Страница 61 из 72
Пуля ударила священника в грудь, пробила навылет, едва не отбросила прочь.
Стрелок торопливо дернул затвор. Использованная гильза слабо звякнула о мостовую да и закатилась куда-то в промежуток между булыжниками.
И сразу грянул второй выстрел.
Стрелял Семен. Из неудобного положения, полуобернувшись, практически не целясь.
– Бей их! – чей-то истошный крик поднял людей с колен, заставил немедленно устремиться на Фрола с его немногочисленными прихлебателями.
Сам Фрол среагировал молниеносно. От его недавней слабости не осталось и следа. Только прогрохотала окончательно выпавшая винтовка, а ее владелец уже со всей прытью несся прочь. Кто-то из прихлебателей последовал его примеру, кто-то растерялся, был сбит с ног толпой, и лишь виновнику переполоха было все равно.
Он лежал с дырой точно между глаз, и душа летела на предназначенную встречу не то с Богом, не то с дьяволом.
В поднявшейся суматохе почти никто не видел, как отец Сергий медленно сполз вдоль какого-то забора и старческие губы шевельнулись в последний раз, произнося слова, которые часто приходилось говорить другим людям:
– Ныне отпущающи…
Радену не спалось. Он порядком устал за последнее время, тело требовало отдыха, но сон никак не мог осенить его своей благодатью.
Порой барон проваливался в непродолжительное забытье, и каждый раз оно почти сразу сменялось изнурительной дремой. Сквозь нее барон слышал доносившиеся звуки ночного лагеря: фырканье стреноженных коней, чей-то храп, голоса вдалеке…
Перед мысленным взором возникало ледяное лицо, и прекрасные голубые глаза смотрели на барона с тем, что гораздо хуже любого упрека. С равнодушием.
Земля под телом казалась излишне твердой, подстеленная шинель норовила сбиться складками, полы ее разъезжались, и, хоть ночь была теплой, барон замерзал.
Стоило же укутаться – становилось жарко, прошибал пот, и снова было не до сна.
Ротмистр не знал, что недалеко, в Смоленске, точно так же ворочается в постели Ольга. Не может уснуть, мучается, вздрагивает от мысли, что завтра бой и один косоглазый после ранения гусар может пойти и не вернуться. Она же так и не сказала ему самое важное, напротив, обидела, поверила соседке, которая в свою очередь слышала от подруги, а подруга той…
Нет сна!
Конь потянул намотанные на руку поводья, словно приглашал совершить небольшую прогулку по окрестным полям.
Да чтоб оно все!
Не вставая, Раден извлек папиросу. Рядом в траве уже лежало с полдюжины ее предшественниц, вернее, то, что осталось от них после то жадных, то неторопливых затяжек.
Кто-то явно шел в эту сторону. Медленно, очевидно стараясь найти кого-то среди спящих бойцов.
Огонек папиросы невольно исполнял роль путеводной звезды. Шаги стали приближаться, раздались рядом, и барон машинально приподнялся посмотреть, кому еще не спится в лунную ночь.
– Это вы, барон? – спросил странник голосом Кузьмина.
– Я. – Раден приподнялся. – Садитесь, если не спешите.
Он чуть подвинулся, давая штабс-капитану место на шинели.
– Благодарю, – не стал отнекиваться Кузьмин.
Раден приглашающе щелкнул портсигаром. Его папироса уже догорала, и он прикурил новую прямо от нее.
– Не спится?
– Как любят твердить провинциальные актеры, меня терзают смутные сомнения, – усмехнулся штабс-капитан.
– Что-то случилось?
– Конкретного – нет. Те юнкера, которые успели перейти в бригаду, у вас. Остальные здесь. В школе даже часовых не осталось. Одни замки на дверях. Либченко, вопреки ожиданиям, с готовностью поступил в распоряжение вашего командира. Пылает боевым азартом похлеще нашей молодежи. К нему даже отношение юнкеров изменилось. Ну, сами понимаете. Раньше как-то косо посматривали, мол, офицер, а не воевал, куда ему до покойного Мандрыки!
О себе Кузьмин скромно промолчал.
– Тогда что же? – После вчерашней встречи у Ольги Раден подсознательно относился к франтоватому начальнику школы словно к врагу. Относился, а умом понимал, что, возможно, не вполне справедлив к капитану.
– Не знаю. Просто гложет что-то смутное. Будто что-то мы упустили, не поняли, где-то совершили ошибку. Но какую?
Ротмистру тоже было тревожно, однако он попытался успокоить приятеля:
– Бросьте. Что только не мерещится перед боем! На нашей стороне профессионализм, следовательно, сила. Гоняли уже этого матроса не раз, и магия его хваленая не помогала. Она, насколько я заметил, действует исключительно на небольшом расстоянии. Когда глаза его видишь. А на вашего покорного слугу и его спутников, как было случайно проверено, вообще не оказывает никакого влияния. Вся нынешняя сложность лишь в том, что на этот раз не гонять надо нашего флотского знакомца, а уничтожить, чтобы больше нигде не всплыл. Победить-то он нас в любом случае не сумеет.
– Если бы дело заключалось в одном матросе! Я вот тут подумал, слушая вас, барон: может, мое предчувствие связано со Смоленском? Нет у меня доверия к правительству даже на грош. Вы-то человек новый, а я наблюдал эту республику вблизи с самого становления. Они там все, словно пауки в одной банке. Только и следят, как бы половчее вцепиться друг в друга. Впрочем, скорее всего, это расшалились нервы. Нам до города один переход. Не рискнут. Это же не словесами воздух потрясать. Тут определенная смелость нужна. Ладно, поговорили. Пойду я к своим. Спокойной ночи, барон!
Кузьмин ушел в ту сторону, из которой появился, а Раден подумал: вдруг однорукий штабс-капитан прав? Если в Смоленске действительно что-то затевается, то момент едва ли не идеальный. Одна полурота на весь город, запасные же – скорее тайные враги, чем друзья. Их любой из местных баюнов подвигнет на какие угодно подвиги.
Правда, взять город еще раз – не проблема. Только расправиться с матросом, и все. Вояки из запасных еще те, при первой неудаче разбегутся как тараканы. Лишь бы только перед тем не успели натворить бед. Ведь там раненые и Ольга…
Очередная папироса еле слышно затрещала сухим табаком.
Ольга…
Должно быть, эта ночь действительно не была создана для сна. Орловский едва задремал, как ухо уловило отдаленный шум мотора.
Звук шел со стороны Тычинина. До станции и села с таким названием от новой позиции отряда было версты полторы. Достаточно, в случае нападения с тыла.
После гостеприимства жителей Рябцева никаким селянам Орловский больше не доверял.
Подняться и выйти из вагона было делом одной минуты.
Подполковник с удовлетворением отметил, что дежурные давно отреагировали на приближение автомобиля. Один из «максимов» развернул тупое рыло в сторону проселка, около него удобно расположился Дзелковский с расчетом. Прочие солдаты, кому надлежало наблюдать другие сектора, деловито посматривали в свои стороны.
На проселке слабо маячило два огонька. Они покачивались в такт подъемам и спускам, чуть поворачивались в стороны при очередном изгибе дороги, постепенно приближались к стоянке отряда.
Наконец, автомобиль подошел вплотную, остановился, и из него вышел Аргамаков. С ним, кроме водителя, были вестовой Коршунов, Збруев, Изотов с неизменным пулеметом.
– Господин полковник!
Наедине Орловский давно называл командира по имени, но тут служба…
– Вольно, – оборвал доклад Аргамаков. – Все знаю. С последнего боя новостей не было?
– Нет, Александр Григорьевич. Тихо.
– Так… – Полковник помолчал и лишь тогда произнес: – Это хорошо, что тихо.
Он заметил направленный в сторону проселка «максим» и устало усмехнулся:
– Что ж это вы на меня пулемет наставили, Георгий Юрьевич? Решили от начальства отбиваться до последней крайности?
– С нами все ясно. Разумная предосторожность. Кто знает, начальство появится или кто-нибудь не менее грозный? – в тон ему отозвался Орловский. – А вот что это вы вздумали по ночам кататься по здешней глухомани без всякой охраны? Понимаю, страх вам чужд, однако вы отвечаете за бригаду.