Сними обувь твою

– Простите меня, Беатриса!

Спокойная и приветливая, Беатриса поднялась ей навстречу.

За долгие годы она так привыкла скрывать свои истинные чувства под маской вежливости, что теперь это давалось ей без всякого труда.

– А, Фанни! Добрый день. Мы как раз собирались навестить вас.

– Я понимаю, вы, конечно, были очень заняты.

– С тех пор как вы уехали, у меня не было ни секунды свободной. Но доктор рассказывает нам о вас. Надеюсь, ревматизм вас уже не так мучит?

Фанни села, усмиренная и покорная, как овечка.

– Беатриса… в тот вечер я вела себя ужасно. Наверно, на вас с Генри произвело отвратительное впечатление мое…

– Ну, пустяки, не стоит вспоминать. Вы были расстроены, и мы тоже.

Бедный Генри сам не знал, что говорит, он был вне себя от страха, что мальчики на всю жизнь останутся калеками.

– Но ведь это им. не грозит? Насколько я поняла, доктор Томас считает, что опасности никакой нет.

– Ни малейшей. Теперь их выздоровление только дело времени… Фанни, мне очень неприятно, но я все еще не могу обойтись без вашей комнаты. В доме ведь нет ни одной свободной постели, и не будет, пока Дик не сможет двигаться, а на это уйдет еще несколько недель. Это очень неудачно, но если в Тренансе вам удобно, ничего лучшего, кажется, не придумаешь.

Фанни изменилась в лице и поспешно отвернулась, чтобы скрыть черную ненависть, которая поднялась из самых глубин ее существа. Перед ней враг хорошо защищенный, богатый. уверенный в себе, всеми любимый… Но, быть может, не чуждый страха? Почему бы не попробовать? Только осторожнее, чтобы она ничего не заподозрила.

– Удобства еще не самое важное в жизни, дорогая Беатриса. Позвольте мне объясниться. Вы не можете себе представить, как я несчастна! Вы думали, я выхожу из себя по пустякам. Но если бы вы только знали…

– Отчего же вы так несчастны, Фанни? Я не понимаю.

– Где вам понять! Ваш муж боготворит вас. Беатриса, мое сердце разрывается: я знаю, что Уолтер не любит меня.

Она закрыла лицо руками. Беатриса внимательно наблюдала за ней. Наконец Фанни уронила руки и снова заговорила притворно жалобным, страдальческим голосом:

– Вы не представляете себе, каково это – всем сердцем полюбить человека, выйти за него замуж, веря, что и он вас любит, а потом убедиться, что он только о том и думает, как бы под любым предлогом отделаться от вас.

Знали бы вы, сколько раз я думала покончить с собой! Он, наверно, был бы только рад. Избавился бы от лишней обузы, от бельма на глазу…

Лицо Беатрисы оставалось все таким же любезным и ничего не выражающим, но мысли обгоняли одна другую.

Это было бы не плохо. Но она не решится, это одни разговоры… Зачем она явилась? Настроить меня против Уолтера?

– Фанни, но почему вы думаете, что такая страшная развязка может обрадовать его? У нас в семье уже случилось одно самоубийство. Разве это может принести кому бы то ни было душевный мир и спокойствие? Если вы несчастливы с Уолтером, разве не благоразумнее было бы каждому жить своей собственной жизнью? У него достаточно здравого смысла, он никогда не станет вам мешать, если у вас будут свои интересы и свои друзья. Я уверена, он желает вам только счастья.

– Счастья! Неужели, по-вашему, я не понимаю, что загубила его жизнь? Не женись он на мне, он мог бы найти какую-нибудь хорошенькую девушку, и у них были бы дети. Вы не знаете, что значит быть бездетной и нежеланной. Вам повезло – у вас есть дети.

– Да, что и говорить, мне очень повезло, и я должна благодарить судьбу.

– Но я… я старше Уолтера. А мужчины уж так устроены – одной любви им мало, им подавай молодость, красоту.

Сейчас, подумала Беатриса, пойдут намеки на темное прошлое Уолтера.

Доктора и священника она уж, наверно, потчевала всем этим. Выведем ее на чистую воду.

Должно быть, вы много испытали на своем веку, Фанни, что так думаете о людях.

– Ах, дорогая, вы всегда жили под чьим-нибудь крылышком. Откуда вам знать жизнь, как я ее знаю? Беатриса скромно опустила глаза.

– Да, боюсь, что у меня нет никакого опыта. Я ведь вышла замуж девятнадцати лет, прямо из родительского дома, и с тех пор вечно занята детьми, хозяйством, так что я и в самом деле совсем не знаю мужчин, если не считать Генри и Уолтера. Но они ведь оба очень хорошие люди, правда?

Фанни пожала плечами.

– Ну, Уолтер не хуже других, только он очень слабохарактерный. Если бы он не был под дурным влиянием…

– Вот как? Вы меня пугаете. Я и не подозревала. Под чьим же?

– Этот Повис… – Фанни не договорила.

– А я и не знала, – промолвила Беатриса. – Так по-вашему… вы думаете, это он мешает Уолтеру оценить вашу привязанность?

Фанни украдкой бросила на нее пытливый взгляд: нет, это не насмешка, просто самая обыкновенная тупость. И почему это все воображают, что Беатриса умная? Она улыбнулась было, но тут же покачала головой и вздохнула.

– Вам это кажется невероятным? Повис – опасный человек. моя дорогая, вы и не подозреваете, что он за человек. Он всегда был злым гением Уолтера.

Она выразительно помолчала.

– Только помните, это строго между нами. Кроме вас, я никому не могу довериться. Вам никогда не приходило в голову, что у него может быть какая-то тайная власть над Уолтером? Вам никогда не казалось, что Уолтер его боится?

Беатриса поспешно опустила глаза, чтобы этот подстерегающий взгляд не заметил в них вспыхнувшей догадки.

Боится? Да это она сама боится. Как же я раньше об этом не подумала? А может, она Пенвирна тоже боится? Почему же? Надо выпытать у нее побольше.

Она вновь подняла глаза.

– Вы подозреваете, что Повис что-то знает об Уолтере, чего мы не знаем, и извлекает из этого какую-то выгоду? Вы это хотите сказать?

– Я не подозреваю, я в этом уверена.

– И… вы знаете, что это за секрет?

– Точно не знаю, но догадываюсь. На лице Беатрисы все еще были написаны простодушное удивление и растерянность.

«Я должна узнать все до конца. Вела она еще с кем-нибудь подобные разговоры? Со священником? С леди Маунтстюарт? С доктором?..»

– Фапни, эго ведь очень серьезно. Если кто-то шантажирует Уолтера, ему нужна наша помощь. Может быть, вы скажете, в чем дело?

Фанни на секунду замялась.

– Пожалуй, лучше уж я вам скажу. Была одна женщина… молодая девушка.

Это случилось в Лиссабоне; по-моему, она утопилась. Тут замешан какой-то француз. Я знаю, что Уолтер привел к нему эту девушку. Француз, кажется, выдавал себя за доктора; они часто так делают; на самом деле они, конечно, никакие не доктора. Во всяком случае, француз, как видно, ничем ей не помог, потому что она бросилась в реку. Повис тогда был там, – это я знаю, – и у него в то время были какие-то дела с Уолтером. Потом он исчез, а через два года выследил Уолтера в Вене и каким-то образом навязался к нему в услужение. О, за этим еще много чего кроется, можете мне поверить.

– Как вы узнали об этом, Фанни?

– Ну, связываешь одно, другое… и потом…

– Какие-нибудь письма?

– Да– Да… было одно письмо… по-французски, и подпись – «Элоиза».

Потом есть еще рисунок карандашом – девушка, с виду иностранка, а на обороте подпись «Элоиза с книгой» и дата… Беатриса, но только вы никому не говорите, что вы об этом знаете. Я рассказала одной только вам. Хоть Уолтер и сделал меня несчастной, я ему верная жена, и его доброе имя для меня священно. Я ни за что никому ни полслова не сказала бы, кроме вас.

Ага! Стало быть, она нашептывает об этом всем и каждому. Интересно, далеко ли она зашла?

– Вы думаете. Повис вымогает у него деньги, угрожая рассказать про самоубийство этой девушки?

– Если только это было самоубийство.

– Если?

– Ах, Беатриса, это так ужасно. Я не могу поверить, что Уолтер в самом деле столкнул ее.

Так вот, значит, куда зашло. Теперь начнутся угрозы. Чего ей надо?

Денег? Напугать меня, а через меня Генри?

С минуту Беатриса молча, напряженно думала.