Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 3 из 133

Но это уже лирика. Следующим звеном в цепи событий был побег с дачи дяди Саши. Сбежав оттуда, я спрятался на чердаке другой дачки, принадлежавшей нищему кандидату наук Родиону. Утром этот самый Родион с другом детства Федотом — именно так они мне запомнились, хотя я позже полностью их Ф.И.О. узнал, — приехали на дачку. Родион пытался ее продать богатому дружку, но тот на сарайчик не польстился. Тогда нищий кандидат решил предложить другу самое ценное: некий ящик-вьюк, где хранился архив сверхсекретной экспедиции НКВД, отправленной в сибирскую тайгу на поиски таинственного аэродрома, на который якобы прилетали из-за кордона вражеские летательные аппараты, а обнаружившей некий космический шлюз, через который некие инопланетные корабли переходили из одного пространства в другое. Точно мне, конечно, никто не объяснил, но я так потом догадался.

В общем, вьюк попал ко мне, что потянуло за собой дальнейшие события: экспедицию в район таинственного объекта «Котловина», появление там Сарториуса и «соловьевцев», кучу перестрелок и смертоубийств, встречу с трехметровыми инопланетянами, пропажу Лусии Рохас и, наконец, побоище с большим «черным ящиком», в результате которого меня, собственно, и перекинули в другой поток времени. В такой, где ничего подобного не было.

Нет, дачка, похожая на ту, где я ночевал на чердаке, была в натуре. Правда, не совсем такая. Поухоженней, поприличней намного, хотя и стояла на том же месте и по планировке мало чем отличалась. Только вот принадлежала она вовсе не Родиону. Там проводила летние месяцы чета пенсионеров Пеструхиных, которые знать не знали никакого Родиона, хотя прожили на этой дачке уже лет пятнадцать. И на чердаке у них никаких секретных архивов не лежало. Чудо-юдо, конечно, обшмонал негласно и дачку, и городскую квартирку стариков и как следует прочесал их мозги ГВЭПом на случай, ежели чета что утаивает или позабыла по причине склероза, но не нашел не только сведений об архиве группы «Пихта», Родионе или Федоте, но и каких-либо «хвостиков», уцепившись за которые можно было поискать причины, изменившие судьбу дачи.

Тем не менее мы стали искать и Родиона, и Федота.

С Родионом Соколовым все оказалось до ужаса просто. Хотя мы не знали его отчества, но нашли очень быстро. Правда, толку от этого не случилось никакого, поскольку гражданин Соколов Родион Романович — физиономию его я по фотографии опознал безошибочно — уже пять лет, как был покойником. Его привели в исполнение за двойное убийство и разбойное нападение. Кандидатом наук он отродясь не бывал и обладал в лучшем случае восьмилетним образованием. Ни жены, ни ребенка у него не имелось. Но рожа была именно его, по крайней мере, она была больше всех похожа на ту, которую я запомнил. Правда, та была менее испитой и более покорябанной, ибо Родиона, как мне помнилось, в тот злосчастный день нашего знакомства отдубасил друг детства журналист Федот.

Федот, или Федотов Кирилл Матвеевич, в природе существовал, точнее, существовали, потому что граждан с такими реквизитами оказалось только в Москве несколько штук. А по Руси набралось еще больше. Но тот, который был нам нужен — морду я более-менее помнил! — в Москве начисто отсутствовал. Чудо-юдо дал мне возможность посмотреть сведения и по другим градам-весям, но ничего похожего не нашлось.

Уже после этих двух обломов я понял, что поиск по персоналиям — самое дрюшлое из того, что можно придумать. Очень кстати сработала прописавшаяся у меня в башке память Майка Атвуда, который минимум дважды перемещался из одного потока времени в другой. Во всяком случае, я так помнил. После того как он переместился во времени на пару недель назад, оказалось, что в этом потоке времени его отец вовсе не бизнесмен, а лейтенант полиции, а его учитель географии — вожак наркоманов-хиппи, который свалился со скалы, протестуя против войны во Вьетнаме. Ничего удивительного не было бы и в том случае, если б, вернувшись из января следующего года в октябрь предыдущего, я обнаружил бы, что по-прежнему существует СССР со всеми своими негативными и позитивными причиндалами, а Чудо-юдо, например, вовсе не глава мафиозной империи, а кристально честный генерал КГБ с холодной головой, чистыми руками и горячим большевистским сердцем.





Меня, конечно, здорово заинтересовал и вопрос о том, нет ли у нас с ним, да и у всего семейства, каких-либо изменений в прошлом. Во всяком случае, в том прошлом, о котором мне дозволено было что-то знать. Напрямую я Чудо-юдо не спрашивал, но вскользь вопрос проскакивал. Оказалось, что нет, вроде бы все так, как было. По крайней мере, никаких расхождений между тем, что я помнил о наших делах, и собственной биографией заметить не удалось.

Не знаю, отчего, но на ум мне все время приходили какие-то киношные ассоциации. Может быть, потому что человеческая память, в общем и целом похожа на некий длиннющий фильм-сериал. Глаза как бы постоянно «снимают» и закладывают в какие-то отведенные для этого уголки мозга. Звуки тоже кое-какие записываются. Но при этом все подряд человек не помнит. Там, в голове, какой-то монтажер сидит с ножницами и выстригает по кусочкам отдельные эпизоды, а оставшееся склеивает в одну ленту. Самое яркое, занятное, остросюжетное, если можно так сказать, помнится лучше всего. Все это, как рекламный ролик, может, фигурально выражаясь, промелькнуть перед глазами за пять минут или даже быстрее. Но можно, если постараться, «смонтировать» и более подробные «фильмы». Что-то типа киноочерков. Вспомнить, например, как в первый класс шел или как с первой девушкой целовался. Свадьбу свою вспомнить или как первый раз на похороны ходил. Это все люди так или иначе запоминают. Ну а если совсем поднапрячься, то можно и какой-нибудь «художественный фильм» соорудить. Правда, в нем уже не только подлинная память будет, но и что-нибудь такое, мягко говоря, «дорисованное». Вроде сюжет из жизни взял, но в натуре слишком уж все скучно получилось — стало быть, для оживления надо придумать. Один раз придумал — подкрасил серость, а потом, глядишь, и запомнил все это в том приукрашенном виде, который глаз радует. И когда-нибудь, на старости лет, будешь на полном серьезе думать, что так оно и было. Когда-то, помню, ржали, что набралось 200 стариков, которые с Лениным бревно носили на субботнике. Наверняка среди них были и такие, которые в том самом 1919 году только и ждали, когда Деникин подойдет. А потом, когда увидели, что власть удержалась, а им на старости лет и вспомнить-то нечего, стали придумывать про бревно. Погодите, ежели демократы еще 50 лет у власти продержатся, то беспременно найдется человек 500, которые Ельцина на танк подсаживали в 1991 году.

А вообще я слыхивал, что некоторые настоящие фильмы по каким-то причинам переснимали или доснимали. Раньше, конечно, при тоталитаризме, то есть, когда у киношников денег больше было. Не понравится худсовету, что главного героя убивают — ну-ка, блин, чтоб жил! — и переснимают. Или, скажем, какая-нибудь передовичка не так показана, слишком не пролетарского вида — давай, падла, чтоб была пролетарского! А с этой «непролетарской» в кадре — больше половины фильма. Но переснимали, не вякали. Были и какие-то несчастные случаи, типа того, когда один артист на съемках помер или погиб, а половина фильма или даже больше уже была отснята. Опять же переснимали. И выходил на экраны фильм, где ту же роль играл совсем другой человек. Но где-то на киностудии или в Госфильмофонде оставалась отснятая и, может быть, даже озвученная пленка, где запечатлелись никому из широкой публики не ведомые эпизоды, где во всех известных по вышедшему фильму сценах играли совсем другие актеры…

Так или иначе, кинолента очень занятная вещь. Она ведь своего рода модель того, как можно пустить время вспять. Или как можно переиграть на иной лад то, что уже было сыграно. В аккурат, как в моем клиническом случае…

Пока я размышлял, Лосенок уже проехал весь положенный нам маршрут и подогнал «Чероки» к подъезду «дворца Чуда-юда». Пора было думать о делах домашних. Хотя, скажем прямо, в нашем семействе семейные дела и дела служебные переплетались между собой так туго, что понять, где кончаются одни и начинаются другие, сам черт не сумел бы.