Страница 107 из 131
— На аэродром можно? — спросил я не то у Ленки, не то у отца.
— Нет, — сказал Чудо-юдо непреклонно. — Нечего тебе там делать. Проводишь до машины.
Как скажешь, начальник! Ленка наскоро промокнула слезки, сделала улыбку на публику. Чудо-юдо весело объявил, что его очаровательная невестка нас, к сожалению, покидает, все наперебой пожелали Хрюшке счастливого пути, и мы отправились в подземный гараж, где Премудрую Хавронью усадили в «Кадиллак». Четыре бойца из охраны Эухении и пара секьюрити из «Rodriguez AnSo inc.» уселись туда же. Пару раз чмокнуть Хрюшку в душистые щечки мне удалось, и она, конечно, следуя обычаю, ответила тем же. Но уж больно формально и заученно все это получилось. Товарищ Станиславский в таких случаях говорил: «Не верю!»
«Кадиллак» элегантно вывернул свое могучее тело на выезд из гаража, эскортная машинка пошла сзади. Все! Попрощались.
— Ну-с, юноша, — сказал Чудо-юдо, когда мы поднимались из гаража, — а теперь нам надо кое о чем побеседовать…
— О чем? — проворчал я, пребывая на удивление в расстроенных чувствах.
— О жизни, естественно, — ухмыльнулся отец, — и чуть-чуть о смерти. В рамках необходимого, конечно. Ладно, там узнаешь…
БЕЗ ТОЧЕК И КАВЫЧЕК
Разговор состоялся на открытой галерее второго этажа, выходившей во внутренний двор дома Эухении. Чудо-юдо постарался придать своему голосу очень тихое звучание и выбрал такое место, что можно было сразу разглядеть любого, кто смог бы приблизиться к нам на не нужно короткое расстояние.
Мы сидели в плетеных креслах, хлюпали через полиэтиленовые соломинки какой-то коктейль с кусочками ананаса.
— Начну с этого, — сказал отец и достал из пиджака две аккуратные бумажки. Одной из них оказалось аккуратно выправленное в каком-то из московских загсов свидетельство о разводе с гражданкой Бариновой Еленой Ивановной. Меня ничуть не удивило, что нас развели, как говорится, без суда и следствия. Судя по дате, наши брачные узы распилили еще в то время, когда мы с Ленкой летели в самолете на Лондон, убежденные, что нас водой не разольешь.
— Липа? — спросил я.
— До определенной степени, — ухмыльнулся Чудо-юдо, — но очень нужная. По крайней мере она должна подкрепить вот это…
Второй бумажкой оказалось свидетельство о браке, выданное хайдийскому гражданину Анхелю Родригесу и американской гражданке Виктории Мэллори в мэрии Сан-Исидро. Имелась также отметка о церковном венчании в каком-то католическом храме.
Ни дня не дадут холостяком пожить! Без меня меня развели, без меня меня женили…
— Ты Ленке уже сказал об этом? — спросил я.
— Не сказал, но намекнул. Фактически для нее это никакого значения не имеет. Прилетит в Москву, будет жить все там же, с вашими детьми, а когда все здешние дела будут закончены, ты вернешься и заживешь с ней как ни в чем не бывало. Ваше старое советское свидетельство о браке никуда не делось, дети здоровы и счастливы — тьфу-тьфу! — квартирный вопрос у вас давно решен.
— Значит, это фиктивный брак? — спросил я.
— Да. Хотя я знаю, что у вас с Танечкой были интимные делишки, и, если ты с ней вдруг захочешь переспать, возражать не буду. Но главное, эти бумажки дают юридические основания для контроля над фондом О'Брайена. В принципе, конечно, нам можно было бы и без них обойтись, но уж больно много механизмов пришлось бы подмазывать. Мы еще брачный контрактик сляпаем, где все будет честь по чести. Неудобно такие денежки в слабых женских ручках оставлять…
— Когда мы пойдем за компьютером? — спросил я.
— Скоро, — хмыкнул отец, — своевременно или несколько позже. Дорогу уже знаем — через железнодорожный туннель у «Каса бланки де Лос-Панчос».
— Да он же затоплен! — удивился я.
— Вот на этом-то и купился Дэрк. Те, кто этот туннель проектировал, должно быть, были очень хитрыми ребятами. Или товарищ Хорхе дель Браво был очень дальновидным, может быть… Вы с Таней, как я знаю, доехали до воды и повернули обратно, верно?
— Ну да. Чего было дальше соваться? Морская вода, ее не откачаешь…
— Смотри, — Чудо-юдо достал записную книжку, маленькую авторучку и нарисовал какую-то извилистую линию. — Вот это берег лагуны, на котором стоит отель. Вот так идет туннель (отец нарисовал кривую, напоминавшую параболу, которая пересекала линию берега в двух местах). Он уходит под дно лагуны, идет в недрах островного шельфа, а затем по дуге возвращается обратно под сушу. Вот здесь, примерно метрах в семидесяти от того места, где вы с Таней вылезли в подвал трансформаторной будки, свод туннеля взорван. Давно, должно быть, еще при бегстве Лопеса с острова. Естественно, что вода по закону сообщающихся сосудов затопила все до уровня моря. В прилив поднимается выше, в отлив отступает, но тем не менее вся вот эта дуга на протяжении почти километра затоплена водой. Кроме того, эта дуга не горизонтальна, а идет с довольно крутым уклоном вниз (тут Чудо-юдо изобразил нечто вроде отрезка спирали), с перепадом глубины около двадцати метров… Вот предположим, влез ты в туннель со стороны трансформаторной будки, проплыл мимо дыры в своде и поплыл дальше, замечая, что глубина все растет и растет. Что бы ты подумал?
— Что туннель затоплен полностью… — сказал я, уже начиная что-то соображать.
— Вот и Дэрк так же думал. Он даже собирался обзавестись подводным аппаратом, чтобы продолжить исследования на глубине не меньше пятисот метров… Это его сильно притормозило в работе, а закончить ее мы ему «помогли». На самом деле, дойдя примерно досюда, — Чудо-юдо поставил кружок почти на пересечении дуги, изображавшей туннель, с волнистой линией берега,
— туннель начинает подниматься вверх и вот тут, — он поставил еще один кружок — освобождается от воды. Это гораздо дальше от берега, чем трансформаторная будка, и гораздо глубже в горе. Прорубиться туда можно минимум через несколько месяцев, да и то если еще пару месяцев затратить на геологическую разведку. Времени у нас нет. Мой тезка Сорокин и твой дружок Браун могут как-то невзначай найти еще один вход. Был ли он на самом деле — неизвестно. О том, что был, утверждали двое, оба они в этом году погибли.
— Один из них Хименес? — предположил я, и отец утвердительно кивнул.
— А вторым был тот, кого вы с Мишенькой не уберегли месяц назад — фон Адлерберг. Если бы он был жив, то нам сейчас было бы куда проще…
— Адлерберг? — Я припомнил дерзкий выстрел, превративший голову важного немца в разбитую банку с вишневым вареньем. И милую, беззащитную девушку, сидевшую на лавочке в ощипанном дворовом скверике и читавшую Тютчева, рядом с которой лежал скрипичный футляр…
— Да-да, — кивнул отец, — тот самый. Твоя новая женушка рубанула его очень надежно. И рубанула, между прочим, по заданию, пришедшему от Сорокина. Он воспользовался конторой Белогорского, сукин сын, потому что знал, что я и так начну разбираться с этой командой. Белогорский свое получил, а вот Сорокин в стороне остался.
— Ты не думаешь, что они будут ждать нас где-нибудь там, на выходе?
— Думаю. Даже убежден в этом. Если они на что-то надеются, то только на то, что им удастся взять компьютер после того, как вы достанете его из сейфа. Именно поэтому я и отправлю с вами большую команду. Учти, Танечка — не подарок. Она непредсказуема, и то, что нынче вдруг проявляет покладистость, настораживает.
— Сорокин может получать от нее информацию через микросхему?
— Не знаю, — совершенно откровенно вздохнул Чудо-юдо. — С ним надо ухо держать востро. Это крепкий мужик, настоящий коммунист, верующий, можно сказать. Если ему что-то нужно — не сделает только по причине смерти. Ты должен это знать.
Набравшись духу, потому что, как мне лично казалось, с товарищем Бариновым тоже надо было держать ухо востро, я спросил:
— Ты-то сам всерьез это говорил, насчет всеобщего счастья?
— Хм! — кашлянул Чудо-юдо. — Как тебе сказать… В общем, если без точек и кавычек, то я понимаю, что может получиться ерунда. Мировое господство, строго говоря, вещь недостижимая. Но я же говорил тебе, что нам, русским, никогда не ужиться в обыденном мире. Понимаешь, когда я работал в комитете, я ощущал себя бойцом и командиром «великой армии труда». Отец чекистом был, крепким, прямо скажем… Цель была — врезать покрепче этим, на Западе. Потому что они вредили и вредят повсюду. Напропалую и безоглядно. Беспощадно, на убой. Когда я готовил таких ребят, как Сорокин или Таня, то знал: это нужно, они должны быть крепче тех, что на той стороне, умнее, изворотливее, интеллектуальнее, если хочешь…