Люди огня

Я отошел назад, за спины рыцарей, и поднялся на ступеньку, чтобы видеть дверь. Жан накрыл рукой и затушил свечу, так что теперь только пылающая скала заливала все алым сиянием.

Гул сменился скрежетом, и скала поползла вверх. Прямо перед нами стоял Эммануил и держал Копье. На острие набухала багровая капля. Он был в черном. Черная свободная мантия. Как это смотрелось! Черный цвет ему шел куда больше, чем белый. За спиной у Господа стояли Мария Новицкая в черном платье с алыми искрами, Марк, Иоанн и Филипп.

— Дима, — шепнул Плантар. Я скорее понял это, чем услышал.

Раевский взял меня за локоть, и я почувствовал у горла холод его меча.

Эммануил сразу узнал меня — как ни пытались рыцари отойти в тень, перед дверью было слишком мало места.

— Здравствуй, Пьетрос! Что, привели тебя, как овечку на привязи? Нашел к кому бежать!

Этой фразой он спас мне жизнь.

— Дима, стой! — тихий голос Плантара. — Уведи его повыше.

Я еще успел услышать, как Эммануил приказал кому-то у себя за спиной:

— Взять их! — и бросил Иоанну: — Иди! Ты знаешь, что делать!

Раевский утащил меня вверх ступеней на пятнадцать, лестница успела пару раз повернуть, но в колодец в центре шахты было видно, что происходит внизу. В проем ворвались двое: джинн и даосский сянь. Плантаровы рыцари встретили их плечом к плечу. Звон мечей слился с гулом подземного огня в единую инфернальную песню. Реквием.

Алое свечение джинна и синеватое даосского бессмертного: люди огня и люди льда.

— К стене! — скомандовал Дима, и я больше не мог видеть то, что происходит внизу. Только слышать. Я понимал, что это не надолго: человек практически бессилен против сяня, против джинна — тем более. Навалиться толпой люди Плантара не могли — слишком тесно.

Отец Иоанн и Плантар встали на пару ступенек выше нас.

— Жан! — позвал я.

Он шагнул ко мне.

— Эммануил послал Иоанна за подмогой. Думаю, это будут джинны или сяни, или и те, и другие, — я указал взглядом наверх. — Оттуда.

— Сколько?

— Вам хватит. На Двараке около сорока сяней под командованием Хун Сянь, девы меча. Всего было восемьдесят один, двадцать Эммануил подарил в качестве телохранителей Варфоломею и восемнадцать здесь. Остается сорок два. Джиннов много. Учитывая, что вас одиннадцать, их число в первом приближении можно считать бесконечным. Вас просто возьмут в тиски.

— Что ты предлагаешь?

— Прорываться вниз, в зал.

— Нас и так очень мало. А значит, мы сильнее в обороне. Открытое сражение в большом помещении — верная смерть. Сколько времени уйдет на то, чтобы привести войско с Двараки?

— Давай считать. Иоанну нужно подняться вверх по лестнице. Сколько мы спускались?

— Минут пятнадцать.

— Так и посчитаем: пятнадцать минут. А потом, на Двараку можно элементарно позвонить. Даже если вся связь вырубится, думаю, эта будет работать. Сяни движутся быстро, джинны — тем более. По последним и считаем. Не более пятнадцати минут. Итого полчаса.

Плантар кивнул:

— Спасибо за информацию.

Я хмыкнул.

В Знаке разгоралась боль. Не так, как при прикосновении святого, не резко, постепенно, но Эммануилову печать заливало огнем.

Я обернулся. Отец Иоанн воздел руки к каменному своду и молился. Боль усилилась. Я прислонился к стене. Ступени узкие. Что будет, если я упаду на колени? Лестница не огорожена.

Руки Святого начали светиться тем же теплым солнечным светом, которым разгорался алтарь под ладонями Терезы. Боль стала нестерпимой. Я застонал и начал медленно сползать по стене. Жан подхватил меня под руку. Я замотал головой:

— Прекратите!

— Нет!

— Дима! Ладно, развяжи его.

Ремни разрезали, но я не почувствовал облегчения. Свет заполнил колодец. Я был внутри света. Боль вырвалась из Знака и заполнила все тело. Отломайся всухую! Наверное, это оно и есть.

С помощью Плантара я опустился на колени и привалился к стене — по внешней окружности ступени пошире. Инфернальный реквием из воя огня и звона клинков отдалился и почти затих для меня. Была только боль. Никогда мне не было так плохо. И непостижимым образом никогда мне не было так хорошо.

Я толком не понимал, что происходит: сквозь пелену боли снизу проникали крики, гул и звон мечей. Время застыло и растянулось в бесконечность.

Шум сверху, словно в колодец падает огненный поток.

Плантар медленно-медленно, как во сне, вынимает меч, наклоняется, трясет меня за плечо.

— Пьер, мы прорываемся! Встанешь и спустишься за нами. Как только мы уйдем — сразу станет легче. Сверху спускается войско Эммануила. — Он выпрямился, бросил Раевскому: — Дима! За мной!

И побежал вниз по лестнице. За ним Раевский и отец Иоанн, унося с собой золотое облако света.

Я оказался во тьме, и боль отпустила. Попытался встать и снова упал на колени. Слабость, как после долгой болезни.

Сверху слышался гул, и алые сполохи играли на стерах почти над моей головой.

— Пьер! — рядом стояла Тереза и протягивала мне пуку. — Вставай!

Я взял ее пальчики, боль в Знаке вернулась, но показалась булавочным уколом по сравнению с тем, что было.

Почти над нами, ступенях в десяти выше по лестнице, колыхнулись алые одежды джинна.

— Быстрей! — закричала Тереза и рванулась вниз.

У основания лестницы лежали мертвые и умирающие: сяни, джинны и люди. Спотыкаясь о мертвые тела, мы выскочили в дверной проем. Здесь было то же побоище.

Эммануил стоял посреди этого кровавого месива и опирался на Копье. По правую руку от него — Марк, по левую — Филипп и чуть позади — Мария. Ни джиннов, ни сяней больше не было.

Я услышал, как за нашей спиной с грохотом встала на место раскаленная скала двери, преграждая путь подкреплению Эммануила.

Чуть впереди меня стоял Плантар и отец Иоанн. По правую и левую руку от них — двое рыцарей: Раевский и чех Вацлав — все, только двое.

Эммануил окинул меня взглядом, заметил несвязанные руки, усмехнулся.

— И ты, Пьетрос! Значит, все-таки с ними.

И я мигом понял свое место в Дантовом Аду: на девятом круге, рядом с Брутом и Иудой, в одной из пастей Люцифера.

Марк и Филипп держали пистолеты, Нас всех, в отличие от них, огнестрельное оружие берет. Похоже, мы прорывались на собственный расстрел.