Офицеры и джентльмены

Дорога к побережью была свободна от противника, и по ней можно было ехать на джипе. Она проходила по опустошенному плато Лика, где все селения были разрушены и дома стояли без крыш, и спускалась вниз, к роскошным берегам Адриатики. Через сорок восемь часов после выезда из Бигоя Гай и его солдаты прибыли к стенам дворца Диоклетиана в Сплите, где обнаружили в гавани английский крейсер, команде которого было запрещено сходить на берег. Партизаны навели на крейсер орудия береговых батарей. Это больше, чем что-либо другое, виденное в Югославии, поразило подчиненного Гаю сержанта: «Кто бы мог подумать, что флот заслужит такое обращение, сэр? Это все политика, вот что это такое».

В Сплите они встретили британского офицера связи, который передал Гаю пришедший для него приказ следовать в Дубровник, где находились британские силы, главным образом полевой артиллерии, которые, высадившись, оказались в положении связанных по рукам и ногам. Гая назначили туда для поддержания связи между этими силами и партизанами.

Наконец в середине февраля британские силы были отведены. Гай отплыл с передовой группой. Он сошел на берег в Бриндизи и добрался до Бари на автомобиле ровно через год после своего первого прибытия туда. Снова цвел миндаль. Гай явился с докладом к майору Марчпоулу, когда тот обедал в клубе.

— Здесь все пакуют чемоданы, — сообщил майор. — Я останусь на месте до последней возможности. Бригадир уже уехал. Ответственным остался Джо Каттермоул. Вы возвратитесь в Соединенное Королевство, когда захотите.

Свои последние дни в Бари Гай провел, посещая все органы, в которых согласно телеграмме он когда-то начал работу по освобождению перемещенных лиц.

Один его старый знакомый по Александрии, служивший в военно-воздушных силах, имел квартиру в Посиллино и пригласил Гая остановиться у него. Для путешествия, которое предстояло совершить Гаю, чтобы попасть домой, важно было все время находиться около летчиков, чтобы воспользоваться местом на самолете, от которого в последнюю минуту внезапно могла отказаться какая-нибудь шишка поважнее Гая.

На следующий день Гай поселился в Посиллино.

— Для парня, который собирается возвратиться домой, ты выглядишь не особенно веселым, — заметил его хозяин и тут же сменил тему разговора, так как через его руки прошло много людей, возвращавшихся к проблемам более острым, чем те, которые стояли перед ними на действительной службе в армии.

Часть одиннадцатая

«Безоговорочная капитуляция»

В 1951 году, желая отметить начало более счастливого десятилетия, правительство издало приказ о проведении фестиваля. На южном берегу Темзы появились уродливые сооружения, был торжественно заложен камень в фундамент будущего национального театра, однако среди утомленных войной людей это событие не вызвало бурного веселья, народного празднества не получилось. Туристы с карманами, набитыми долларами, сократили сроки пребывания и поспешили в страны континента, где, как бы ни были скудны условия, имелась возможность заказывать вещи получше.

Состоялось несколько частных приемов. Два из них прошли в Лондоне в один и тот же июньский вечер.

Томми Блэкхаус возвратился в Англию в мае. Он возвращался из армии с множеством наград, новой хорошенькой женой и чином генерал-майора. За последние годы он продвинулся намного выше должности командира бригады командос, поднимаясь на все более и более ответственные посты, никогда явно не стремясь к продвижению, никогда не вызывая озлобления у тех, кого он обгонял по службе; и все же первая часть, которой он когда-то командовал, была и сегодня его сердцу ближе других. Повстречав Берти в «Беллами», он предложил собрать на обед старых сослуживцев. Берти согласился, что организовать такую встречу было бы не плохо. «Но такая встреча потребует страшно много организационных хлопот», — сказал бывший адъютант. Как обычно, проделать всю работу поручили Томми.

Офицеров, когда-то служивших на острове Магг, жизнь разбросала по свету не так сильно, как их собратьев из других частей военного времени. Большинство находились в одном месте — в лагере военнопленных. Лаксмор ухитрился бежать. Айвор Клэр провел шесть месяцев в Бирме среди чиндитов, присоединил к своей коллекции орден «За выдающиеся заслуги» и получил почетную рану, сделавшую его непригодным к дальнейшей службе. Теперь он стал завсегдатаем «Беллами». На короткий период его бесчестья больше не обращали внимания, и он почти стерся из памяти.

— Вы намерены пригласить всех? — спросил Берти.

— Всех, кого смогу найти. Как зовут того старого алебардиста? Кажется, Джамбо. Пригласим и пожирателя водорослей. Впрочем, не думаю, что он приедет. Гая Краучбека, конечно.

— Триммера?

— Непременно.

Однако Триммер исчез. Все настойчивые поиски, предпринятые Томми, потерпели неудачу. Никаких следов. Кто-то сказал, что Триммер сбежал с судна, зашедшего в Южную Африку. Ничего определенного известно не было. В конце концов собралось пятнадцать человек, включая. Гая.

К второму, совпавшему по времени с первым, празднеству частично был причастен Артур Бокс-Бендер. В 1945 году он потерял свое место в парламенте. В Лондоне в последующие годы он бывал редко, но в тот июньский вечер ему пришлось уплатить свою долю расходов на небольшой танцевальный вечер, данный в честь его восемнадцатилетней дочери и ее дружка. В течение часа или двух он и Анджела встречали тощих молодых людей, пришедших к ним в гости. Некоторые из мужчин были во фраках, взятых напрокат, другие бесстыдно появились в смокингах, одетых на ненакрахмаленные рубашки. Он и его соучастник в расходах — отец дружка его дочери — приложили все усилия, чтобы найти на рынке самое дешевое шампанское. Почувствовав жажду, он не спеша прошелся по Пиккадилли и завернул на Сент-Джеймс. Только «Беллами» сохранил еще кое-какие признаки былых более счастливых дней.

В среднем холле сидел Элдерберри, погруженный в чтение воспоминаний маршала авиации Бича. Он тоже потерял свое место в парламенте. Его более удачливый соперник Джилпин не пользовался популярностью в палате общин, однако сделал карьеру и позже стал заместителем министра. У Элдерберри не было пристанища за городом. Там ему нечем было заняться. Большинство своих дней и вечеров он проводил в одиночестве в одном и том же кресле в «Беллами».

Он неодобрительно покосился на крахмальную манишку Бокс-Бендера.

— Вы по-прежнему бываете в свете?

— Сегодня вечером я должен дать прием в честь моей дочери.

— А, что-то такое, за что полагается платить? Это другое дело. Мне правится, чтобы меня приглашали. Но теперь меня никогда не приглашают.

— Не думаю, чтобы вам понравился этот прием.

— Нет, нет, конечно, нет. Но я привык, чтобы меня приглашали. Пожалуй, и вы тоже. Там всегда болтали массу всякой чепухи, но это помогало скоротать вечер. Здесь теперь стало очень тихо.

Это суждение было немедленно опровергнуто появлением участников обеда — офицеров командос, которые с шумом, спотыкаясь, спускались по лестнице в бильярдную.

Гай задержался, чтобы поздороваться со своим зятем.

— Я не пригласил тебя на наш танцевальный вечер, — начал оправдываться Бокс-Бендер. — Все было очень скромно, для молодежи. Не думаю, что ты пожелал бы прийти. Фактически, я даже не знал, что ты бываешь в Лондоне.

— А я и в самом деле не бываю. Просто приехал повидать юристов. Мы продали кастелло.

— Рад слышать. Кто же может теперь позволить себе купить имение в Италии? Американцы, наверное?

— Вовсе нет. Один из наших соотечественников, который не может позволить себе жить в Англии, — Людович.

— Людович?

— Автор «Желания смерти». Вы, наверное, слышали о нем.

— Анджела, кажется, читала эту вещь. Сказала, что это чепуха какая-то.

— В Америке книга разошлась почти миллионным тиражом, ее только что экранизировали. Автор — человек, с которым я случайно встретился во время войны.