Страница 2 из 2
– Но теперь-то он не представляет никакой опасности. Почему же его не выпускают?
– Как вам сказать, если б это было кому-нибудь нужно, вероятно, выпустили бы. А так… Родных у него нет, только сводная сестра живет в Плимуте. Раньше она его навещала, но уже много лет как перестала бывать. Ему здесь хорошо, а уж мы-то, могу вас уверить, ничего не предпримем для его выписки. Нам неинтересно его лишиться.
– Но это как-то нехорошо, – сказала Анджела.
– Возьмите хоть вашего отца, – сказал врач. – Он бы совсем зачах, если бы Лавдэй не исполнял при нем обязанности секретаря.
– Нехорошо это как-то…
2
Анджела уезжала из больницы, подавленная ощущением несправедливости.
– Только подумать – всю жизнь просидеть под замком в желтом доме.
– Он пытался повеситься в оранжерее, – отвечала леди Мопинг, – на виду у Честер-Мартинов.
– Я не про папу. Я про мистера Лавдэя.
– Кажется, я такого не знаю.
– Ну, тот псих, которого приставили смотреть за папой.
– Секретарь твоего отца? По-моему, он очень порядочный человек и как нельзя лучше выполняет свою работу.
Анджела умолкла, но на следующий день, за вторым завтраком, она вернулась к этой теме.
– Мама, что нужно сделать, чтобы вызволить человека из желтого дома?
– Из желтого дома? Бог с тобой, дитя мое, надеюсь, ты не мечтаешь, чтобы папа вернулся сюда, к нам?
– Нет-нет, я про мистера Лавдэя.
– Анджела, ты сама не знаешь, что говоришь. Не следовало мне вчера брать тебя с собой.
После завтрака Анджела уединилась в библиотеке и с голевой ушла в законы об умалишенных, как их излагала энциклопедия
С матерью она больше об этом не заговаривала, но через две недели, услышав, что надо послать ее отцу фазанов для его одиннадцатого юбилейного обеда, неожиданно вызвалась сама их отвезти. Ее мать, занятая другими делами, не заподозрила ничего дурного.
Анджела поехала в больницу па своей маленькой машине и сдала дичь по назначению, после чего попросила вызвать мистера Лавдэя. Он оказался занят – мастерил корону для одного из своих друзей, ожидавшего, что его нс сегодня-завтра коронуют императором Бразилии, – но отложил работу и вышел с пей побеседовать. Они заговорили о здоровье и самочувствии ее отца, а потом Анджела как бы невзначай спросила:
– Вам никогда не хочется отсюда уйти?
Мистер Лавдэй поглядел на нее своими добрыми серо-голубыми глазами.
– Я привык к этой жизни, мисс. Я привязался к здешним страдальцам, и некоторые из них как будто привязались ко мне. Во всяком случае, им бы меня недоставало.
– И вы никогда не думаете о том, чтобы опять очутиться на свободе?
– Ну как же, мисс, очень даже думаю, почти все время.
– А что бы вы тогда стали делать? Должно же быть что-нибудь такое, ради чего вам бы хотелось уйти отсюда?
Мистер Лавдэй смущенно поежился.
– Не скрою, мисс, хоть это похоже на неблагодарность, но один коротенький отпуск мне бы хотелось иметь, пока я еще пе совсем состарился и могу получить от него удовольствие. У всех у нас, наверно, есть свои заветные желания, вот и мне одну вещь очень хотелось бы сделать. Не спрашивайте, что именно… Времени на это потребуется немного – полдня, от силы день, а там можно и умереть спокойно. После этого мне и здесь жилось бы лучше и легче было бы посвящать время этим несчастным помешавшимся людям. Да, так мне кажется.
По дороге домой Анджела глотала слезы. «Бедняжка, – подумала она вслух. – Будет ему коротенький отпуск».
3
С этого дня у Анджелы появилась новая цель в жизни. Круг занятий ее оставался прежним, но вид был отсутствующий, а тон – сдержанно-вежливый, что очень беспокоило леди Мопинг. (Кажется, девочка влюблена. Только бы не в сына Этбертсонов, он такой нескладный».
Она много читала в библиотеке, одолевала расспросами любого гостя, притязавшего на познания в юриспруденции или медицине; особым ее расположением стал пользоваться старый ор Родерик Лейн-Фоскот, их депутат. Слова «психиатр», «юрист», «правительственный чиновник» были теперь окружены в ее глазах таким же ореолом, как раньше киноактеры и чемпионы по боксу. Она боролась за правое дело, и к концу охотничьего сезона борьба ее увенчалась успехом: мистер Лавдэй получил свободу.
Главный врач согласился скрепя сердце, но препятствий не чинил. Сэр Родерик послал прошение министру внутренних дел. Были подписаны необходимые бумаги, и наконец настал день, когда мистер Лавдэй покинул заведение, где прожил столько лет и принес столько пользы.
Прощание обставили торжественно. Анджела и сэр Родерик Лейн-Фоскот сидели вместе с врачами па эстраде в гимнастичесном зале. Ниже расположились те из пациентов, кого сочли достаточно уравновешенными, чтобы выдержать такое волнение.
Лорд Мопинг, выразив подобающее случаю сожаление, от имени пациентов с достатком преподнес мистеру Лавдэю золотой портсигар; те, что мнили себя монархами, осыпали его орденами и почетными титулами. Служители подарили ему серебряные часы, а среди бесплатных пациентов многие обливались слезами.
Врач произнес прочувствованную речь. – Не забудьте, – сказал он, – что вы уносите с собой наши самые горячие пожелания. Мы всегда будем помнить, как работали с вами рука об руку. Время только острее даст нам почувствовать, сколь многим мы вам обязаны. Если когда-нибудь вы устанете от жизни в, слишком людном мире, здесь вас всегда примут с радостью. Ваша должность остается за вами.
С десяток разнообразных больных припрыжку пустились провожать его, а потом чугунные ворота распахнулись и мистер Лавдэй вышел на волю. Его сундучок еще раньше отправили на станцию, сам же он пожелал пройтись пешком. В свои планы он никого но посвящал, но деньгами был обеспечен, и создалось впечатление, что он едет в Лондон поразвлечься, а потом уже направится к своей сводной сестре в Плимут.
Каково же было всеобщее изумление, когда через каких-нибудь два часа он возвратился в больницу. На лице его играла странная улыбка – добрая улыбка, словно вызванная сладкими воспоминаниями.
– Я вернулся, – сообщил он врачу. – Теперь уж, надо думать, навсегда.
– Но почему так скоро, Лавдэй? Вы совсем не успели пожить в свое удовольствие.
– Нет, сэр, премного благодарен, сэр, я очень даже пожил в свое удовольствие. Много лет я тешил себя надеждой на одну небольшую вылазку. Она получилась недолгой, сэр, но в высшей степени приятной. Теперь я могу без сожалений снова приступить к моей здешней работе.
Несколько позже на дороге, в полумиле от ворот больницы, нашли брошенный велосипед. Велосипед был дамский, далеко не новый. В двух шагах от него, в канаве, лежал труп задушенной молодой женщины. Она ехала домой пить чай и имела несчастье обогнать мистера Лавдэя, когда тот шагал к станции, размышляя о своих новых возможностях.