Шестерки Сатаны

Я пинком распахнул дверь и скорее чуя, чем видя в темноте спину врага, дал очередь.

— Н-на! — С полутора метров не промахнешься. Заячий вопль, бряканье выпавшего оружия, тюфячный шмяк тела, упавшего на железные ступеньки.

Был все же второй, был! Именно он, приотстав, прикрывал приятеля сверху. Чуточку проспал, вдарил уже после того, как я завалил первого, и успел перекинуть ствол в его сторону. Нажали крючки почти одновременно, но мне повезло чуточку больше. Потому что я стоял ниже его примерно на полтора метра и, саданув вверх, вкатил очередь наискось под бронежилет. Штуки три, не больше, но вполне хватило. А его очередь, направленная сверху вниз, в трех местах вспорола на мне комбинезон, но броник зацепила только вскользь и не пробила. Еще одна пуля крепко тюкнула в скругленную макушку шлема и ушла, как говорится, в аут.

Голову мне при этом немного дернуло, когда я повертел ею, то почуял боль, будто мне по шее надавали. Потом, правда, похрустело немного, но прошло.

Внизу, на площадке горизонта 82, я нашел Веру и Юрика. Дверь в кабельный туннель была распахнута настежь. Куда бежать, фиг знает.

— Где все? — спросил я, и Вера неопределенно махнула рукой. Похоже, она потеряла дар речи, да и вообще с психикой у нее было неладно. Юрик, тесно прижавшись к мамочке, хныкал, но рассказать, увы, ничего не смог, даже если б уже умел говорить.

После того, как я уложил тех «джикеев», которые убили Элен и Клыка, мозги, очевидно, от легкого сотрясения при попадании пули в шлем стали соображать чуточку хладнокровнее. Именно поэтому я не стал бежать вниз, на горизонт 88, и не полез немедленно в кабельный туннель. Почему? Да потому что «джикеи» могли удрать и туда, и туда, а Сарториус, Луза и Гребешок, естественно, махануть в том же направлении. Кстати, хотя трое из пяти «джикеев» были убиты, их все же оставалось двое, а потому один мог побежать вниз, а второй удрать в туннель. Вот тут и гадай, откуда кто выскочит и стрельнет тебе в спину… Да и Верку опасно оставлять, опять могут сцапать и прикрыться ею как щитом.

Но не сидеть же мне, блин, просто так? Время ведь 13.27 как-никак! Через три минуты, по идее, открывается Большой Проход…

Прислушался. Ни из кабельного туннеля, ни снизу никакого шума не слышалось. Ни шагов, ни голосов, ни стрельбы… Странно!

А цифирьки секунд на часах быстренько менялись. Хоп! И минута прошла.

Наконец я решил, что сначала спущусь вниз. Взял Веру за руку и потянул за собой. Подчинилась, ничего не спросив, похоже, на нее напала полная апатия. На ходу заменил магазин, хотя в старом еще оставалось кое-что, патрона три, может быть. Дело было серьезное, мелочиться не следовало. Пока суть да дело

— еще минута прошла.

Когда мы спускались, я поглядывал на часы все чаще — ждал. Мысли в голове путались, толкались, мешали друг другу. Самое главное, если по большому счету, я еще не сделал выбора. Того самого, который мне предложила биомать-Родина, Мария Николаевна. Потому что я вполне понимал, как спасется мое тело и как погибнет душа, если я сейчас проберусь к Чуду-юду, встану во фрунт и скажу, что готов выполнить любой его приказ, в том числе и разрубить пополам икону, даже если для этого придется застрелить полуживого Сорокина, еле волочившего ноги. О возможной заподлянке «черного ящика», который вместо «экологически чистой планеты» мог запросто смайнать нас в геенну огненную, мне как-то думать не хотелось. А все прочее, в общем-то, было вполне приемлемо: и окончательное превращение в биоробота, и утрата всяческой свободы. Главное, что у меня останется в живом, здоровом и, возможно, в бессмертном виде мое любимое живое тело, которое сможет видеть, слышать, нюхать, вкушать, осязать и без особых проблем существовать под мудрым руководством Чуда-юда, в свою очередь, управляемого не то чертями, не то инопланетянами.

А вот как именно будет спасена моя душа, ежели пропадет тело, — я понять не мог. Что я, привидением стану? Или, все-таки в рай направят? А что там делать?

Наконец влезла совсем мутная, но вполне резонная мысль: а что, если все это, насчет 16.30, — абсолютная ложь? И попросту ничего сверхъестественного не случится?! В том смысле, что никакого Прохода не откроется, а сюда, вниз, придут «ягуары» и, зажав нас всех в нижних ярусах, попросту перестреляют…

Эта мысль была, пожалуй, самой прозаической и самой реалистичной. По-моему, в тот момент, когда на часах было 13.29.56, я в эту мысль почти уверовал. Именно тогда мы с Верой и ее сынишкой оказались на пустой площадке горизонта 88.

Раз, два, три, четыре…

Ровно в 13.30.00 на шесть метров ниже нас появился свет. Сначала мне показалось, будто там включили фонарик с синим стеклом. Слабенькие отблески едва просматривались через щели между листами, из которых была сварена лестница, и были едва заметны на тюбингах, которыми был укреплен ствол шахты. Однако свечение быстро нарастало. Оно прошло стадии яркости неоновой рекламы, лампы дневного света и уже приблизилось по силе к дуговому фонарю. Но что еще более интересно — свет стал просматриваться наверху. Яркий луч вырывался из незакрытой двери кабельного туннеля на горизонте 82.

То, что свет появился под нами, на горизонте 94, у меня не вызвало удивления. Я моментально сообразил, что его источником является та самая странная конструкция, которую прошлой ночью сооружал Чудо-юдо, вероятно, под диктовку «черного ящика». И поскольку свет появился ровно в 13.30, мне не понадобилось долго ломать голову, чтобы догадаться — «башенка» была механизмом для открытия Большого Прохода.

Этот самый Проход представлялся мне чем-то вроде тех «дверей» из воздуха, имевшего плотность воды или киселя, с которыми мне пришлось сталкиваться дважды. Первый раз — в том потоке времени, где была экспедиция на объект «Котловина», а второй раз вчера, в президентском дворце. Правда, несмотря на схожесть ощущений при встрече с этими «дверями», в первый раз я был просто перемещен в пространстве, а во второй — вышел в искусственную реальность и вынужден был созерцать БСК-2. Оба раза ко всему этому имел отношение «Black Box», в первом случае большой «черный камень», во втором — маленький «черный ящик». Но ни в том, ни в другом случае не было никакой «башенки». Тем более

— с перстнями Аль-Мохадов.

Я вспомнил, что Чудо-юдо монтировал свой таинственный прибор в одной из одиночных камер бывшей тюрьмы на горизонте 94. В этой камере не было ни одного окошка, а дверь была стальная и плотно прилегала к раме. Было еще вентиляционное отверстие, выходившее, должно быть, в вентиляционный короб, через него — в вентиляционную галерею горизонта и, наконец, в вентиляционную шахту. Наверно, кабельный туннель тоже вентилировался, но мне что-то не верилось, чтоб столь яркий свет смог через целую кучу изгибов добраться сюда… И уж тем более странно, что свет мог появиться двенадцатью метрами выше, на горизонте 82.

Конечно, если это, допустим, нечто вроде сверхмощного ГВЭПа, то он может пробурить лучом на режиме «О» и большую толщу…

За спиной послышался гулкий топот ног и какой-то шуршащий шум, будто что-то волокли вниз по лестнице. Хотя «джикеи» не могли топать так громко своим войлоком, я на всякий случай отпихнул Веру с ребенком к двери и наставил автомат на поворот лестницы.

— Не стреляй, свои! — рявкнул Сарториус. Луза и Гребешок волокли под микитки оглоушенного, но явно живого «джикея». Теперь стало уже настолько светло, что никаких фонарей не требовалось. Пленнику могло быть и полста, и шестьдесят с гаком, но выглядел он моложаво, спортивно. Да и силенок было в достатке. Едва очухался, стал дергаться, да так, что такие крепкие ребята, как Луза с Гребешком, его едва держали.

— Это фон Воронцофф, — сказал Сорокин, пока Луза с Гребешком пристегивали пленника к поручню лестницы. — Соловьева пришлось грохнуть в туннеле. Хотя он втрое меньший гад, чем этот. Но он и только он знает, как это можно остановить.

— Да, знаю! — Воронцов вызывающе поднял голову. — Но вы узнаете о пути к спасению только тогда, когда расколете икону пополам!