Оторва с пистолетом

— Так вот, — отхлебнув первую ложку, продолжил Чегра-шов, — еще в детстве, по сути дела, Шипов забесплатно работал на университетской биостанции, где-то поблизости от Лавровки. Поручали ему там поначалу не бог весть какие сложные наблюдения и эксперименты. Скорее учебные, чем научные. В частности, дали ему, юнцу, задание: изучить динамику развития берез и влияние на это развитие факторов внешней среды. Звучит, конечно, очень солидно и научно, но на самом деле все сводилось к тому, что юный Толя взял под свое наблюдение несколько молодых березок, выросших после пожара на выгоревшем участке. Он должен был измерять их рост, среднюю толщину ствола, записывать, когда почки набухают, когда листья появляются, как размер этих листьев увеличивается, когда листья начинают желтеть, когда листопад начинается — ну и так далее. А влияние внешних факторов, в общем-то, сравнивалось только по освещенности и влажности. Ну, одна березка, допустим, стоит в середине поляны, другая на южном краю, третья на северном. Одна в низинке, где вода скапливается, другая — на бугорке, где влаги поменьше…

«Березы!» — Валерия моментально вспомнила, как во время поездки на снегоходе они с «гостьей» оказались на месте вырубленной и вывезенной по неизвестным причинам березовой рощи. Тогда она чисто логическим путем пришла к выводу, что это может быть каким-то образом связано с опытами господина Шипова. Но одно дело — догадка, другое — реальность. И вот первое подтверждение правоты! Шипов имел отношение к березам. Именно к тем, которые были недавно срублены. Потому что Славик обмолвился: березки выросли после пожара. А пожаров в заповеднике не было почти тридцать лет. Последний, о котором Валерия знала со слов старожилов, произошел в 1972 году. Тогда выгорело не больше двух гектаров, а на их месте эта самая роща и выросла. Ну а пионер Толя Шипов впервые появился на биостанции осенью 1973 года, все сходится!

Размышления отнюдь не мешали Лере довольно быстро поглощать импровизированный супчик с макаронами и слушать то, что продолжал говорить Чеграшов. Сам он ел медленно, как опытный блокадник, знающий, что после долгой голодовки нельзя торопиться с наполнением желудка.

— По итогам своих детских исследований, — продолжал Вячеслав, — тогдашний Толя составлял таблицы, диаграммы, графики всякие и подготовил доклад для юннатского кружка. При этом получилось, что одна из берез, растущая, казалось бы, не на самом выгодном месте, заметно обгоняет в развитии остальные. И подросла выше других, и ствол нарастила более толстый, чем положено, и ветвей выбросила больше, а отчего и почему — непонятно. Никто особо задумываться над этим не стал. Похвалили мальчишку за добросовестную работу — и все. А Шипов настолько заинтересовался, что продолжил изучение этой березки уже на более высоком уровне. И содержание влаги в почве уточнял, и химический состав, и даже радиационный фон умудрился проверить. Вот при этом-то и выяснилось, что березка стоит в центре маленького, диаметром в метр-полтора, радиационного «пятна». Точных значений я, конечно, не помню, но допустим, если на поляне было пятнадцать микрорентген в час, то вокруг березки — двадцать или даже двадцать пять. В общем, это тоже само по себе не новость — о том, что растения прибавляют в росте от повышенной радиации, уже давно знали. Но откуда это пятнышко тут взялось? И опять один Шипов над этим стал размышлять…

— Ну, и что же он надумал? — Валерия доела суп и нагребла себе в миску половину из тех макарон с килькой, которые оставались в кастрюльке. Еще позавчера она нипочем не стала бы есть такую бурду, но сейчас поглощала с превеликим удовольствием.

— Прежде он проверил фон вокруг того места, где росли березки, и обнаружил, что чем дальше от них, тем ниже радиация. Потом ему сведущие люди объяснили, что поскольку березки выросли на месте пожара — «на гари», как лесники выражаются, то ничего удивительного тут нет. Живые деревья имеют свойство радиацию накапливать, а когда древесина сгорает, то часть радиоактивных веществ улетучивается с дымом, а часть оседает на землю с золой и пеплом. Потом все это уходит в почву, но все равно на свежих «гарях» всегда повышенный радиационный фон. Однако отчего под той конкретной березкой фон сильнее, чем в других местах, — непонятно. Тогда Шипов пошел в канцелярию заповедника и посмотрел дело о пожаре 1972 года. Как ни странно, ему дали поглядеть, хотя парнишке только-только четырнадцать исполнилось. Причиной пожара комиссия признала грозовой разряд или шаровую молнию, потому что дело было летом, и хотя сушь стояла, «сухие» грозы имели место. Но пожар потушили быстро, сгорело только два гектара, жертв не было, так что разбираться досконально и подробно никто не стал. В том году лесные пожары были огромные, чуть ли не по всей России, а этот — сущая мелочовка.

— И правда, — заметила Лера, — мы ж не Голландия какая-нибудь, где два гектара дремучим лесом считаются!

— Между прочим, забыл сказать, что Шипов был родом из близлежащей деревни, — Валерия это прекрасно знала, но осведомлять об этом собеседника не стала, — и он прекрасно помнил тот день, когда лес загорелся — зарево за пять километров было хорошо видно. Так вот, гроза действительно была и «сухая», без дождя, однако, когда зарево появилось, молнии совсем в другой стороне сверкали. А был еще дед Сергей какой-то, который видел, как за несколько минут до того, как зарево возникло, по небу некий огненный шар пролетел, но не медленно, как шаровая молния, а очень быстро, как метеорит. Однако никакого грома, гула и свиста не слышалось. И когда этот шар скрылся за лесом — тоже никакого грохота не было.

— НЛО? — с легкой иронией спросила Валерия, вытирая хлебом миску.

— Шипов, когда с моим отцом говорил, был в этом убежден. Но отец, конечно, только посмеивался. В общем, это неважно. Важно то, что Толя еще в те давние времена предположил, будто березка выросла именно в той точке, куда угодил этот самый шар. Потом он, еще не поступив в институт, начал работать на биостанции лаборантом, его загружали совсем другой работой, но наблюдать за березкой Шипов все равно продолжал. И когда стал студентом, и когда в аспирантуре учился. Хотя с течением времени превосходство этой березы над остальными как-то стерлось и она уже ничем среди них не выделялась. Более того, радиационное пятно вокруг нее пропало и практически не выделялось из среднего фона рощи. Но зато теперь все березы этой рощи обогнали в развитии «сверстниц» из других мест заповедника, даже тех, для которых природные условия были более благоприятны, чем на бывшей «гари».

— Это тоже от радиации? — заинтересованно спросила Валерия. — Или было еще что-то?

— Было. Шипов утверждал, что самая первая аномальная береза как бы «заразила» другие неким, условно говоря, «вирусом», который, однако, не убил деревья, а, наоборот, придал им жизнестойкость и стимулировал рост. То есть получилась как бы «прививка», понимаешь?

— Но как это могло быть? — изумленно спросила Валерия. — Как люди делают прививки друг другу я знаю, но ведь навряд ли береза в своих веточках шприц удержит?

Чеграшов улыбнулся.

— Ты знаешь, я, когда слушал Шипова, примерно такой же вопрос задал. А он мне объяснил, что, по-видимому, «вакцина» содержалась в пыльце этой самой березы. Кроме того, и в семенах берез какие-то изменения произошли, потому что еще в нескольких местах заповедника появились деревца с похожими свойствами. Ветром разнесло. И, по словам Анатолия Олеговича, ни одно деревцо не погибло от каких-либо естественных причин. То есть оно имело мощный иммунитет. В общем, тогда, когда мой отец с ним разговаривал, Шипов размышлял о том, что возможным результатом исследований может стать чуть ли не «панацея», то есть лекарство от всех болезней, которое безуспешно искали еще средневековые алхимики. Отец, конечно, и тут над ним подтрунивал.

— И когда этот разговор происходил?

— Да где-то, эдак, году в девяносто третьем.

— И больше ты с Шиповым не виделся?

— Почему, виделся еще пару раз. Но вот о том, насколько он продвинулся в своей работе с тех пор, говорить не довелось. Теперь я думаю, что отец и Анатолий Олегович просто не хотели беседовать при мне на эту конфиденциальную тему. Ведь в девяносто четвертом их начал финансировать Курбаши. А это значит, что Шипов добился такого результата, который уже стоил денег…