Мародеры

Часишки, перстни, цепки, баксы искали… Кое-кому это башки стоило. Главным образом потому, что чечики таких, если попадались мочили без долгих разбирательств и не самым нежным образом. Некоторые влетали на растяжки, когда шуровали в домах. Иногда свои своих под шумок чикали — и хрен чего докажешь.

Начальство, конечно, изредка орало, напоминало насчет статьи, но чаще всего ему все это было по фигу. Потому что спрашивать с солдата порядок и дисциплину можно только тогда, когда ты его нормально кормишь, обуваешь, одеваешь и иным образом снабжаешь. Или, по крайней мере, ведешь в бой за какую-то Великую Идею — хотя кто такую видел? Но поскольку сами офицеры не больно понимали, за что и почему тут дерутся, то даже придумать что-нибудь толком не могли.

От соблазна снять превосходную кожаную куртку с трупа Никита отказался.

Зато под курткой у Юрика оказались красивая желтая кобура с каким-то мощным автоматическим пистолетом незнакомой Никите конструкции, футляр с сотовым телефоном и туго набитый набрюшный кошелек…

— Ой, да поторапливайся ты, дурак! Не дай Бог менты приедут! — взвыла Люська.

«Волга» завелась неплохо, и Ветров задним ходом подогнал машину к дереву, у которого сидела девица, помог ей, поджимавшей поврежденную ногу, забраться в салон. Вдруг Люська вспомнила:

— Ой-й, блин! Если это найдут — мне хана.

— Что там еще? — раздраженно спросил Никита.

— У него одна моя бумажка лежит… — пробубнила Люська. — В карманах где-то…

— Ладно… — про себя Никита выругался и вновь пошел к трупу.

В боковом кармане куртки, где он нашел ключи от машины, никаких бумажек не было. В другом тоже было пусто. В карманах брюк нашлась только упаковка презервативов.

— Да говорю тебе, тащи все! — нетерпеливо крикнула Люся.

«Хрен с тобой, — разозленно подумал Никита, — все так все!» Отстегнул с покойника кобуру, футляр с сотовым, кошелек с поясом, выдернул из карманов футляр с темными очками, бумажник с записной книжкой, паспортом и водительскими правами — словом, все, что было на трупе, — и бросил на заднее сиденье.

— Больше ничего не было? — спросила эта дура, и Никита понял, почему Юрик так грубо с ней обошелся.

— Ничего! — прорычал он почти сердито.

— Слушай, отволоки его в кусты, а? — умоляюще попросила Люся. — Чтоб не сразу нашли…

— Ну, блин! — разъяренно прошипел Никита, который почуял, что эта стерва уже садится ему на шею. Но идея ее посетила верная. Ветров еще раз подошел к Юрику, ухватил его за холодные лодыжки и отволок от дороги метров на десять.

— Нашла что-нибудь? — спросил он, забираясь в машину.

— Нашла, — кивнула она, заметно повеселев. — Трогай! Извозчика нашла! Но ехать действительно было необходимо. И желательно побыстрей. Никита надавил на газ и покатил по дороге. Минуты через две-три оказались у выезда на шоссе.

— Налево, — сказала Люська.

Никита вывернул с просеки. Дорога была свободна и выглядела вполне прилично. Ветров прибавил сперва до восьмидесяти, потом до девяноста.

— Нормально, — похвалила пассажирка, — гаишников тут не будет, не волнуйся.

Уж если Никита чего и опасался, то не задержания за превышение скорости.

И, уж конечно, он не боялся, что у него отберут права, потому что собственных прав у него не было. Доверенности Юрик — а «Волга», видимо, принадлежала ему — Никите тоже не оставил. Стало быть, автомобиль можно считать минимум краденым.

А максимум — что более правильно! — захваченным в результате разбойного нападения. Так же, как все прочее имущество, взятое у Юрика. Да еще в сговоре с этой заразой Люськой — отягчающее обстоятельство. Что еще? Незаконное приобретение, хранение и ношение огнестрельного оружия, наконец, как минимум — причинение смерти по неосторожности, ежели Люська подтвердит, что Никита случайно стрельнул. Только кто ей поверит? Тем более что она уже, считай, Никитина подельница… А потому навесят Никите 105-ю статью из нового Уголовного кодекса — убийство. Ту самую, где предусмотрена смертная казнь и пожизненное заключение по максимуму. Вот влип так влип!

Господи, как же все это накрутилось?! Уму непостижимо! Три, ну может быть, четыре часа назад, Никита был человеком, который запятнал себя лишь ничтожным похищением из архива не числящегося на учете дневника Ев-стратова, за что в принципе никто не привлек бы его к уголовной ответственности. А теперь он — чистой воды преступник, скрывающийся от правосудия. И все — по причине собственной дурости и недальновидности. Ну кто его просил не просто вызывать милицию, а еще и сторожить того неудачника, который пролез в дом Ермолаева?

Никто! Кто просил удирать оттуда, хотя тогда он ровным счетом ничего плохого не сделал? От досады на самого себя Никита еще прибавил скорость.

— Сбавляй! — потребовала Люська. — Нам скоро сворачивать.

Никита умерил пыл: и правда, сейчас еще только сбить кого-нибудь не хватало или самим разбиться… Очень кстати на встречной полосе появился тяжелый грузовик, поцеловаться с которым было бы совсем неприятно. Разминулись удачно, но после этого Никита больше семидесяти не выжимал.

— Вот тут, где указатель на Лысаково, — сказала Люся, показывая пальцем через Никитине плечо.

Лысаково так Лысаково. Никита повернул направо, на небольшую асфальтированную дорожку. Только тут он позволил себе спросить:

— А куда мы едем вообще-то?

— На дачу, — ответила Люська. — Не бойся, там никого нет.

Именно после этого, хотя и с некоторым опозданием, Никите подумалось, что вообще-то он зря об этом раньше не спросил. То, что сейчас говорит эта курица, может быть враньем от и до. Какой же дурак согласится ехать, если ему сказать, что там, на этой даче, прибытия Люськи ждут три-четыре молодчика, которые смогли бы не только из Никиты, а и из Юрика отбивную котлету сделать? Ведь она ныне покойному мордовороту это на полном серьезе обещала. Впрочем, если представить себе, что она блефовала и ее целостность вовсе не так высоко ценится, то это еще хуже. В первом случае, по крайней мерс, ее слово решающее: захочет, чтоб была котлета — сделают, захочет помиловать — помилуют. А вот во втором, если Люся просто корчит из себя крутую особу, а на самом деле обычная подстилка, которую никто ни в грош не ставит, решать будет не она. А солидные и очень серьезные граждане, которым Никита, возможно, совершенно не нужен. И чтоб он не создавал проблем, его там, как-нибудь тихо и гуманно (надо надеяться!) ликвидируют. Странно, но хотя такой вариант был вовсе не исключен, Никита особенно не взволновался. На него напал исключительный фатализм или, выражаясь по-современному, дофенизм-пофигизм. Иными словами, после того, как до него дошло, сколько неприятностей он взвалил себе на шею за этот вечер, жизнь стала казаться какой-то ошибкой природы. И потерять ее отчего-то было не жалко. Почти как в Чечне, когда иногда хотелось, чтоб убили поскорее…

— Долго еще ехать? — спросил Никита, отъехав уже прилично от злополучного места. Дорога тянулась через какое-то поле, вспаханное под зябь. Справа, примерно в километре, виднелся лес, а впереди маячили тусклые огоньки населенного пункта.

— Нет, не очень, — ответила Люся, — сейчас Лысаково проедем, после еще чуть-чуть полем, а потом еще пару километров лесом.

Лысаково оказалось центральной усадьбой бывшего колхоза или совхоза, где наряду с сельскими домишками стояло три или четыре пятиэтажки городского образца — память о попытках стереть грань между городом и деревней. Улицы были пустынны, и Никита проехал через село, почти не сбавляя скорости.

Потом снова началось поле, дорога пошла под уклон.

— Сейчас мостик будет, осторожнее…

Мостик миновали успешно, справа мелькнуло еще несколько избушек и каких-то длинных строений сельскохозяйственного назначения — судя по запаху, свинарников. После этого дорога стала загибать влево и подниматься в гору, а впереди в свете фар уже маячил лес. Когда доехали до леса, дорога выровнялась и где-то впереди опять замаячили огоньки.