Рассказики под экстази

«Любовь и желание – вещи нетождественные», – мысленно убеждает себя Фредерик.

Вдруг кто-то похлопал его по плечу. Ему улыбается толстый азиат. Под тонкими усами недостает двух передних зубов.

– You want girl?

Хочет ли он девушку? Вместо ответа Фредерик бьет щербатого борца сумо по ладошке.

– Beautiful. Why not? But I'm looking for something special.

Толстяк кивает головой и делает Фредерику знак следовать за ним. Они выходят из бара. По влажной от тридцатипятиградусной жары улице они выгребают к мрачной двери, увенчанной мигающей вывеской: «Массаж Парлур». Таиландец входит первым, Фредерик за ним. После извилистых коридорчиков, освещенных розоватыми неоновыми лампами, они попадают в салон с более приглушенным освещением. Тут Фредерик объясняет борцу-своднику, что ему не нужно обычного body-body. Чтобы его раззадорить, надобно что-то неординарное.

– I want something special, you understand?

Сводник молитвенно складывает ручки и кивает, а затем исчезает, предварительно попросив Фредерика подождать:

– Five minutes, I come back.

Фредерику невольно приходит на память девиз художника Фрэнсиса Бэкона: «Люди рождаются, умирают, а если еще что-то происходит в промежутке, значит, повезло».

Во время прогулки по Бангла-роуд он видел не меньше двух тысяч проституток; ему не удалось остаться совершенно равнодушным к их чарам. Из колонок марки «Боз» несется последняя песенка Джорджа Майкла: «I think I'm done with the sofa // Let's go outside». Через обещанные триста секунд толстый мажордом возвращается в сопровождении великолепного «катоэи» (тайского травести). У транссексуала две великолепные груди, несколько скомпрометированные великолепным возбужденным членом. Фредерик мотает головой.

– I'm sorry, – извиняется сводник.

Фредерик не может не оценить всей пикантности сочетания, однако сегодня на уме у него нечто совсем иное.

– You wait five minutes.

Церемониймейстер, похоже, воспринял этот отказ как брошенную перчатку, ибо он удаляется с довольной улыбкой, уводя за руку своего разочарованного «два в одном». Наконец-то в качестве клиента ему попался крепкий орешек! Фредерик же с нетерпением ожидает следующего сюрприза. Даже не отдавая себе отчета в том, что ОЖИДАТЬ СЮРПРИЗА нельзя, ибо сюрприз по определению должен быть неожиданным. Налицо терминологическое противоречие.

«Видела бы меня сейчас Дельфина!»

Фредерик уверен, что она будет хохотать от души, когда он опишет ей эпизод с транссексуалом. Еще через триста секунд дверь в будуар снова распахивается. Царственный толстяк появляется, держа на сей раз за плечо маленькую девочку. Она потупила глазки. Ее обрядили школьницей, в плиссированную юбочку и передничек, смоляные волосы заплетены в две симпатичные косицы, обрамляющие очаровательное личико.

– My name is Sum.

Жирная каракатица победоносно потирает ручки:

– Half virgin! Half virgin! Twelve years оld!

Он объясняет, что «полудевственница» – это девочка, которая только раз занималась любовью. Но Фредерик снова отвергает предложение: он предпочитает, чтобы в наличии имелась и грудь, и растительность на лобке (короче, ему подавай женщину).

– Sorry. Forget it. Bye Bye.

Фредерик делает вид, будто собирается уйти, но пузан преграждает ему дорогу. Теперь он уже не улыбается. Что же ищет француз, отвергший все эти сокровища? Фредерик и сам не ведает. Но знает, что все найденное ему не подходит.

Крэк? Опиум? Героин?

– Нет, – благодарит Фредерик. – Я предпочитаю экстази, но сейчас больше не употребляю: слишком тяжело, когда перестает действовать.

Хозяин знаком велит девочке ретироваться. Та пятится задом, сюсюкая: «Коп кхум кха» (спасибо). Она явно рада оттянуть расставание со своим полудевичеством еще на несколько часов. И тут обладатель брюха впадает в высокую патетику:

– You say what you want. What you want, I got.

Он нажимает кнопку, и часть раздвижной стены отползает, открывая взгляду вереницу почти обнаженных женщин, отдыхающих в мутно освещенном зальчике, отделенном от салона зеркалом без амальгамы. У Фредерика возникает противное ощущение, будто он персонаж какого-то сериала, вроде «Блюза нью-йоркской полиции», и должен опознать подозреваемого. Ему подают адскую смесь – ром-Гран Марнье-Амаретто с ананасово-гранатово-апельсиновым соком и оставляют рассматривать женщин, которые, сидя к нему лицом, спокойно пудрятся перед зеркалом. Между ними и Фредериком стоит стена похуже Берлинской: денежная стена.

Одна из женщин вставила себе в щель фломастер и, присев на корточки, что-то пишет им на листке бумаги. После нескольких минут этой сложной гимнастики она вскакивает и размахивает листочком, на котором можно прочесть: «Wеlcome». Фредерик счастлив констатировать, что процесс письма еще не исчерпал своих возможностей. Подобный перформанс произвел бы фурор в парижском Книжном салоне!

Он продолжает смотр падших созданий. Развалившись на подушках, они положительно дохнут от скуки. Крашеная блондинка поит пивом сидящего у нее на плече малыша-гиббона. Не продует ли их от кондиционера? Фредерик не осмеливается задать этот вопрос толстяку: чего доброго вышвырнет его за дверь.

Внезапно его внимание привлекает девушка с необычайно гибким телом, исполненным женственного порыва. Лицо скрыто шлемом из латекса с прорезями для глаз. Он указывает на нее пальцем. Борец восклицает:

– The Slave! Ha ha! Good! You stay here!

– Five minutes, yes, I know, – кивает Фредерик.

Наконец-то он узнает, что чувствовали наши предки-рабовладельцы. Это великолепное растение с прикрытым маской лицом должно будет робко повиноваться всем его прихотям. Когда беззубый толстяк возвращается (после привычных трех сотен секунд), с ним никого нет. Он просит Фредерика следовать за ним и приводит в прекрасно оборудованную камеру пыток: блоки, наручники, цепи, плети, хлысты, щипцы и искусственные члены всех размеров развешаны по стенам. Настоящий пыточный застенок для профессионалов. Рабыня прикована к стене за ноги, за руки и за талию. Маску она так и не сняла. Сунув в карман его денежки, толстяк складывает ладони и удаляется, тысячу раз поклонившись.

«По моей милости, – мелькает в голове у Фредерика, – западных мужчин здесь еще долго будут считать скотами и деспотами».

Затем он решает испробовать на этой очаровательной женщине все, что только взбредет в голову, дабы извлечь максимум удовольствия (подобно тому как вор, укравший кредитную карточку, норовит урвать побольше чужих денег).

Тут уместно прибегнуть к фигуре умолчания. Это такой стилистический прием, который позволяет ленивому автору не описывать все детально. Столь элегантный перескок заставляет порой читателя попоститься. Мы заранее просим у него прощения.

Итак, подвергнув свою рабыню «смене наслаждений и страданий» (как выражался наш мэтр Оноре), Фредерик начинает мучиться от любопытства. Ему нужно увидеть лицо красавицы, которую он только что ласкал снаружи и изнутри, а также терзал и кусал везде, где только мог. Вот он тихонько отстегивает какие-то пряжечки, молнии, маска падает – и перед ним предстает сияющая физиономия Дельфины. Звучит вопрос:

– Слушай, Фред, ты хоть понимаешь, что сделал мне ребенка?

Что ж, как у каждой басни, у этой тоже в конце припасена мораль.