Московский бенефис

ВИЗИТ ПРОДОЛЖАЕТСЯ

Впрочем, покамест я видел только один. То, что старый Будулай вполне мог перепутать выпуклый минус с вогнутым, мне казалось очень даже допустимым. Все-таки у него в тетрадке были только адреса, а кто какой перстень куда повез, он мог забыть.

В общем, разевать роток пока не следовало, да и пялиться на перстень — тоже. Гражданин Белогорский, он же Вайсберг, мог оказаться очень догадливым, особенно если уже кое-что понимал в перстеньках. Надо было продолжать гнуть свою линию…

— Вадим Николаевич, — сказал я с превеликой грустью, — поскольку все мои профессиональные надежды вы разрушили, то остается уповать на то, что вы не откажете мне в помощи…

— Я подаю милостыню только по выходным, — ласково улыбнулся Белогорский. В другое время и в другом месте он, конечно, уже схлопотал бы за это по морде. Но в это время и в этом месте так поступать было неразумно.

— Ты не так его понял, Вадим! — вмешался коллега Салливэн, которому явно не нравилось поведение мистера Белогорского. — У него серьезная проблема, и она должна тебя заинтересовать.

— Хорошо. Что за проблема?

— В этого парня перешла память одного из ребят, который вытащил меня из джунглей.

— По каналам КГБ? — усмехнулся Вадим.

— Не смейся. Я тоже подумал о КГБ, но это что-то другое. В нем сидит один из солдат моей роты, который рассказал мне все о том, что мы пережили 20 с лишним лет назад. Понимаешь, невозможно все это выспросить, чтобы пересказать. Надо было там быть…

— …Или привезти сюда твоего однополчанина, — съехидничал Вадим.

— Нет, — покачал головой Салливэн, — я понимаю, что можно вынуть из мозга многое, но не до такой степени. К тому же разве сейчас есть КГБ? Это же призрак, тень былого величия…

— Хорошо, — сказал Вадим.

Тут он впервые поглядел не сквозь меня, а на меня. Мне стало очень и очень неприятно. Так смотрят на существо до жути мелкое и ничтожное, легко уничтожимое, но любопытное. Впрочем, увидев у меня в лице нечто похожее на пролетарскую ненависть, этот гад почуял что-то для себя опасное. Не думаю, что он сразу же рассек, зачем я сюда приперся, но неожиданно и тон его, и обращение резко изменились.

— Знаете, ребята, — широко улыбнулся наследник врачей-чекистов, — не обращайте вы на меня внимания. Я же любитель выпендриваться. Вы плавки привезли? Можно, конечно, и без, но тогда сюда сбежится толпа баб из дачи напротив. Им всем под полтинник, и они не ощущают ничего, кроме того, что уже состарились. Будет кипеж и вой по поводу нравственности. Все мое ворчание — от перегрева.

— Мы только что с пресс-конференции, — объяснил Салливэн, — очередная компартия образовалась…

— Ужас, — всплеснул руками Белогорский, — спать ночами не буду… Что ты, Селиван, по таким тусовкам ползаешь? Все, коммунизм кончился. Проданный товар обратно не принимается. Вон МММ прижимают, об этом надо писать…

— Все это не так интересно. Это для вас финансовые скандалы — новость. У нас они интересуют только специалистов. А коммунизм — это любопытно. Тем более что в прошлом году дело дошло до стрельбы. Там, где стреляют — интересно.

«И больше платят, — добавил я мысленно за Салливэна, — ждет небось, сукин сын, что мы тут вторую гражданскую начнем. Во интересно-то будет!»

Я вспомнил, как помрачнел Чудо-юдо, когда вырубилось телевидение, и как начал один за другим набирать телефонные номера. Мишка тогда был в каком-то Париже, а мне с Лосенком он приказал быть в готовности номер один. Однако к полуночи он вдруг позвонил и сказал почти спокойно: «Все это не серьезно. Ложитесь спать и не волнуйтесь». А с утра я, попивая кофе и радуясь дополнительному выходному, смотрел по TV-6, как танки стреляют по «Белому дому», как он медленно разгорается и начинает полыхать. Но за кого был Чудо-юдо в этой заварухе — я и поныне не могу догадаться. Может быть, за всех сразу.

— Ну, так вы не хотите искупаться, джентльмены? — произнес Вадим. Я бы хотел, но у меня была шибко покусана рука, и мочить ее лишний раз я был не в настроении. Кроме того, лишние царапины — лишние вопросы.

Мы с Утенком, который заявил мне приватно, что не знает степени очистки здешней воды и потому в нее не полезет, остались на месте, а экстрасенс плюхнулся в бассейн. Пока он бултыхался, Салливэн сообщил мне по секрету, что поймал в этом бассейне, как он выразился, «паховых насекомых» и с тех пор очень осторожно относится ко всем русским бассейнам. Я скромно предположил, что мистер Белогорский, очевидно, не разборчив в знакомствах. Тогда Утенок заметил, что скорее всего это площицы не разбираются в людях.

— Вы все такой же, сэр, — совершенно неожиданно сказал я, точнее, проснувшийся во мне Браун. Сказал по-английски, тем самым голосом, который был у парня по кличке Капрал.

— Какой «такой же»? — удивился Салливэн.

— Я вспомнил, как в тот день, когда нас после акклиматизации привезли к вам в роту, вы выстроили новичков и объявили, что хотите проверить, насколько мы подготовлены к войне в джунглях. Все немного сникли, потому что подумали, будто вы сейчас заставите нас ползать по грязи или бегать кросс, как в Форт-Брегге. А вы порадовались тому, что нас напугали, и сказали: «Предположим, что после месяца действий в джунглях вам дали увольнение в Сайгон. Вы приходите в публичный дом и попадаете в комнату, где лежит прекрасная голая вьетнамка. Скажите, что вы сделаете в первую очередь?» Ну, конечно, все заулыбались и стали придумывать, что они стали бы вытворять с этой шлюхой. И только один парень сказал: «Я сначала проверю, есть ли у меня презерватив». Это был приват Браун, сэр.

— Да, помню, — кивнул Салливэн. — Я почти всем, кто прибывал в роту, устраивал этот розыгрыш. Но одному из них по моей просьбе кто-нибудь из бывалых подсказывал якобы верный ответ…

— Вот мне его и подсказали. А вы тогда, когда услышали, что я сказал, сделали страшное лицо и проорали: «Почти правильно! Презерватив — необходимая вещь, но сначала надо убедиться, что у вас есть на что его надеть! После месяца пребывания в джунглях люди забывают о наличии пениса!» После этого появился сержант-майор Гриве по кличке Джек Потрошитель и заставил нас проползти двести ярдов на брюхе, пробежать три круга вокруг базы и сделать сорок отжиманий.

— Да… Вьетнам… Конечно, я себя уже чувствовал ветераном, а вы все казались мне сопляками. Обязательно кто-нибудь накладывал в штаны при первом обстреле из минометов! И очень жалко было, когда кого-то забивали в ящик.

Мистер экстрасенс прервал наш ветеранский диалог, выбравшись из бассейна:

— Раз мистер Салливэн настаивает, я не могу отказать. Сейчас я оботрусь и провожу вас в кабинет…

Хозяин с преувеличенно важным видом запахнулся в халат, вдел ноги в шлепанцы и пригласил нас в дом.

Внутри, конечно, было много чего, и сторожить все это следовало, потому что гражданину экстрасенсу внутренняя начинка дома обошлась раза в два, а то и в четыре дороже самой хибары. Видны были усердие и старание в собирании того, что со временем может возрасти в цене: картин, статуэток, сервизов, антикварной мебели и прочего. У Чудо-юды такой страсти к дребедени не было. Он старался придать своему дворцу функционально-жилой вид, а украшательством занимался в минимальной степени.

Кабинет, где Белогорский, видимо, принимал особо ценных посетителей, выглядел довольно строгим и должен был создать у посетителя впечатление, что его хозяин на строго научной основе овладел разными мистическими силами.

Во-первых, вдоль стен квадратной, без окон комнаты висели тяжелые шторы из черного бархата. Это впечатляло, хотя и настраивало на какое-то театрализованное действо. Похожие шторы висели в каком-то из «вигвамов» Твин-Пикса, только там они были алые или багровые. Весь фильм я посмотреть не сумел, но шторы мне отчего-то запомнились. С чисто практической точки зрения они мне не нравились потому, что там, за этими ниспадавшими на пол шторами, можно было укрыть двух или даже четырех дядей, которые могут внезапно появиться оттуда и сделать мне больно в самый ответственный момент.