Мародеры

Сережка Корнеев искал и нашел в доме Ермолаева бумаги, которые потом попали к Никите. Стало быть, те, которые отец Егоровны, Егор Демин, спрятал в схоронку вместе со своим «приветом с того света». Ту вторую часть дневника Евстратова, где говорится о кладе. И в письме «с того света» упоминается насчет колечка, которое Демин нашел в то время, когда сооружал завалы в Бузиновском лесу. То есть примерное место, где расположен клад, знал и Демин. Но тот не рисковал его искать по разным соображениям.

Василий Михайлович, судя по «привету с того света», о схоронке не знал. Но мог узнать, случайно наткнувшись на нее у себя в доме. Причем случилось это, должно быть, совсем незадолго до приезда Никиты. Может быть, накануне днем или даже вечером. Возможно, старик нашел ее тогда, когда готовился к встрече с московским гостем — перебирал отцовские бумаги. Наверно, если б он сразу сообщил об этом Корнееву, то тот нашел бы способ выманить их у него.

Однако Хрестный о бумагах узнал не сразу.

А от кого он вообще мог о них узнать? Да от Егоровны!

Ведь ежели Ермолаев, обнаружив тайник, при этом первым нашел письмо Демина, то наверняка мог показать его соседке. Как-никак послание дочери от покойного отца. Впрочем, скорее всего он его не показал, а просто рассказал о нем, к тому же не объяснив, где находится схоронка. Может быть, потому, что хотел сперва дождаться Никиту. А бабка могла сболтнуть тому же Сережке. Но тот, вероятнее всего, решил сначала проконсультироваться с папашей.

После этого, решив, что Никита может забрать у старика бумаги, они решили похитить Ермолаева. Может быть, рассчитывали на то, что Никита, увидав дверь на замке, погуляет по городу, да и уедет восвояси. О том, что он может устроиться у Егоровны, как-то не подумали. Ясно, что они и бабку не предупреждали насчет своих планов.

Почему они не решились сразу пошуровать у Ермолаевa связав, оглушив или вовсе пристукнув старика? А потому что улица слишком тихая и любой лишний шум среди ночи мог привести к тому, что какой-нибудь старик Поха-быч мог проснуться и дать потом совсем не нужные свидетельские показания. Нет, Корнеев решил действовать тихо. Прислал под утро Сережку на «уазке», который мог сказать деду, что, мол, отца машина сбила или инфаркт хватил — помирает, жаждет проститься с любимым учителем. Что, откажется дед поехать? Нет. Тем более — почти родной человек. А повезли его скорее всего сюда. Здесь его и спрятать можно надежно, и допросить без сантиментов… А чтоб его и вовсе не искали, решили переодеть в его одежду какого-нибудь малоценного типа из тех, что здесь ишачат на Хрестного, и имитировать ДТП. Небось, чтоб не подставлять Сережку, заявили утром об угоне «уазки». Возможно, что Хрестный и приезжал тогда к Егоровне, когда Никите велели «погулять», именно с той целью, чтоб рассказать бабке о трагической кончине ее соседа. ан опоздал! Никита с Егоровной уже побывали у капитана Кузьмина, и тот зафиксировал бабкины показания: верхняя одежда Ермолаева, а белье не его, да еще и шрама нет там, где был. Потому что не мог предусмотреть, что местные телевизионщики успеют запустить в эфир сообщение о ДТП на Московском шоссе, что бабка старика Похабыча увидит этот сюжет, и то, что Похабыч побежит уведомлять Егоровну. Пришлось Хрестному на ходу перестраиваться. И тут ему помог сам Никита, который, успокаивая Егоровну, придумал историю с нападением бомжей на Василия Михайловича. Егоровна небось тут же ее пересказала Корнееву, а тот, мигом подхватив эту лажу, тут же ее развил и выдал за реальную историю.

А к ночи появился Сережка Корнеев. Ясно, что Василий Михайлович, даже если его не били и не мучили, а просто посидев в холодной и сырой землянке, не смог бы долго запираться, даже понимая, что его убьют тут же после того как расскажет про схоронку. Так или иначе, но Сережка приехал вечером, уже зная о том, где лежат документы. И приехал с подстраховкой, с качками, то есть рассчитывая быстренько забраться в дом, открыть тайник, расположение которого ему было уже хорошо известно, и за пятнадцать минут закончить всю операцию.

Но тут он допустил две ошибки. Если б он не сразу полез в дом Ермолаева, а сперва постучался бы к Егоровне, сказав, что, мол, меня Василий Михайлович за вещичками прислал, то Никита наверняка ни во что вмешиваться не стал бы. Вторая известна — не надо было на Никиту с ножом прыгать. Надо было ту же версию о вещичках для дедушки рассказать Никите из слухового окна. Наверняка мог бы завернуть бумаги в какие-нибудь рубашки или брюки. Никита бы запросто поверил и выпустил его на волю. А так и сам убился, и бумаги попали не к Хрестному, а к Никите.

В общем и целом, однако, это аналитическое расследование Никиту не успокоило. Наоборот, оно лишило его всякой надежды на помилование. Если Булочке он ничего плохого не сделал, и она может сколько угодно играть с ним, как кошка с мышью, перед тем как слопать, то Хрестному кто-то должен ответить за смерть сына и за агента в стане Балясина, то есть за Юрика. Да и знает Никита о кладе и всех наворотах вокруг него слишком много. Таких свидетелей не оставляют. А тем более — личная месть… Как там было в «Русской правде» написано, которую они на первом курсе проходили? «Аще убиеть муж мужа, то мстити брату брата, или отцу сына или сыну за отца…» Подзабыл, однако… В общем, это уже не важно.

Не станет Хрестный слушать Никитиных оправданий насчет того, что Сережка сам упал и на нож накололся. У него сын погиб — значит, и у кого-то, то есть у Никитиных родителей, должно быть такое же горе. Да и потом, раз им пришлось с Булкой договариваться, значит, Никита у него какой-то процент клада отобрал.

Может быть, даже половину или больше. А это уже деньги — за них в нынешнем обществе убивают однозначно.

Может быть, бросить все да и побежать куда глаза глядят в лес? Как на минах подрываются, Никита уже видел и знал, что иногда это быстро и небольно.

Но иногда сразу не убивает, обрывает руки-ноги… Нет, уж лучше пусть пристрелят. Хотя надеяться на этот гуманный способ казни тоже не стоит… И Никита продолжал шагать следом за Ежиком, держась за черенки от лопат. Может, еще несколько часов дадут подышать этим прелым осенним воздухом… Эх!

Гера напомнил о себе:

— Внимание! Сворачиваем влево, на боковую тропинку. Двигаться след в след, впереди идущих не обгонять, не толкаться и не шутить. Лес может зубы показать!

ПЕТРОВИЧ ДЕРЖИТ СЛОВО

Фургон, в кузове которого ехал Хрестный, выехал с просеки на Московское шоссе. Впереди него шел «Чероки», а сзади тянулся «Ниссан-Патрол» с охраной Хрестного.

— Не нравится мне это сопровождение… — проворчал Петрович, сидевший рядом с водителем.

— А что так? — спросил тот, поглядев в зеркало заднего вида. — Они за хозяином идут. Если б у нас Светку вот так прибрали, ты б тоже стеклил, куда повезут. Кстати, Петрович, скажи мне, как старому товарищу, ты вообще-то Светку трахаешь или как?

— Какая разница… — отмахнулся Петрович. — Я старый для нее. Она мне в дочки годится.

— Да уж, — вздохнул водитель, — не приведи Господь кому-то такую дочку иметь! У нее родня есть?

— Отец и мать. Она ведь пищевой институт закончила между прочим. Замужем, по достоверным сведениям, не была. Детей тоже нет. Вообще-то, если б мы в нормальной стране жили, она бы и на одном легальном хорошо жила. Но страна-то дурацкая. Будешь все по-честному делать либо прибьют, либо в трубу вылетишь.

Пришлось все это раскручивать. И с казино, и с этими фильмами. Да и до хрена теперь еще чего есть. Даже я не все знаю. Но бабки ей прут обалденные, поэтому она уже может и остальных мять, и Хрестного через хрен перекидывать…

— А «Ниссан» не отстает… Скомандуй Жоре, чтоб втиснулся между нами и оттер его.

Петрович вытащил рацию «Нокия» и позвал:

— Жорик, сбавь и выйди на вторую позицию. Как понял? Прием.

— Понял, — ответили с «Чероки».

Джип сбавил ход, и фургон его обогнал. «Ниссан» не стал рваться следом за фургоном, но и отставать не стал, прицепился за хвостом «Чероки».