от главного? Неужели мы откажемся от своей миссии из-за того, что нас неприветливо встретили? Ведь, кроме Иргана и Ассора, на Марсе есть и другие. Разве возрождение Марса не заслуживает наших трудов?
Глаза Яхонтова светились глубоким внутренним убеждением. Забывая о личных невзгодах, он был во власти одной идеи — идеи великой дружбы соседних миров, ради которой они пустились в трудную и опасную экспедицию.
— Не узнаю тебя, Владимир! — вмешалась Наташа. — Ты рассуждаешь, как обиженный школьник.
— К тому же действительность не так плоха, — добавил Ли Сяо-ши. — До сих пор мы все живы и здоровы, если не считать пустяковых царапин. Несмотря на происки врагов, нам удалось собраться вместе. У нас есть довольно могущественные друзья.