Ломовой кайф

Таран лично этого термоса не видел, сходства оценить не мог, и вообще ему это все было бы по фигу, если б он не вспомнил один бородатый анекдот, гулявший по Руси еще задолго до его рождения.

«Ты куда, Володя?» — спрашивает Крупская. «На йебалку, Надюша!»-«А удочки зачем?»-«Для конспийации!»

Удочки и конспирация Тарану были не нужны, а вот слово «рыбалка» в ленинском произношении так и вертелось у него на языке.

РЫБАЛКА ПО-ЛЕНИНСКИ

Ничего такого, тревожащего светлую память вождя. Юрка произносить не стал, а может, просто не успел, потому что и Полина, и Надюша, толком не обтеревшись, выскользнули из-под полотенца и с визгом, шлепая босыми пятками по полу и болтая сиськами из стороны в сторону, побежали в сторону раздвинутого и застеленного чистым бельем супружеского дивана-кровати семейства Таранов. Юрка вошел туда медленно, с чувством собственного достоинства, поскольку знал, что без него концерт не состоится. Хотя, честно говоря, толком не знал, как это у него выйдет. Конечно, опыт банного «па-де-труа» доказывал, что Юрке в принципе такое под силу. Но ведь известно, что далеко не каждый спортсмен, добившись однажды рекордного результата, способен его не то что превзойти, а хотя бы повторить. Пока, конечно, инструмент выглядел надежно и держался уверенно, но, как он поведет себя в условиях экстремальных нагрузок, никто не мог предсказать.

Между тем Надька и Полина вальяжно раскинулись на простынке и о чем-то перешептывались, время от время заговорщицки подхихикивая. Будь Таран совершенно свежим человеком, ни черта не знающим об истории взаимоотношений Надьки и Полины, то хрен бы он поверил, что они только вчера впервые увиделись на рынке, а познакомились всего полтора часа назад. Напротив, такой сторонний наблюдатель был бы убежден на сто процентов, что это две давние, может быть, еще с детсадовских времен, закадычные подружки, причем не сомневался бы, что они лесбиянки или бисексуалки, которым мужик нужен лишь для того, чтобы разнообразить их взаимную страсть.

Но Таран-то хорошо знал, что это все не так. Насчет точной даты знакомства и обстоятельств этого дела он еще мог посомневаться, например, подумать, что они познакомились не сегодня, а еще вчера и, быть может, столь же приятно провели вчерашний вечер в обществе Зыни. Но в любом случае Юрка мог дать голову на отсечение, что, даже отдыхая на территории бывшего Васильевского сельсовета, где жили их бабушки, они вряд ли могли крепко подружиться. Не мог он в это поверить. Не говоря уже о том, чтоб заподозрить Надьку в любовной связи с этой распутной столичной жительницей. Подруг у Надьки, конечно, был полон двор, но дальше обычного совместного перемывания костей и прочего бабского трепа на околовсяческие темы у нее явно ничего не заходило и не могло зайти.

В комнате было темно, потому что Надька затянула окно шторами. Однако при появлении Тарана она включила висевший над постелью ночничок, и спальня озарилась этаким красновато-розовым светом — «бардачным», как сказала бы Милка, которая, правда, тут ни разу не бывала.

Только после этого Юрка разглядел, что Полинина сумка, которую он вроде бы относил совсем в другое место, оказалась именно здесь, рядом с кроватью. Очевидно, кто-то из баб перетащил ее сюда, пока Таран находился на кухне.

Включив ночник, Надька соскочила с лежбища и встала коленками на коврик. При этом она склонила голову, состроила уморительно наивную гримаску на мордочке, скрестила обе ладошки на мохнатеньком месте, захлопала глазками, как маленькая девочка лет пяти, и просюсюкала голоском поросенка Пятачка (из советского мультика, где его Ия Саввина озвучивала):

— Милый Юрик! Я очень плохая и глупая девочка, потому что я провинилась. Наверное, меня надо отшлепать или даже выпороть, только не сейчас, а немножко попозже…

Пока Надька кривлялась, Полина, закинув руки за голову и прикрыв глаза веками, возлежала, откинувшись на подушки и вытянув ноги в струнку. Этакая «Обнаженная маха», которую Таран когда-то видел в альбоме у Даши. Юрка даже помнил, что эту картину художник Гойя написал, только имя-отчество забыл.

— А сейчас, — еще раз похлопав глазками, пропищала Надька, — в наказание я должна посмотреть, как ты будешь вставлять Полинке… Вот!

И, опять же пародируя малышку, которой была лет пятнадцать назад, сунула палец в уголок рта. Потом она повертела попкой, вскочила на ноги и залезла на кровать. Р-раз! — и, перекинув ногу через Полину, встала на колени у нее над грудью.

Таран тоже забрался на постель, Полина тут же раскинула ноги, а затем забросила их Юрке за спину. Свет ночника, висевшего на стене сбоку от кровати, хоть и был не шибко яркий, но все же достаточно хорошо осветил широко распахнувшуюся влажную щелку с дырочкой. Над ней глянцевито поблескивала набухшая шишка, похожая на большущую сливу. Таран уже собирался запихнуть ее по назначению, но тут Надька опустилась на локти, ухватила пальчиками прибор, высунула язычок и стала эту «сливу» облизывать, жадно посапывая и бормоча все тем же сюсюкающим голоском какие-то глупости:

— Веди себя хорошо, не балуйся! Если Полина пожалуется, я тебя укушу, вот так — ам! — Укусить, она, конечно, не укусила, но прикосновение зубов Юрка ощутил. — А теперь иди с богом…

С этими словами Надька мягко впихнула в Полину Юркину принадлежность, а потом, уперевшись Юрке головой в живот, просунула язык к месту «стыковки» и несколько секунд самозабвенно лизала то Полинины складочки, то Юркин корешок.

И тут Юрка увидел, как Полина вытащила из-под подушки некий странный продолговатый предмет черного цвета. С одной стороны у этого предмета было что-то вроде головки, не уступающей размером той, что уже находилась внутри Полины, а с другой — просто шарик типа рукоятки. Рукоятка и шарик были соединены некой мелкогофрированной довольно толстой трубкой. Юрка вспомнил, что похожие фигулины он видел пару лет назад в апартаментах Милки, когда она еще не была «мамонтихой», а подвизалась в амплуа садистки на подмостках порнотеатра Дяди Вовы. В общем, пока Надька, страстно посапывая, орудовала языком, Полина хладнокровно вставила ей головку искусственной хреновины, а потом, надавив ладошкой на шарик-рукоятку, задвинула поглубже.

— Ой, что это? — удивленно спросила Надька, приподнимаясь и заглядывая себе между ног.

— Вибратор, деточка! — пояснила Полина, просунула руку между Надькиных ляжек, и, дотянувшись до шарика-рукоятки, не то нажала на кнопочку, не то тумблерчик включила — короче, что-то тихонько щелкнуло и послышалось не то гудение, не то жужжание, негромкое, но ощутимое. Стало ясно, что эта фигулина работает от батареек, которые питают электромоторчик, приводящий систему в действие.

— Мамочки! — восторженно пискнула Надька. — Он меня ебет! И вперед-назад, и головкой крутит… Даже тепленький, как живой!

— Там можно еще и скорости прибавить, — заметила Полина. — Ложись с нами рядышком и наслаждайся…

Надька, крепко сжав ножки, улеглась рядом с Полиной, дав Юрке возможность улечься на эту московскую красавицу, с которой его связывало немало всяких приключений. Но сегодня было нечто новое, по-особому волнующее и сводящее с ума. Дело было даже не в том, что рядом сладко постанывала зачарованная Надька, переживавшая любовный экстаз с механизмом, предназначенным, строго говоря, для ублажения одиноких дам постбальзаковского возраста.

— А-а-ах…. А-а-ах… А-а-ах… — вообще-то эти стоны могли крепко возбудить, если бы Таран и без того не был возбужден до чертиков.

Нет, тут было что-то другое. И это другое было выше Юркиного понимания, по крайней мере, в его нынешнем состоянии. Едва Юрка всем телом припал к этой жаркой при потевшей коже, почуял, как его жадно стискивают и гладят эти липкие ляжки, впился губами в сладковатый рот с привкусом мятной жвачки, как его обуяла совершенно дикая и необузданная страсть. Наверное, будь это на полчаса пораньше, Юрка догадался бы, что Полина управляет им почти так же, как тем приборчиком, от которого балдеет Надежда. Но к этому моменту Таран был уже почти биороботом, всецело находящимся во власти своей повелительницы.