Незабвенная

– Вы кого-нибудь ищете?

– Нет, никого.

Лифтерша взглянула на него вопросительно.

– Хотите подняться?

– Конечно, к себе на третий.

Он прошел по знакомому безликому коридору, распахнул знакомую дверь и замер на пороге. За его столом сидел какой-то не известный ему человек.

– Простите, – сказал сэр Фрэнсис. – Что за глупость. Никогда со мной этого не случалось. – Он попятился и закрыл дверь. Потом тщательно осмотрел се. Номер комнаты был тот же. Он не ошибся. Однако в прорезь, где последние двенадцать лет – с тех самых пор, как его перевели из сценарного отдела, – стояло его имя, теперь была вставлена карточка с другим именем: «Лоренцо Медичи». Он снова открыл дверь.

– Простите, – сказал он. – Но, должно быть, произошла какая-то ошибка.

– Вполне возможно, – сказал мистер Медичи жизнерадостно. – Похоже, здесь все какие-то малость чокнутые. Я тут добрых полдня выгребал из комнаты всякое барахло. Куча хлама, как будто здесь жил кто-нибудь: какие-то пузырьки с лекарствами, книжки, фотографии, детские игры. Кажется, это от какого-то старого англичанина, который дал дуба.

– Я и есть тот старый англичанин, но я не дал дуба.

– Страшно за вас рад. Надеюсь, среди этого хлама ничего ценного не было. А может, это еще валяется тут где-нибудь.

– Пойду повидаю Отто Баумбайна.

– Этот тоже чокнутый, а только вряд ли он что-нибудь знает насчет вашего барахла. Я просто выставил все в коридор, и точка. Вот, может, уборщица…

Сэр Фрэнсис дошел по коридору до кабинета помощника директора.

– У мистера Баумбайна сейчас совещание. Передать ему, чтобы он вам позвонил?

– Ничего, я подожду.

Он уселся в приемной, где две машинистки вели по телефону бесконечно длинные и сугубо интимные разговоры. Наконец вышел мистер Баумбайн.

– Ах, это ты, Фрэнк, – сказал он. – Как мило, что ты заглянул к нам. Очень рад. Нет, право, я очень рад. Заходи еще как-нибудь. Заходи почаще, Фрэнк.

– Я хотел поговорить с тобой, Отто.

– Да, только сейчас я как раз страшно занят, Фрэнк. А что, если я позвоню тебе где-нибудь на той неделе?

– Я только что обнаружил в своем кабинете какого-то мистера Медичи.

– Да, верно, Фрэнк. Только он произносит это «Медисси», что-то в этом роде; ты так произнес, будто он итальяшка какой-нибудь, а мистер Медисси очень приличный молодой человек, и у него очень, очень хорошие, прямо-таки замечательные анкетные данные, Фрэнк, так что я с большим удовольствием познакомлю тебя с ним.

– Ну а мне где работать?

– Ах, видишь ли, Фрэнк, об этом мне очень хотелось бы поговорить с тобой, но только сейчас у меня совсем нет времени. Ну просто совсем нет, правда, детка?

– Правда, мистер Баумбайн, – сказала одна из секретарш. – Сейчас у вас решительно нет времени.

– Вот видишь. У меня просто нет времени. Я знаю, что мы сделаем, детка, попытайтесь устроить сэра Фрэнсиса на прием к мистеру Эриксону. Уверен, что мистер Эриксон будет очень рад.

Так сэр Фрэнсис попал на прием к мистеру Эриксону, непосредственному начальнику мистера Баумбайна, и тот с недвусмысленной нордической прямотой объяснил ему то, о чем сэр Фрэнсис уже начал смутно догадываться, – что его долголетняя служба на благо компании «Мегалополитен пикчерз инкорпорейтед» пришла к концу.

– Вежливость требовала, чтоб меня хотя бы известили об этом, – сказал сэр Фрэнсис.

– Письмо уже послано. Застряло где-нибудь, вы же знаете, как бывает; столько всяких отделов должны его подписать – юридический отдел, бухгалтерия, отдел производственных конфликтов. Впрочем, в вашем случае я не предвижу никаких осложнений. Вы, к счастью, не член профсоюза. А то время от времени их треугольник протестует против нерационального использования кадров – это когда мы привозим кого-нибудь из Европы, из Китая или еще откуда-нибудь, а через неделю увольняем. Но у вас говеем другой случай. Вы у нас давно работаете. Почти двадцать пять лет, так, кажется? В вашем контракте даже обратный билет на родину не оговорен. Так что все должно пройти гладко.

Сэр Фрэнсис покинул кабинет мистера Эриксона и пошел прочь из великого муравейника, который именовался мемориальным блоком имени Уилбура К. Лютита и был построен уже после того, как сэр Фрэнсис приехал в Голливуд. Уилбур К. Лютит был тогда еще жив; однажды он даже пожал руку сэру Фрэнсису своей коротенькой толстой ручкой. Сэр Фрэнсис видел, как росло это здание, он даже занимал какое-то вполне почетное, хотя и не самое видное место на церемонии его открытия. На памяти сэра Фрэнсиса здесь заселялись, пустели и вновь заселялись комнаты, менялись на дверях таблички с именами. На его глазах приходили одни и уходили другие. Он видел, как пришли мистер Эриксон и мистер Баумбайн и как ушли люди, имен которых он теперь уже не мог припомнить. Он помнил лишь беднягу Лео, который вознесся, пережил падение и умер, не оплатив счета в отеле «Сады аллаха».

– Вы нашли, кого искали? – спросила его девушка за конторкой, когда он выходил на залитую солнцем улицу.

Трава на юге Калифорнии растет плохо, и голливудская почва не благоприятствует высокому уровню крикета. По-настоящему в крикет здесь играли лишь несколько молодых членов клуба: что касается подавляющего большинства его членов, то крикет занимал в сфере их интересов столь же малое место, как, скажем, торговля рыбой с лотка или сапожный промысел в оборотах лондонских оптовиков. Для них клуб был просто символом их принадлежности к английскому клану. Здесь они по подписке собирали деньги для Красного Креста, здесь они могли вволю позлословить, не боясь, что их услышат чужеземные хозяева и покровители. Здесь они и собрались на другой день после внезапной смерти сэра Фрэнсиса Хинзли, точно заслышав звон набатного колокола.

– Его нашел молодой Барлоу.

– Барлоу из «Мегало»?

– Он раньше был в «Мегало». Ему не возобновили контракт. С тех пор…

– Да, слышал. Какой позор.

– Я не знал сэра Фрэнсиса. Он тут подвизался еще до нашего приезда. Кто-нибудь знает, отчего он это сделал?

– Ему тоже не возобновили контракт. Слова эти звучали зловеще для каждого, роковые слова, произнося которые следует прикоснуться к чему-нибудь деревянному или стожить пальцы крестом; нечестивые слова, которые вообще лучше не произносить вслух. Каждому из этих людей был отпущен кусок жизни от подписания контракта до истечения его срока, дальше была безбрежная неизвестность.

– А где же сэр Эмброуз? Сегодня он обязательно придет.

Наконец он пришел, и все отметили, что он уже вдел черную креповую ленту в петлицу своей спортивной куртки. Несмотря на поздний час, он принял протянутую ему чашку чаю, потянул ноздрями воздух, до удушья пропитанный ожиданием, и наконец заговорил:

– Все, без сомнения, уже слышали эту жуткую новость про старину Фрэнка?

Невнятный ропот.

– В конце жизни ему не везло. Не думаю, чтоб в Голливуде остался еще кто-нибудь, за исключением меня самого, кто помнил бы годы его расцвета. Он всегда помогал тем, кто в нужде.

– Это был ученый и джентльмен.

– Несомненно. Он был одним из первых знаменитых англичан, пришедших в кино. Можно сказать, именно он заложил тот фундамент, на котором я… на котором все мы строили в дальнейшем. Он был здесь нашим первым полномочным представителем.

– А по-моему, студия могла бы и не увольнять его. Что для них его жалованье? Он и так уж, наверно, недолго бы обременял их кассу.

– Люди доживают здесь до преклонного возраста.

– Не в этом дело, – сказал сэр Эмброуз. – На это были свои причины. – Он выдержал паузу и продолжал столь же интригующе и фальшиво: – Пожалуй, лучше все же рассказать вам, потому что это касается каждого из нас. Не думаю, чтобы многие из вас навещали старину Фрэнка в последние годы. Я навещал. Я стараюсь поддерживать связь со всеми англичанами, которые здесь живут. Так вот, вам, наверно, известно, что Фрэнк приютил у себя молодого англичанина по имени Деннис Барлоу. – Члены клуба переглянулись, одни уже поняли, о чем пойдет речь, другие строили догадки. – Я не хочу сказать о Барлоу ничего дурного. Он был уже известным поэтом, когда приехал сюда. Вероятно, он просто не сумел добиться здесь успеха. Нельзя строго судить его за это.

Конец ознакомительного фрагмента. Полная версия книги есть на сайте