Страница 1 из 2
Юрий Визбор
Подвиг на Короне
Собственно говоря, знакомство их было шапочным. Альпинист второго разряда Юрий Вареное видел начальника спасательной службы лагеря «Алла-Арча» Алима Романова разве что из строя ежедневной утренней линейки и перед восхождениями, когда начспас придирчиво проверял снаряжение и беседовал с участниками. Вот и все знакомство…
Их судьбы связала Корона, вершина редкой красоты и крутизны, шесть черных башен которой царственно оглядывают просторы Тянь-Шаньских гор с пятикилометровой высоты. Пройти Корону – это значит пройти через очень многое в своей жизни. Через страх. Через тяжелое лазанье по скалам. Через тоскливое желание отступить. На вертикалях Короны, километровыми мрачными плащами ниспадающих к голубым пропастям ледопадов, ковалось высокое спортивное мужество. К ее подножию подходили честолюбивые, высушенные бесконечными тренировками молодые парни. С ее вершин спускались новоявленные чемпионы страны, бородатые, с висящими на щеках клочьями обгорелой кожи… Деревянно выбрасывая вперед негнущиеся ноги, гремя скальными крючьями, нанизанными на брезентовые пояса, они оглядывались на черные стены и удивлялись: неужели они там были?
В лагере было пустовато – почти все участники работали на разных вершинах. Алим целыми днями пропадал у радиста, то распекая в эфире разгильдяев, у которых «упорхнул» вниз рюкзак с примусом, то советуя, то давая прямые приказания. С юга надвигался фен, мрачный ветер тяжелой тянь-шаньской непогоды… Украинцы «сидели» на пике Кирова, москвичи – на Свободной Корее, белорусы – на Короне…
Его подняли ночью: под пятой башней – крупозное воспаление легких. Он был готов через четыре минуты – все заранее было собрано. Он будто предчувствовал несчастье. Небольшая группа в полной еще темноте вышла из лагеря. При свете фонарей поднялись по морене, вышли на ледник… Утром группа была уже на гребне. Здесь начиналось нечто похожее на светопреставление. Черный, острый как нож гребень Короны, ее скальные столбы и замки, башни и стены – все это, казалось, неслось с невероятной скоростью сквозь грязные клочья облаков, сквозь снеговые заряды, хлеставшие по лицу обшарпанной дворницкой метлой. Временами видимости не было вообще никакой. Спасатели шли много часов… И один раз странное случилось – крик послышался из полукилометровой пропасти, но никто из группы не слышал его, кроме Романова. Да и дико было предположить, что оттуда, из сумрачного ада ледовых разрывов, кто-нибудь мог кричать. Все решили сообща: почудилось начспасу, и без того грохот от ветра ужасный…
Когда добрались они до палатки белорусских альпинистов, приткнувшейся на крохотном скальном выступе, то увидели молчаливых, подавленных горем людей. «Где больной?» – «У нас Варенов погиб». – «Какой Варенов?» – «Второразрядник».
…Утром его ударило камнями, перебило страхующую веревку и бросило вниз. Надежд не было никаких, ни одного шанса не было. С гребня – пятьсот метров свободного падения… – Я должен туда сходить, – сказал Романов. Ну что ж, все промолчали. Алим Васильевич был здесь старший и по званию, и по положению, да и по возрасту. Однако все точно знали – без пользы это дело, намучается начспас с напарником… Интересно, кого он только выберет себе. Но Романов решил идти один. Рассудил, что не помощники ему травмированные несчастьем люди, да и с больным здесь дел много – пусть потихонечку ведут вниз, по легчайшему пути спуска…
Альпинисты никогда не спускаются так, как спускался Романов, – ему срастили одиннадцать сорокаметровых концов капрона, и, привязанный к этой чудовищной бухте, он начал спуск… Первую минуту он был еще виден… Потом скрылся за перегибом склона в белой, беспредметной мгле… Сверху ему выдавали постепенно веревку, потом по ее натяжению поняли: уже повис на ней Романов, обледенелые скалы пошли отвесно…
Он и вправду висел на страховочном поясе, раскачиваемый около черных стен, как парашютист. Он понимал, что дело его почти безнадежно – в такую непогоду разыскать на десятках квадратных километров ледника, истерзанных чудовищными разрывами, маленькое тело человека, рассуждая трезво, было невероятно. Однако иначе он поступить не мог. И в Институте физкультуры города Фрунзе, где он преподавал, и в альпинистских лагерях он всегда учил молодых людей взаимопомощи, самоотверженности. Почетный мастер спорта, он бывал во многих переделках в горах, однако чувствовал: сегодня наступил час его отчета перед собственной совестью, перед друзьями…
Я дружу с Алимом Романовым уже двадцать лет – на высоких кавказских вершинах началась наша дружба – и, рассказывая эту историю, считаю себя вправе не сторониться высоких слов.
«Варенов… Варенов» Он старался вспомнить его лицо, но оно терялось в строю участников, стоящих на посыпанной песком лагерной линейке под утренним солнцем…
Когда Романов прошел половину – по его собственным представлениям – склона, случилось так: наверху почему-то перестали выдавать веревку, потом она внезапно ослабла, и Алим полетел вниз… Резкий рывок… Повис… Да, где-то цеплялась веревка узлами… за какой-то выступ… Он знал, что капрон растягивается, но теперь он уже болтался в пространстве, как детский шарик, подвешенный на резинке… Временами стал открываться ледник… И вдруг оттуда Романов услышал слабые слова «На помощь»… Даже не поверилось! Вися на веревке, Алим крикнул: «Кто ты?» Просто в голову другого ничего не пришло. «Варенов я». «Романов к тебе идет», – сказал он о себе в третьем лице.
Между тем Романов уже не шел, а просто висел недалеко от ледника, но веревка больше не двигалась. То ли застряла где, то ли кончилась (как позже выяснилось, кончилась). Ему осталось одно – прыгать. Повиснув на одной руке, другой он отстегнулся и, когда на секунду просветлело, увидел, что до крутого снежного склона, на котором темнел странно лежащий человек, вроде бы недалеко… Отпустил веревку… Ему казалось, что он падает бесконечно долго… его ударило о крутой снежный склон… понесло вниз… Его спасло то же, что спасло Юру Варенова, – крутой снег, который гасил скорость.
…Юра лежал с вывернутыми ногами, уже вмерзший в снег.
– Старайся жить, – сказал Романов, – я тебе помогу. У тебя идеальные травматические условия – полный покой и холод…
Он вырубил Юру из снега, вырыл по-собачьи нору… затащил туда Варенова, сделал ему укол морфия (ампулу во рту грел, все замерзло), вправил обе ноги и засунул их к себе под руки, под пуховую куртку. И держал их там трое суток. Трое суток они сидели без еды и воды (руками Алим топил снег), терпеливо ждали помощи.
У Алима была с собой радиостанция – эбонитовый двухкилограммовый ящичек. Приемопередатчик работал на ультракоротких частотах. На внутренней стороне крышки были нарисованы различные типы антенн. Однако в сложившемся положении Алим смог организовать только одно – выбросил наружу антенный провод, который лег на крутом снегу длинной черно-желтой веревочкой. И настройка была вроде в порядке и питание, но телефонная трубка шипела, как некормленая змея. И все. Больше никаких звуков. Для порядка Алим несколько раз передал в эфир все, что случилось. Но ответа не получил. Алим не знал, что его слышали и в лагере и на Короне, но какая разница – была ли связь, не было… Друзья придут. Этот вопрос даже не обсуждался. Обсуждались только сроки.
…Они пришли сюда через трое суток и еще двое суток несли
Юру Варенова до морены, куда мог сесть вертолет… Они так и ввалились в белоснежные покои фрунзенской больницы – изодранные, в отриконенных ботинках…
Нет, здесь не конец истории. В Минске Юре Варенову сделали сложную операцию – заменили коленные связки, порванные при падении, на искусственные, нейлоновые. Шли месяцы… Сначала его учили стоять… потом ходить… дали инвалидность… Палочка – на всю жизнь. Но Юра сам стал учиться ходить без палочки… потом бегать… потом ходить на лыжах, и – невероятно! – инженер-конструктор Минского автомобильного завода Юрий Варенов снова оказался в списке альпинистов лагеря «Алла-Арча»…