Клинки надежды

– Потрудитесь выбирать выражения, когда разговариваете со старшим по званию, – холодно произнес Георгий.

Его тон вновь подействовал на бывшего писаря, однако, как и в первый раз, ненадолго.

Все-таки самомнения у Нестеренко было хоть отбавляй, а месяцы свободы отучили от привычки к дисциплине.

Да и откуда привычка у человека, долгое время успешно уклонявшегося от мобилизации и лишь меньше года назад чем-то не угодившего своим благодетелям, загремевшего в запасной полк и удержавшегося там на спокойной должности?

– Положим, вопрос, кто из нас старший, весьма спорный. Я командую полком, а вот вы…

Орловский расположил людей так, что издали еще можно было ошибиться в их численности, но на таком расстоянии…

– Если это можно назвать полком, – Георгий кивнул на приближающееся людское стадо.

– Вы оскорбляете защитников свободы и демократии! – с излишним пафосом воскликнул Нестеренко. – Сознательные борцы не нуждаются в ваших штучках!

Подполковник невольно хмыкнул. Хотелось послать новоявленного командира по матушке, да только стоит ли ссориться перед лицом гораздо более серьезного неприятеля?

– Сам первый гражданин послал нас сюда для разгрома банды. И, между прочим, поручил лично мне это ответственное дело. Что до вас, за вами выбор. Или вы так и будете отдыхать дальше, или все-таки вспомните свой долг и примете посильное участие в наступлении.

– Кончайте ломать комедию. – Орловский едва удержался, чтобы не сплюнуть под ноги защитнику свободы. – Если не терпится повоевать, то свяжитесь с командованием бригады. Полковник Аргамаков отведет вам роль в предстоящей операции.

– Наслышан. По приказу вашего полковника жители Тычинина должны были покинуть дома и отойти чуть ли не к городу. Пришлось отменить этот вздорный приказ.

– Вы хотите сказать?.. – Орловский должен был отступить за село, заманивая врага в ловушку.

– Да. Свобода дана не для того, чтобы по малейшей прихоти люди были вынуждены бросать свое имущество, – язвительно отозвался Нестеренко.

Тем временем толпа запасных дошла до позиций отряда и, не задерживаясь, проследовала дальше.

Солдаты были одеты неряшливо, большинство без погон, однако вид имели, нет, не боевой, одухотворенный.

Еще месяц назад Орловский попробовал бы остановить толпу, подчинить своему влиянию, но сейчас лишь махнул рукой. Он уже кое-что начинал понимать в методах правительства и знал: чтобы перебить внушения профессионального баюна за какие-нибудь полчаса, его влияния недостаточно.

– Так вы с народом или по-прежнему сами по себе, гражданин подполковник? – Нестеренко неумело похлестывал стеком по сапогу.

Очевидно, подсмотрел эту привычку у кого-нибудь из офицеров и теперь старательно ей подражал.

– В отличие от вас, гражданин Нестеренко, я человек военный, – в слово «гражданин» Орловский поневоле вложил максимум презрения. – Но мой вам совет. Никто и никогда не идет в атаку, не разведав вначале позиции противника. Тем более не следует делать этого вдоль железной дороги. У Горобца есть бронепоезд. Против ваших сознательных граждан штука весьма грозная.

– Я не нуждаюсь в советах, – высокомерно вымолвил писарь и полез в автомобиль.

Запасные кое-как развернулись в две короткие густые цепи и теперь шли, держа винтовки наперевес. «Руссо-балт» тронулся следом, только обгонять не стал и пылил чуть позади солдат.

– Больше тысячи голов, и ни одного мозга, – прокомментировал ситуацию Георгий.

– Шутки шутками, господа, но надо им как-то помочь! – не выдержал Петров.– Сейчас им так достанется на орехи!

Цепи медленно продвигались вперед. С позиции отряда люди казались крохотными фигурками. Зато лес на неприятельской стороне был от них почти рядом.

– А ведь за лесом что-то пыхтит. Явно «Хунхуз». – Петров беспокоился все больше.

– Берлинг, готовьте свой бронепоезд, – наконец распорядился Орловский. – Только зря не рискуйте. Хватит с нас вчерашнего. Ваша задача – удерживать «Хунхуз» на расстоянии. Ну, и содействовать нашему отходу. Это приказ.

Последнее слово Орловский произнес нарочито весомо.

Артиллерист едва успел забраться на орудийную платформу, когда началось.

Петров оказался прав. Запасным действительно досталось на орехи, причем орехи настолько крупные, что солдаты вмиг позабыли все звучные речи первого баюна.

Не меньше дюжины пулеметов ударили из леса по приблизившимся к нему цепям. Огонь оказался особенно эффективным из-за их густоты, и многие расхристанные сознательные граждане умерли прежде, чем успели понять, что их убивают.

Оставшиеся не стали искушать судьбу. Реальная опасность – лучшее средство против оторванных от жизни возвышенных фраз.

Офицеры видели, как торопливо стал разворачиваться командирский автомобиль. Теперь он не следовал за людьми, а указывал им путь. Расстроившиеся цепи со всех ног пытались догнать начальство, и, поддерживая их в этом благом начинании, из леса продолжали молотить пулеметы.

Гулко ударило орудие. Берлинг открыл огонь раньше, чем «еловый» тронулся с места, и первый разрыв аккуратно лег у первых деревьев.

Но пулеметы оказались не единственным сюрпризом, заготовленным матросом для возможных оптимистов. Из леса вдогон удиравшим запасным выскочили всадники. Выскочили так, чтобы не мешать своим залегшим у пулеметов товарищам.

В довершение, подтверждая опасения Петрова, из-за поворота дороги бодро выкатил «Хунхуз», и его пулеметы немедленно внесли свою лепту в разыгравшуюся бойню.

Дзелковский задрал ствол «максима» и попробовал достать кавалеристов, но на таком расстоянии об эффективном огне можно было и не мечтать.

«Еловый» с готовностью двинулся навстречу противнику. Две крепости на колесах, подлинная и импровизированная, как и вчера, загрохотали орудиями, словно приветствуя давно ожидаемого собрата.

Пока они обменивались выстрелами, конница успела догнать бегущих, и началась любимая кавалерийская потеха – рубка со спины.

– Я же говорил! Говорил! – Петров в досаде бил кулаками о землю, как будто это хоть что-то могло изменить в очередном акте кровавой драмы.

– Успокойтесь, капитан! – резко оборвал его Орловский. – Никто их не гнал. Напротив, предупреждали, что война – не место для самодеятельности. Мы им в любом случае помочь ничем не могли. Лучше приготовьтесь к отражению атаки. Сейчас наступит наш черед.

Мимо на полном ходу, подпрыгивая на каждой выбоине и грозя развалиться, промчался «руссо-балт». На его заднем сиденье что-то кричал водителю бледный как смерть Нестеренко.

Только кто назвал смерть бледной? На войне она гораздо чаще выступает в другом, кровавом, обличии…

Самочувствие Горобца напоминало то, которое бывает в результате самого жестокого похмелья.

Тело было вялым, непослушным своему властелину, в душе царила пустота. Ни желаний, ни сил…

Хорошо хоть, что еще вчера воздействовал на начальника штаба и заранее подбодрил своих людей, а то бы совсем труба.

Верный Гришка с самого утра умчался контролировать прапора. Ладно, что помнил о полномочиях последнего и согласился потерпеть, не переть немедленно на рожон, а для начала собраться с силами.

Сил же стало заметно меньше. Один из двух полков почти разгромлен, люди в нем перепуганы и если не разбежались сразу, то исключительно из-за страха перед своим главарем да в надежде, что новый удар атамана обрушится на врагов, сметет их с лица земли, как вчера были сметены волколаки.

В том же направлении пытался воздействовать губастый Яшка. Он убеждал матроса собраться, повторить вчерашнее, словно речь шла о сущих пустяках.

– Допрыгаешься, Яшка, – предупредил его Горобец, однако никакой угрозы в его голосе не было.

– Ты подкрепись. Может, получше станет. – По приказу Янкеля мужики натаскали в вагон снеди на роту. Хорошо хоть, не на батальон.

Федор пожевал без малейшего аппетита и отбросил ложку в сторону.

Есть вилкой он так и не научился.