Люди огня

Здесь, в одном из монастырей, жил знаменитый основатель адвайта-веданты Шанкарачарья. Философия его заключалось в известном утверждении «Все есть Брахман» (то есть Бог). Кроме того, Шри Шанкара сочинил несколько гимнов богине Дэви (она же Кали, Парвати Дурга и т, д.) под общим названием «Волна наслаждения». Словно за тысячу с лишним лет, от рождения Шанкары до Рамакришны, ровно ничего не изменилось.

Относительно того, сколько святому Шанкаре лет, имелись существенные разногласия. Большинство европейских исследователей склонялись к числу тысяча сто, местные же утверждали, что около двух с половиной тысяч, Когда этот вопрос напрямую задавали святому, он обычно отвечал: «Атман (душа) есть Брахман. Сколько лет Брахману? Вопрос не имеет смысла». — «Но ведь это конкретное тело когда-то родилось?» — «Это конкретное тело — лишь иллюзия, майя. Существует только Брахман, Тот, кто осознает это, тут же достигнет освобождения, потому что если нет ни рождения, ни смерти, ни предыдущих жизней, ни переселения душ — нет и кармы»,

Скорее всего Шри Шанкара не был таким сумасшедшим, как могло показаться: каждый дурацкий вопрос о возрасте он использовал для пропаганды своего учения.

Храмовый комплекс Канчипурама располагался по берегам бассейна с лотосами. Белые храмы над водой, странно напоминающие пирамиды американских индейцев,

Сначала Эммануил посетил храм Вишну. Господь не пал ниц перед мурти [90] бога, как все остальные, а остался стоять. Индусы смотрели на него чуть ли не с ненавистью. Я ожидал взрыва.

Он поднял руку, и я увидел, что статуя Вишну тоже подняла руку с диском ему навстречу. Я помнил, что означает этот диск: чакра — божественное оружие.

— Господи! — выкрикнул я.

Вспышка света — словно шаровая молния разорвалась между ними. На мгновение я ослеп. Когда зрение вернулось ко мне и я взглянул на мурти, изображение Вишну стояло в своей изначальной позе, так, как его изваяли древние мастера, только черты лица были иными: лицо Эммануила, нашего Господа. А Эммануил держал в руке чакру, сияющую, как солнце, а его одежды стали черны, как мир слепца.

— Чакра — знак власти над всем, что описано окружностью Вселенной, — прошептал над моим ухом Андрей. — Вишну передал Калки власть над миром.

Господь повернулся и пошел прочь из Храма, провожаемый взглядами, полными уже не ненависти, а удивления, страха и обожания. Индусы сразу поняли смысл происшедшего, в отличие от меня.

Мы направлялись к храму Шивы.

— Шива в своем темном мире — белый, потому что он постоянно размышляет над существом Вишну. Вишну в своем чистом и светлом мире — темный, потому что он непрерывно думает о Шиве, — шептал мне Андрей.

Храм Шивы представлял собой такую же многоэтажную пирамиду, что и Храм Вишну. Камень украшен тонкой резьбой, на крыше — что-то похожее на балюстраду.

У входа нас встретил индус в одеждах пуджари. Он был довольно молод, лет тридцать. Правильные черты лица, относительно светлая кожа, голова покрыта длинным концом одежд.

— Это Шанкарачарья, — прошептал Андрей.

Понятно. Значит, не тридцать, а больше тысячи. Я не впервые видел бессмертного, который так молодо выглядел: среди сяней были еще и не такие. Но Шанкара был философом, а не воином, и я представлял себе старца, убеленного сединами.

— Свою первую философскую работу он написал в пятнадцать лет, — пояснил Андрей.

Индус взглянул на нас глазами бессмертного и задержал взгляд на Эммануиле.

— Калки! — прошептал он и пал ниц.

— Ты узнал меня? — негромко спросил Эммануил.

— Я узнаю тебя в любых одеждах, на коне или пешим, с мечом или чакрой — все это только форма.

Эммануил кивнул.

— Да, это только форма. Я пришел поклониться Господу Шиве.

Шанкара провел нас в храм.

Шивалингам, возвышавшийся на алтаре, был велик, изваян из камня и украшен символом священного слога «Ом» и многочисленными венками из красных, белых и желтых цветов.

Эммануил сел перед ним в позу лотоса. Никогда не думал, что он это умеет.

— Идите, — сказал Господь, — Все, кроме Шанкары.

Мы покинули храм Шивы и до заката ждали у врат, не смея отойти, и любовались лотосами в зеркальных водах бассейна и храмовыми постройками вокруг него.

— А зачем Калки поклоняться Шиве? — спросил я Андрея.

— Потому что Вишну — преданнейший последователь Шивы, а Шива — самый преданный поклонник Вишну, точнее Кришны. Он сидит в медитации на горе Кайлас и вечно повторяет: «Харе Кришна, Харе Кришна, Харе Кришна!»

— Понятно, — сказал я.

Я представил себе Сатану, пребывающего в непрерывной молитве Богу. Нет, не представляется, Все-таки чего-то не хватает у нас в христианстве. Молитва Сатаны — это прикольно.

Наступили сумерки, и в водах бассейна отразились звезды. Шанкарачарья так и не появился. Стало совсем темно.

Наконец, двери Храма распахнулись, казалось, сами по себе, и мы вошли.

Господь так и сидел в позе лотоса, но Шанкары рядом не было. Одежды Эммануила снова стали ослепительно белыми, а в руке он держал трезубец, сияющий, как молния. Он обернулся: во лбу у него горел третий глаз, и я почувствовал себя Камой под огнем гнева Шивы.

Он встал, выпрямился, опираясь на трезубец в правой руке, на раскрытой ладони левой расцвел цветок огня.

— О, Бхайрава! — Это из помещения для пуджари появился Шанкара и пал ниц. Видимо, Господь отослал и его, пожелав медитировать в одиночестве.

— Это только форма, — сказал Эммануил.

— Тот, кто видит разницу между Вишну и Шивой — жалкий невежда, — улыбнулся Шри Шанкара.

И я подумал о Сатане как ипостаси Бога. Четвертой ипостаси. Если все есть Брахман, какая разница, кому поклоняться? Зачем творить добро, если добро и зло неотличимы друг от друга и Бог пребывает во всем?

— Кто такой Бхайрава? — шепнул я Андрею.

— Шива в своей разрушительной форме.

Эммануил покинул храм в сопровождении Шанкары и апостолов, и вышел к паломникам, собравшимся на равнине за городом, где пылали тысячи костров. Они увидели Господа с его сияющим трезубцем и не менее сияющим лицом, с третьим глазом, пылающим, как еще один костер, и пали ниц. Над кострами пронеслось громовое «Ом», как вздох из океанских глубин, как слово творения, сказанное Богом или первым человеком, заключающим в себе всех будущих людей.

90

Мурти— особым образом освященное скульптурное изображение бога в индуистском храме. За мурти ухаживают, как за живым человеком: его моют, переодевают, предлагают еду и даже укладывают спать.