Оторва с пистолетом

Зато постепенно стали покидать силы. С одной стороны, должно быть, сказывался второй закон термодинамики, о котором Лена понятия не имела, но очень хорошо понимала, что из нее вытягивает все тепло, которое производит организм. А с другой — начинало сказываться действие того снадобья, которым она причастилась у Федюсика. Лене отчетливо припомнились слова Ромасика: »…Часа три будет свеженькая, а потом, когда в поезд сядет, — заснет и до утра проспит без проблем».

То, что сегодня она до поезда не доберется — это однозначно при всех раскладах. Но вот заснуть здесь, на морозце, Лене очень не хотелось. Когда очередную остановку сделали, она сняла подшлемник и натерла лицо снегом. Почувствовала себя бодрее, но ненадолго. Сонливость вновь накатила и гораздо сильнее, чем прежде.

Мостика пока не появлялось, но запах дыма чувствовался все отчетливей. Валерия тоже ощущала усталость, к тому же здоровая нога, на которую приходилась вся тяжесть пути — костыль-рогулька ее не очень разгружал! — начала болеть, икру сводило.

В общем, если бы не великое упрямство и сила воли обеих путешественниц, они, возможно, уже упали бы и начали замерзать. Но у них хватило сил пройти еще сотню метров, и тут они получили новый стимул для движения вперед.

Нет, мостик так и не появился. Дурные предположения Валерии, по большому счету, подтвердились. Они действительно все это время шли вверх по реке, в сторону верхового болота и заброшенного староверческого скита. Овраг почти сошел на нет, высокий лес расступился, а речка заметно сузилась. Когда же они в темноте наткнулись на торчащие из-под снега сухие стебли камыша, Валерия окончательно убедилась: они на болоте, отсюда до клуба километров десять по прямой, а по реке и просекам — все двадцать.

Казалось бы, от такого печального открытия можно было, помолившись богу, спокойно лечь и помереть. Ничего хорошего ждать не приходилось и сил пройти не то что двадцать, а даже пару километров уже не имелось.

Однако Лена и Лера увидели свет. Не очень далеко впереди, меньше чем в полукилометре, светился красноватый огонек.

— Видишь?! — прохрипела Валерия. — Костер, кажется! Если дойдем — не замерзнем, поняла?!

— Ara, — вяло пробормотала Лена, чуя, что ноги у нее становятся ватными и непослушными, будто у той куклы, которую она когда-то, еще живя с родителями, сама сшила и подарила на день рождения сестренке Галочке.

— Шевелись! Вставай! — Валерия, упершись рогулькой в снег, ухватила сидящую на снегу Лену за руку и дернула, с ужасом понимая, что ежели сейчас потеряет равновесие и упадет, то уже не сумеет подняться. Но и сама удержалась на ногах, и даже Лену смогла поднять. Лена еще раз растерла лицо снегом и, кое-как стряхнув оцепенение, пошла вперед, поддерживая Валерию.

Впрочем, теперь уже было трудно понять, кто кого поддерживает. Больше всего их обеих поддерживал тот огонек, который светился впереди. И они, словно бабочки, почти неосознанно стремились к этому светлому пятнышку, даже не пытаясь задуматься, что там горит и кто этот огонь разжег. Единственное, о чем они думали сейчас, так это о тепле. Особенно Лена, которая прямо-таки физически ощущала, как холод вытягивает из нее жизнь. К тому же сказывалось действие Федюсикова снадобья, и слабость все больше охватывала ее. Возможно, если б Валерия перестала держаться за Ленине плечо, то смогла бы дойти до огонька намного быстрее, ковыляя на своей рогульке. Но она очень боялась остаться в одиночестве, потому что тогда уже никто не помог бы ей подняться, если б она вдруг упала. Почему-то упасть и замерзнуть в нескольких сотнях метров от спасительного огонька казалось ей особенно ужасным. И она то шла, уцепившись за Лену, то, наоборот, не давала ей упасть…

Все прежние страхи, одолевавшие их и связанные в основном с опасностями, исходящими от людей, казались ничтожными, сущей ерундой. Потому что людей можно обмануть, обвести вокруг пальца, даже убить, защищая свою жизнь. А мороз, снег, ветер, собственную усталость — не обманешь. Против них помогают только тепло, кров и сон. Насчет крова они и не мечтали, но огонек обещал тепло. Согреться — и можно помирать, больше у них никаких желаний не было.

Они шли по замерзшему болоту, кочковатому, неровному, то взбирались на бугорки, хватаясь за ветки корявых деревьев, росших на кочках, то спускались в ямки, по колени проваливаясь в сугробы, а светлое пятнышко почти не увеличивалось в размере. Хотя Валерия уже почти точно определила, что огонек горит где-то на бугре, похоже, в том самом заброшенном скиту, куда так и не удалось попасть профессору Бреславскому.

Снег вскоре стал уже не по колено, а по пояс, и снова, как в самом начале пути, пришлось двигаться ползком. Но тогда, в самом начале, силы еще были не растрачены. Сейчас их оставалось с гулькин нос, и они катастрофически быстро убывали…

Наверно, они все же замерзли бы, не дойдя каких-то ста метров до огонька, если б не увидели, что на бугре горит не костер, а светится маленькое квадратное оконце. Там не только тепло, но и кров! Это придало сил обеим, хотя откуда эти силы взялись, из каких скрытых резервов — неизвестно. Где шагом, где ползком, где на четвереньках они сумели не только преодолеть последнюю сотню метров, но даже, цепляясь за ветки кустов и деревьев, взобраться на сам бугор.

Теперь до тускло светящегося окошка — оно находилось почти на одном уровне с сугробами — оставалось всего метров пятнадцать. Но ни у Лены, ни у Валерии уже никаких сил не было. Руки-ноги, правда, еще шевелились, но вязли в снегу, будто в киселе или даже в клейстере каком-то. Им только казалось, что они движутся вперед, а на самом деле они только вяло барахтались, как мухи, угодившие на липучку-ловушку. В этот момент им могло помочь только чудо…

И это чудо свершилось. Они услышали сперва какой-то деревянный стук, потом скрип открываемой двери, после еще шорох и легкий звон лопаты, отгребающей снег, и наконец, откуда-то из-за большого сугроба, находившегося довольно далеко в стороне от светящегося окошка, брызнул луч фонаря. Да так удачно, что осветил сразу и Лену, и Леру.

— Помогите! — прохрипели они, причем каждой в этот момент показалось, будто этот луч, фонарь и темный силуэт человека им просто мерещатся.

Но человек с фонарем был настоящий, не воображаемый. Вообще-то, он выбрался на мороз не для того, чтоб спасать кого-нибудь, а за малой нуждой. В полной уверенности, что тут, рядом с его обиталищем, ни одной живой души нет и быть не может. Поэтому, увидев в свете фонаря распростертых на снегу людей — не то мотоциклистов, не то парашютистов, судя по шлемам! — он порядком струхнул. И только услышав: «Помогите!», чуть-чуть успокоился. Проваливаясь в снег по колено, он приблизился к лежащим и спросил взволнованно, даже испуганно:

— Вы кто? — Голос у этого типа был удивительно похож на детский.

— Какая разница? — просипела Валерия. — Не видишь, что ли, мы замерзаем?!

— Встать можете, дяденька? — спросил незнакомец, и Валерия окончательно убедилась, что это мальчишка лет двенадцати-тринадцати.

— Я не дяденька, а тетенька… — еле ворочая языком, произнесла она. — У меня нога сломана… Взрослых позови!

— А взрослых нет никого, — отозвался парнишка, — я тут один…

— Господи, мальчик! — пробормотала Лена уже почти потусторонним голосом. Перед тем она на несколько секунд потеряла сознание и реплику насчет «дяденьки-тетеньки» пропустила.

Лену, хотя у нее тоже голос сел, пацан за «дяденьку» не принял.

— Давайте руки! Тут недалеко идти! — сказал он. Но Лена подняться не смогла. Тогда парнишка, повесив фонарик на пуговицу своего пальто, просто ухватил Лену за руки и поволок ее по снегу в сторону того сугроба, из-за которого появился. А Валерия осталась лежать на снегу.

Она, конечно, понимала, что этот самый пацан все делает правильно — не под силу ему сразу двух теток уволочь! И то, что первой Лену потащил — логично. Ведь ясно же, что она не по погоде одета и замерзнуть может в любой момент. А на Валерии — полушубок, унты, может и потерпеть малость, даже со сломанной ногой. Тем более что у Валерии, строго говоря, все-таки не перелом был, а растяжение.