Люди огня

Он кивнул охраннику, и в комнату внесли поднос с хлебом для причастия и золотой чашей. Поставили два подсвечника. Белое дерево. По три свечи в каждом.

Вызывал по одному, по списку. Они преклоняли перед ним колени, принимали причастие.

Огонь в глазах. Рыцари, идущие на смерть за своего сеньора.

— Нагаи Тору!

— Я не буду.

Ничем не примечательный щуплый японец в такой же синей робе, как у всех.

— Дитя мое, ты не хочешь примириться со своим господином?

— У меня другой господин.

— Подойди сюда! — Эммануил почти кричал. Его лицо исказила ярость, и под его благообразным ликом я вдруг увидел другое лицо, напоминавшее карикатуру, сожженную в Вене на площади святого Штефана. И мне стало страшно.

Нагаи подошел. Спокойно, независимо. Я восхитился.

Эммануил резко схватил его за руку. Рука со Знаком. В мерцающем свете свечей было трудно понять, поддельный он или настоящий.

Японец поднял голову. Ужас в глазах. Потом равнодушие и пустота. Он начал медленно оседать на пол. Потом упал. И только тогда Эммануил отпустил его руку. Знак остался.

Нагаи был мертв.

— Продолжим, — сказал Эммануил и обвел зал глазами. — Так будет с каждым, посмевшим мне изменить.

В некоторых индийских сектах, говорят, адепты сидят на подстилках из человеческой кожи. Дальнейшее напоминало радение подобной секты. Да, соседство с трупом добавляет действу мистицизма. Первые христиане тоже любили устраивать свои агапы [70] , используя вместо столов фобы с костями мучеников.

Последним подошел тот самый таинственный шестнадцатый. Эммануил назвал его по имени, но я не запомнил.

— Твоя задача — самая трудная. Сегодня ты получишь полное отпущение грехов и свободу, — Эммануил задумался. — Ты действительно неплохо владеешь мечом?

— Да, Господи.

Эммануил кивнул.

— Надеюсь. Встань, повернись к ним… Дети мои, я хочу, чтобы вы смотрели на этого человека не как на палача, а как на кайсяку. Его роль так же почетна, как и ваша.

Палач низко поклонился своим будущим жертвам, и они ответили ему поклоном.

— Выведите их на тюремный двор, — приказал Эммануил охране. Потом повернулся ко мне: — Теперь ты.

Во всем происходящем мне чудилось какое-то несоответствие, морок, обман. Причастие Третьего Завета здорово вышибало из головы подобные мысли, и я принял его с радостью и облегчением. Правда, последнее время эта радость и облегчение длились все меньше и меньше.

— А теперь подпиши.

Это был смертный приговор этим пятнадцати. Подпись Великого Инквизитора необходима. И я подписал.

— Пошли.

Мы вышли на тюремный двор под серое небо. Каменные стены, чахлая трава, два с половиной куста у стен. Унылое место.

Осужденные стояли на коленях примерно в метре друг от друга. За ними я увидел шестнадцатого. В руках у него был меч.

— Господи, разреши мне уйти! — взмолился я.

— Не стони, Пьетрос. Мы ведем священную войну. Воин не должен бояться крови.

Кровь! Пятнадцать голов. Это только начало. Этим не кончится.

Я уходил с места казни, словно карабкался в гору. Сердце у меня стучало. Эммануил спокойно шествовал впереди. Ничего в нем не изменилось — ни походка, ни манеры, только подол белой туники был чуть-чуть забрызган кровью.

Почему я до сих пор с ним, кто бы он ни был?! Впрочем, кто я без него? Безвестный служащий в мелкой конторе. После окончания колледжа с моей карьерой что-то случилось. Все пошло наперекосяк. Тогда иезуиты предлагали мне вступить в орден. Я отказался — не то чтобы я что-то имел против них или проповедуемых ими идей, просто я — вольный человек. Военная дисциплина не для меня. И отречение от своего ума не по мне. Я слишком дорожу своим интеллектом, чтобы от него отказываться.

Но не влип ли я в то же самое, связавшись с Эммануилом? Отказался от рабства, чтобы тут же попасть в другое, возможно, куда более жестокое.

— Ты опять сомневаешься, — сказал Эммануил, когда мы сели в машину.

Я промолчал. Возражать бесполезно. Более того, опасно.

— Достань блокнот и ручку.

Я подчинился.

— Пиши. В тайном ордене иезуитов состоят следующие люди…

Он назвал штук пять имен. Я записал.

— Все эти люди из одной резиденции. Подчиненные Нагаи. Связь была через Ансельмо. К сожалению, теперь этот канал обрублен.

— Откуда?..

Эммануил вздохнул.

— Я считал память Нагаи Тору. К сожалению, это убивает.

— Но как вы его вычислили?

Он улыбнулся.

— Решил взять одного новенького. Его же только вчера арестовали. Значит, еще не успели проверить. Интересно.

— Но почему именно его?

Эммануил поднял глаза к небу — точнее, к крыше автомобиля.

— У меня есть осведомители. — Он помолчал. — Иезуиты создали параллельную иерархию, Пьетрос. И вершина её в Европе. Точнее, в одной баскской провинции неподалеку от Памплоны. Я в этом уверен. За домом Лойолы следят по моему личному приказу. Пока хозяин на месте, но медлить больше нельзя. Ты должен приказать арестовать Лойолу, Пьетрос.

Я кивнул. Я и сам понимал, что этого не избежать.

— Хорошо, что не возражаешь. И еще ты должен казнить по крайней мере по пять человек каждый день.

— Зачем?!

— Не нервничай. Возможно, тебе не придется этого делать. Если придет человек с интересной информацией — немедленно выпускай осужденных, но после причастия Третьего Завета. Уверяю тебя, информация потечет к нам широким потоком. Сыграем на их милосердии.

— Но…

— Бесчестно играть на лучших чувствах людей, чтобы заставить их совершить предательство? Так?

Я вздохнул.

— Есть только одно истинное предательство — предательство Бога. Если мы вынуждаем кого-то предать предателя — это благое дело. И на чем же еще играть для этого, как не на лучших чувствах?

ГЛАВА 6

Как только мы вернулись во дворец, я немедленно отдал приказ об аресте Игнатия Лойолы. Уже вечером мне сообщили, что все исполнено.

На что он надеялся? Сохранить тайный орден, обманывая нас и дальше? Впрочем, мне сообщили, что в доме Лойолы все было готово для побега. Значит, знал о слежке и не решался. Ждал случая.

Мы допрашивали его в той же комнате, где вчера проходило последнее причастие осужденных. Эммануил и я. Охрана стоит у входа. Только ответчик один — Игнатий Лойола.

70

Агапа— братская трапеза первых христиан.